Они устраивали маленькие войны с частной полицией компании, с полицией штата, с Национальной гвардией.
— Я никогда в глаза не видал ни одного Розуотера, — сказал он. — Но Розуотер всегда брал верх. Я ходил по Розуотеру. Я копал норы в Розуотере для Розуотера. Я жил в домах Розуотера. Я ел харчи Розуотера. Я выходил на борьбу с Розуотером, кто бы он там ни был, и Розуотер всегда меня разбивал в пух и прах, живого места не оставлял. Спросите здесь любого, и он вам скажет: для них весь мир — это Розуотер.
Водитель грузовика знал, что Траут едет а Мидлэнд-Сити. Он не знал, что Траут — писатель и едет на фестиваль искусств. Траут считал, что честному рабочему человеку нет дела до искусств.
— С чего бы это человеку в здравом уме и твердой памяти ехать в Мидлэнд-Сити? — поинтересовался водитель грузовика. Они уже ехали дальше.
— У меня сестра заболела, — сказал Траут.
— Мидлэнд-Сити — самая вонючая дыра на свете!
— Мне всегда хотелось узнать, где именно эта дыра.
— Если она не в Мидлэнд-Сити. то уж наверняка в Либертивилле, штат Джорджия, — сказал шофер. — Бывали в Либертивилле?
— Нет, — сказал Траут.
— Меня там арестовали за превышение скорости. У них там была устроена ловушка, где вдруг ни с того ни с сего надо было сбросить скорость с пятидесяти до пятнадцати миль в час. Я прямо взбесился. Перекинулся парой теплых слов с полисменом, вот они меня и упекли в кутузку. Там у них главная промышленность — превращать старые газеты, журналы и книжки в кашу и делать из этой каши новую бумагу, — сказал шофер. — Поездами и самосвалами туда целый день подвозили сотни тонн разной макулатуры.
— Угу, — сказал Траут,
— А при разгрузке халтурили, так что куски книг и журналов и все такое носилось по всему городу. Если вам вдруг захотелось бы собрать библиотеку, вы могли пойти на товарную станцию и унести оттуда сколько угодно книжек.
— Угу, — сказал Траут. Впереди показался белый мужчина с поднятой рукой, рядом с ним стояла беременная жена и девять ребятишек.
— Вылитый Гари Купер, а? — сказал шофер про «голосующего» мужчину.
— Да, похож, похож, — сказал Траут. Гари Купер был кинозвездой первой величины.
— В общем, у них, в Либертивилле, была такая пропасть книг, что они давали в тюремные камеры книги вместо туалетной бумаги. Они меня замели в пятницу под вечер, так что суд мог состояться не раньше понедельника. Так и пришлось мне сидеть в тюряге двое суток, а заняться было нечем — разве что читать свою бумагу для подтирки. До сих пор помню одну книжонку, которую я там читал.
— Угу, — сказал Траут.
— Это последняя книжка, которую я читал, — сказал шофер. — Батюшки, а ведь с тех пор прошло не меньше пятнадцати лет! Это был рассказ про другую планету. Дурацкая история. У них там было полно музеев, набитых картинами, а правительство пользовалось чем-то вроде рулеточного колеса, чтобы решать, что принимать в музей, а что выбрасывать.
На Килгора Траута внезапно накалило, как тошнота, ощущение, которое называется deja vu — «я это уже видел». Шофер напомнил ему о книге, которую он сам не вспоминал годами. На туалетной бумаге в тюрьме Либертивилля, штат Джорджия, был напечатан рассказ «Стоп-Крутила из Баньяльто, или Шедевр этого года». Автор — Килгор Траут.
Планета, на которой происходили описанные в книге события, называлась Баньяльто, а Стоп-Крутилой называлось официальное лицо, которое один раз в году раскручивало «колесо удачи». Граждане сдавали правительству произведения искусства, и каждому произведению присваивался порядковый номер, а затем Стоп-Крутила крутил колесо — и оно выбрасывало номер и цену данного произведения искусства.
Но главным персонажем книги был не Стоп-Крутила, а скромный сапожник по имени Гуз. Гуз жил в одиночестве, и он нарисовал свою кошку. Это была единственная картина, которую он нарисовал. Он отнес ее Стоп-Крутиле, а тот повесил на нее номерок и сдал на склад, забитый произведениями искусства.
Картине Гуза в лотерее сказочно повезло: ее оценили в восемнадцать тысяч ламбо, примерно миллиард долларов на наши деньги, правда, львиную долю этой суммы тут же забрал налоговый инспектор. Рисунок был вывешен на самом почетном месте в Национальной галерее, и люди становились в многомильные хвосты, чтобы взглянуть на рисунок ценой в миллиард долларов.
