Другой конец зала отгородили канатом для солдатни. Несколько скамей было поставлено для офицеров.
В ставке дали санкцию на публичный процесс, это сочли полезным для поддержания воинского духа в освобожденном городе. Из Верховного штаба прибыли на автомобиле «линкольн-континенталь» назначенный главным судьей полковник Вулворт из отдела личного состава и административных вопросов и прокурор, молодой военный юрист капитан Ричард Браун. Прибыла также в качестве секретаря суда лучшая стенографистка штаба – старший сержант Нелли Кельвин. Труднее было найти защитника для обвиняемого в таком тяжком преступлении: отказ сражаться в боевой обстановке и распространение антипатриотических взглядов. Подсудимый считался обреченным, и никому из юристов не хотелось компрометировать себя защитой явно безнадежного дела. Однако законное судопроизводство даже в военно-полевом суде предусматривало участие в состязательном процессе двух сторон. Затруднение неожиданно устранилось, когда первый лейтенант Томас Конвей вызвался выступить в качестве защитника.
Главный судья полковник Вулворт занял свое место за столом на помосте. Он снял пилотку и подшлемник и разгладил седоватые волосы, аккуратно расчесанные на прямой пробор. Он никогда не носил фуражку, а только пилотку (зимой прибавлял к ней подшлемник) для придания себе моложавого вида. Он так и выглядел – благообразным моложавым офицером, довольно бравым на вид. Конвей отлично знал его и считал, что это еще не самая плохая фигура в качестве главного судьи.
– Что вам сказать о полковнике Вулворте? – говорил Конвей накануне своему подзащитному. – Великий Кулинар, состряпавший это блюдо, положил в него всего понемножку, но поскупился на соль и переложил сахара. Получилось варево, вполне приличное на вид, но совершенно безвкусное. Преснятина!
Два других судьи были молодые военные юристы, обрадованные тем, что наконец им нашлась работа по специальности. Один служил в химических войсках и ставил (очень редко!) дымовые завесы, другой работал карикатуристом во фронтовой газете «Sart and Stripes» . Появление на помосте секретаря суда старшего сержанта Нелли Кельвин вызвало оживление в публике, поскольку китель с трудом сходился на ее пышной фигуре. Полковник Вулворт возгласил:
– Обвиняемый Коллинз, вы признаете себя виновным?
Майкл встал. Он был без пояса. Отсутствие этой, казалось бы, ничтожной подробности военного костюма сразу придало ему какой-то опущенный, не воинский И подозрительный вид.
Он ответил:
– Нет, не признаю.
– Значит, вы отрицаете предъявленные вам обвинения?
– Нет, не отрицаю.
Полковник Вулворт в некотором недоумении потер свои угловатые ладони.
– Вы противоречите сами себе.
– Нисколько. Я признаю самый факт существования обвинения. Но я отрицаю факт существования вины.
Полковник нахмурился. Его предупреждали, что обвиняемый – трудный субъект, из той новой американской молодежи, которая склонна к умничанью и обсмеивает все на свете. На всякий случай он сказал строго:
– Обвиняемый, старайтесь взвешивать свои слова. С каких пор у вас это началось?
– Простите, сэр, что именно?
– Ну, вот эти преступные антивоенные взгляды?
– С тех пор как я убил ангела.
Наступило молчание. Только в дальнем углу зала из публики донесся восхищенный возглас:
– Во дает!
Судья поспешно сказал:
– Садитесь, обвиняемый.
Он вспомнил, что по этому делу назначена врачебная экспертиза для обследования степени вменяемости подсудимого. Он вызвал экспертов. Вошли два военные врача. Один из них доложил:
– В результате обследования психического статуса подсудимого экспертиза пришла к единодушному заключению, что подсудимый совершенно вменяем.
Поднялся Конвей:
– Ваша честь, я заявляю отвод данной медицинской экспертизе как неквалифицированной; один из экспертов – хирург, другой – врач по венерическим болезням. Я прошу суд назначить авторитетную экспертизу, для чего необходимо пригласить специалистов, то есть психиатров и невропатологов.
Прокурор Браун поднял руку:
– Я протестую! Уж не предполагает ли представитель защиты, что мы будем выписывать специалистов из-за океана?
– Придется, если мы не найдем их здесь, – сказал Конвей серьезно. – Ведь не забудьте, что здесь решается вопрос о жизни и смерти моего подзащитного.
Полковник, пошептавшись с двумя другими судьями, объявил:
– Протест прокурора принят. Подсудимый признан вменяемым и, следовательно, полностью отвечающим за свои поступки.
И он добавил:
– Введите свидетеля.
Перед судом предстал молодой Вулворт.