Был также устроен огромный костер из тех произведений искусства, которые, по мнению рулетки, ничего не стоили. А потом обнаружили, что рулетку кто-то нарочно испортил, так что она сдала, и тогда Стоп-Крутила покончил с собой.
Поразительное это было совпадение — водитель грузовика, оказывается, читал книгу Килгора Траута. Траут никогда в жизни не встречал ни одного своего читателя и теперь отреагировал на это очень занятным образом: он не признался, что книга — его детище.
Водитель обратил внимание Траута на то, что на всех почтовых ящиках по дороге — одна и та же фамилия.
— Вот еще один, — сказал он, указывая на почтовый ящик, который выглядел так:
Грузовик проезжал по тем местам, откуда были родом приемные родители Двейна Гувера. Они добрели до Западной Виргинии, до Мидлэнд-Сити времен первой мировой войны в надежде нажить состояние на Автомобильной компании Кицлера, которая выпускала самолеты и грузовики. Попав в Мидлэнд-Сити, они официально переменили фамилию Гублер на Гувер, потому что в Мидлэнд-Сити было полно чернокожих, которых звали Гублерами.
Однажды приемный отец Двейна Гувера дал ему такое объяснение:
— Просто податься было некуда. Здесь все давно привыкли, что Гублер — фамилия черномазых.
Глава пятнадцатая
В этот день Двейн Гувер хорошо позавтракал. Теперь он вспомнил про «Гавайскую неделю». И укулеле, и все декорации уже не казались ему чем-то непонятным. Тротуар между его конторой по продаже автомобилей и новой гостиницей «Отдых туриста» больше не был трамплином.
Он поехал завтракать один, в синем с кремовой обивкой «понтиаке» модели «Леманс» — образцовой машине с кондиционированной установкой. Радио было включено. Он несколько раз прослушал свою собственную рекламу по радио где внушалась одна и та же мысль: «Спроси любого — Двейну можно верить!»
Хотя его умственное состояние заметно улучшилось после завтрака, все же появились новые симптомы психического заболевания. У него начиналась эхолалия. Двейн заметил, что ему хочется повторять вслух то, что он только что услыхал. И когда радио сказало «Спроси любого — Двейну можно верить», он, как эхо, повторил последнее слово. «Верить» — сказал он.
Когда по радио сообщили, что прошел ураган в Техасе, Двейн вслух сказал: «В Техасе».
Потом он услышал, что мужья тех женщин, которые подверглись насилию во время войны Индии с Пакистаном, не желали больше иметь дело со своими женами. Эти женщины в глазах своих мужей стали нечистыми, сообщило радио.
— ...Нечистыми, — сказал Двейн.
Что же касается Вейна Гублера, негра, бывшего арестанта, чьей единственной мечтой было — работать на Двейна Гувера, то он научился играть в прятки со служащими Двейна. Он не хотел, чтобы его прогнали с участка, где стояли подержанные машины, и стоило кому-нибудь из служащих пройти поблизости, Вейн сразу отходил к помойке за гостиницей «Отдых туриста» и с серьезным видом, словно санитарный инспектор, осматривал остатки сандвичей, пустые пачки из-под сигарет «Салем» и тому подобное в контейнерах для мусора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Я никогда в глаза не видал ни одного Розуотера, — сказал он. — Но Розуотер всегда брал верх. Я ходил по Розуотеру. Я копал норы в Розуотере для Розуотера. Я жил в домах Розуотера. Я ел харчи Розуотера. Я выходил на борьбу с Розуотером, кто бы он там ни был, и Розуотер всегда меня разбивал в пух и прах, живого места не оставлял. Спросите здесь любого, и он вам скажет: для них весь мир — это Розуотер.
Водитель грузовика знал, что Траут едет а Мидлэнд-Сити. Он не знал, что Траут — писатель и едет на фестиваль искусств. Траут считал, что честному рабочему человеку нет дела до искусств.
— С чего бы это человеку в здравом уме и твердой памяти ехать в Мидлэнд-Сити? — поинтересовался водитель грузовика. Они уже ехали дальше.
— У меня сестра заболела, — сказал Траут.
— Мидлэнд-Сити — самая вонючая дыра на свете!
— Мне всегда хотелось узнать, где именно эта дыра.
— Если она не в Мидлэнд-Сити. то уж наверняка в Либертивилле, штат Джорджия, — сказал шофер. — Бывали в Либертивилле?
— Нет, — сказал Траут.