«Конечно, – писал впоследствии Конвей на страницах парижского издания «Геральд трибюн», где он уже по окончании войны рассказал обо всем этом странном и жутком процессе в наделавшей шуму статье «Бедный заблудший ангел», – конечно, я мог потребовать отвода главного судьи полковника Вулворта, поскольку он и свидетель лейтенант Вулворт находились в родственных отношениях, но я понимал, что мой протест будет отклонен, и предпочел оставить это обстоятельство в запасе как повод для обжалования приговора в высшей инстанции. Я не учел только одного: молниеносной быстроты, с какой приводятся в исполнение приговоры военно-полевого суда».
Что касается Майкла, то на лице его при виде этого свидетеля изобразилось огорчение – не за себя, конечно. За него, за лейтенанта Вулворта. К чести главного судьи надо сказать, что на время допроса его племянника он передал председательствование одному из рядом сидящих судей, карикатуристу из газеты «Stars and Stripes», а сам несколько отсел от стола и, благожелательно наклонив голову, наблюдал течение процесса.
Майор-карикатурист, приосанившись, спросил лейтенанта Вулворта:
– Свидетель, вам приходилось встречаться с подсудимым Коллинзом?
– Да, сэр.
Лейтенант отвечал четко, уверенно, нисколько не колеблясь, и весь вид его, гордо поднятая голова, смелый открытый взгляд, который он упирал в судей, в прокурора, даже в Конвея, во всех, только почему-то не в подсудимого рядового Коллинза, – все это сливалось в образ настоящего воина, честняги, на таких, черт побери, держится армия! – не то что этот унылый очкарик, этот долговязый интеллектуал, который сидит между двух конвоиров со спокойным, даже скучающим видом, словно он в парикмахерской дожидается очереди побриться.
Карикатурист продолжал, купаясь в юридическом блаженстве:
– Вам приходилось, свидетель, слышать антипатриотические речи подсудимого?
– К сожалению, сэр.
– Не можете ли вы припомнить, что он говорил, кроме того, что вы приводите в своем заявлении, поданном по начальству?
Полковник Вулворт досадливо хрустнул пальцами. Ах, карикатурист, карикатурист, что же ты наделал! Ты же выдал молодого Вулворта, ты публично расколол доносчика! Даже там, за канатом, пошел гул: так вот кто наклепал на парня… вот этот офицерик… информатор, сука!…
Лейтенант как будто не придал этому значения. Но что-то в нем определенно слиняло. По-прежнему гордый задир головы, но это уже только оболочка, внутри все смято и подленько дрожит. Он не ожидал этого удара в спину, да к тому же еще от своих. Он пробормотал:
– Не припомню… Это было давно.
Сзади, из-за каната, из солдатской массы:
– А ты помочись себе в карман, может, припомнишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
В ставке дали санкцию на публичный процесс, это сочли полезным для поддержания воинского духа в освобожденном городе. Из Верховного штаба прибыли на автомобиле «линкольн-континенталь» назначенный главным судьей полковник Вулворт из отдела личного состава и административных вопросов и прокурор, молодой военный юрист капитан Ричард Браун. Прибыла также в качестве секретаря суда лучшая стенографистка штаба – старший сержант Нелли Кельвин. Труднее было найти защитника для обвиняемого в таком тяжком преступлении: отказ сражаться в боевой обстановке и распространение антипатриотических взглядов. Подсудимый считался обреченным, и никому из юристов не хотелось компрометировать себя защитой явно безнадежного дела. Однако законное судопроизводство даже в военно-полевом суде предусматривало участие в состязательном процессе двух сторон. Затруднение неожиданно устранилось, когда первый лейтенант Томас Конвей вызвался выступить в качестве защитника.
Главный судья полковник Вулворт занял свое место за столом на помосте. Он снял пилотку и подшлемник и разгладил седоватые волосы, аккуратно расчесанные на прямой пробор. Он никогда не носил фуражку, а только пилотку (зимой прибавлял к ней подшлемник) для придания себе моложавого вида. Он так и выглядел – благообразным моложавым офицером, довольно бравым на вид. Конвей отлично знал его и считал, что это еще не самая плохая фигура в качестве главного судьи.
– Что вам сказать о полковнике Вулворте? – говорил Конвей накануне своему подзащитному. – Великий Кулинар, состряпавший это блюдо, положил в него всего понемножку, но поскупился на соль и переложил сахара. Получилось варево, вполне приличное на вид, но совершенно безвкусное. Преснятина!
Два других судьи были молодые военные юристы, обрадованные тем, что наконец им нашлась работа по специальности. Один служил в химических войсках и ставил (очень редко!) дымовые завесы, другой работал карикатуристом во фронтовой газете «Sart and Stripes» . Появление на помосте секретаря суда старшего сержанта Нелли Кельвин вызвало оживление в публике, поскольку китель с трудом сходился на ее пышной фигуре. Полковник Вулворт возгласил:
– Обвиняемый Коллинз, вы признаете себя виновным?
Майкл встал. Он был без пояса. Отсутствие этой, казалось бы, ничтожной подробности военного костюма сразу придало ему какой-то опущенный, не воинский И подозрительный вид.
Он ответил:
– Нет, не признаю.
– Значит, вы отрицаете предъявленные вам обвинения?
– Нет, не отрицаю.
Полковник Вулворт в некотором недоумении потер свои угловатые ладони.
– Вы противоречите сами себе.
– Нисколько. Я признаю самый факт существования обвинения. Но я отрицаю факт существования вины.
Полковник нахмурился. Его предупреждали, что обвиняемый – трудный субъект, из той новой американской молодежи, которая склонна к умничанью и обсмеивает все на свете. На всякий случай он сказал строго:
– Обвиняемый, старайтесь взвешивать свои слова. С каких пор у вас это началось?
– Простите, сэр, что именно?
– Ну, вот эти преступные антивоенные взгляды?
– С тех пор как я убил ангела.
Наступило молчание. Только в дальнем углу зала из публики донесся восхищенный возглас:
– Во дает!
Судья поспешно сказал:
– Садитесь, обвиняемый.
Он вспомнил, что по этому делу назначена врачебная экспертиза для обследования степени вменяемости подсудимого. Он вызвал экспертов. Вошли два военные врача. Один из них доложил:
– В результате обследования психического статуса подсудимого экспертиза пришла к единодушному заключению, что подсудимый совершенно вменяем.
Поднялся Конвей:
– Ваша честь, я заявляю отвод данной медицинской экспертизе как неквалифицированной; один из экспертов – хирург, другой – врач по венерическим болезням. Я прошу суд назначить авторитетную экспертизу, для чего необходимо пригласить специалистов, то есть психиатров и невропатологов.
Прокурор Браун поднял руку:
– Я протестую! Уж не предполагает ли представитель защиты, что мы будем выписывать специалистов из-за океана?
– Придется, если мы не найдем их здесь, – сказал Конвей серьезно. – Ведь не забудьте, что здесь решается вопрос о жизни и смерти моего подзащитного.
Полковник, пошептавшись с двумя другими судьями, объявил:
– Протест прокурора принят. Подсудимый признан вменяемым и, следовательно, полностью отвечающим за свои поступки.
И он добавил:
– Введите свидетеля.
Перед судом предстал молодой Вулворт.
«Конечно, – писал впоследствии Конвей на страницах парижского издания «Геральд трибюн», где он уже по окончании войны рассказал обо всем этом странном и жутком процессе в наделавшей шуму статье «Бедный заблудший ангел», – конечно, я мог потребовать отвода главного судьи полковника Вулворта, поскольку он и свидетель лейтенант Вулворт находились в родственных отношениях, но я понимал, что мой протест будет отклонен, и предпочел оставить это обстоятельство в запасе как повод для обжалования приговора в высшей инстанции. Я не учел только одного: молниеносной быстроты, с какой приводятся в исполнение приговоры военно-полевого суда».
Что касается Майкла, то на лице его при виде этого свидетеля изобразилось огорчение – не за себя, конечно. За него, за лейтенанта Вулворта. К чести главного судьи надо сказать, что на время допроса его племянника он передал председательствование одному из рядом сидящих судей, карикатуристу из газеты «Stars and Stripes», а сам несколько отсел от стола и, благожелательно наклонив голову, наблюдал течение процесса.
Майор-карикатурист, приосанившись, спросил лейтенанта Вулворта:
– Свидетель, вам приходилось встречаться с подсудимым Коллинзом?
– Да, сэр.
Лейтенант отвечал четко, уверенно, нисколько не колеблясь, и весь вид его, гордо поднятая голова, смелый открытый взгляд, который он упирал в судей, в прокурора, даже в Конвея, во всех, только почему-то не в подсудимого рядового Коллинза, – все это сливалось в образ настоящего воина, честняги, на таких, черт побери, держится армия! – не то что этот унылый очкарик, этот долговязый интеллектуал, который сидит между двух конвоиров со спокойным, даже скучающим видом, словно он в парикмахерской дожидается очереди побриться.
Карикатурист продолжал, купаясь в юридическом блаженстве:
– Вам приходилось, свидетель, слышать антипатриотические речи подсудимого?
– К сожалению, сэр.
– Не можете ли вы припомнить, что он говорил, кроме того, что вы приводите в своем заявлении, поданном по начальству?
Полковник Вулворт досадливо хрустнул пальцами. Ах, карикатурист, карикатурист, что же ты наделал! Ты же выдал молодого Вулворта, ты публично расколол доносчика! Даже там, за канатом, пошел гул: так вот кто наклепал на парня… вот этот офицерик… информатор, сука!…
Лейтенант как будто не придал этому значения. Но что-то в нем определенно слиняло. По-прежнему гордый задир головы, но это уже только оболочка, внутри все смято и подленько дрожит. Он не ожидал этого удара в спину, да к тому же еще от своих. Он пробормотал:
– Не припомню… Это было давно.
Сзади, из-за каната, из солдатской массы:
– А ты помочись себе в карман, может, припомнишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61