— Меня там арестовали за превышение скорости. У них там была устроена ловушка, где вдруг ни с того ни с сего надо было сбросить скорость с пятидесяти до пятнадцати миль в час. Я прямо взбесился. Перекинулся парой теплых слов с полисменом, вот они меня и упекли в кутузку. Там у них главная промышленность — превращать старые газеты, журналы и книжки в кашу и делать из этой каши новую бумагу, — сказал шофер. — Поездами и самосвалами туда целый день подвозили сотни тонн разной макулатуры.
— Угу, — сказал Траут,
— А при разгрузке халтурили, так что куски книг и журналов и все такое носилось по всему городу. Если вам вдруг захотелось бы собрать библиотеку, вы могли пойти на товарную станцию и унести оттуда сколько угодно книжек.
— Угу, — сказал Траут. Впереди показался белый мужчина с поднятой рукой, рядом с ним стояла беременная жена и девять ребятишек.
— Вылитый Гари Купер, а? — сказал шофер про «голосующего» мужчину.
— Да, похож, похож, — сказал Траут. Гари Купер был кинозвездой первой величины.
— В общем, у них, в Либертивилле, была такая пропасть книг, что они давали в тюремные камеры книги вместо туалетной бумаги. Они меня замели в пятницу под вечер, так что суд мог состояться не раньше понедельника. Так и пришлось мне сидеть в тюряге двое суток, а заняться было нечем — разве что читать свою бумагу для подтирки. До сих пор помню одну книжонку, которую я там читал.
— Угу, — сказал Траут.
— Это последняя книжка, которую я читал, — сказал шофер. — Батюшки, а ведь с тех пор прошло не меньше пятнадцати лет! Это был рассказ про другую планету. Дурацкая история. У них там было полно музеев, набитых картинами, а правительство пользовалось чем-то вроде рулеточного колеса, чтобы решать, что принимать в музей, а что выбрасывать.
На Килгора Траута внезапно накалило, как тошнота, ощущение, которое называется deja vu — «я это уже видел». Шофер напомнил ему о книге, которую он сам не вспоминал годами. На туалетной бумаге в тюрьме Либертивилля, штат Джорджия, был напечатан рассказ «Стоп-Крутила из Баньяльто, или Шедевр этого года». Автор — Килгор Траут.
Планета, на которой происходили описанные в книге события, называлась Баньяльто, а Стоп-Крутилой называлось официальное лицо, которое один раз в году раскручивало «колесо удачи». Граждане сдавали правительству произведения искусства, и каждому произведению присваивался порядковый номер, а затем Стоп-Крутила крутил колесо — и оно выбрасывало номер и цену данного произведения искусства.
Но главным персонажем книги был не Стоп-Крутила, а скромный сапожник по имени Гуз. Гуз жил в одиночестве, и он нарисовал свою кошку. Это была единственная картина, которую он нарисовал. Он отнес ее Стоп-Крутиле, а тот повесил на нее номерок и сдал на склад, забитый произведениями искусства.
Картине Гуза в лотерее сказочно повезло: ее оценили в восемнадцать тысяч ламбо, примерно миллиард долларов на наши деньги, правда, львиную долю этой суммы тут же забрал налоговый инспектор. Рисунок был вывешен на самом почетном месте в Национальной галерее, и люди становились в многомильные хвосты, чтобы взглянуть на рисунок ценой в миллиард долларов.
Был также устроен огромный костер из тех произведений искусства, которые, по мнению рулетки, ничего не стоили. А потом обнаружили, что рулетку кто-то нарочно испортил, так что она сдала, и тогда Стоп-Крутила покончил с собой.
Поразительное это было совпадение — водитель грузовика, оказывается, читал книгу Килгора Траута. Траут никогда в жизни не встречал ни одного своего читателя и теперь отреагировал на это очень занятным образом: он не признался, что книга — его детище.
Водитель обратил внимание Траута на то, что на всех почтовых ящиках по дороге — одна и та же фамилия.
— Вот еще один, — сказал он, указывая на почтовый ящик, который выглядел так:
Грузовик проезжал по тем местам, откуда были родом приемные родители Двейна Гувера. Они добрели до Западной Виргинии, до Мидлэнд-Сити времен первой мировой войны в надежде нажить состояние на Автомобильной компании Кицлера, которая выпускала самолеты и грузовики. Попав в Мидлэнд-Сити, они официально переменили фамилию Гублер на Гувер, потому что в Мидлэнд-Сити было полно чернокожих, которых звали Гублерами.
Однажды приемный отец Двейна Гувера дал ему такое объяснение:
— Просто податься было некуда. Здесь все давно привыкли, что Гублер — фамилия черномазых.
Глава пятнадцатая
В этот день Двейн Гувер хорошо позавтракал. Теперь он вспомнил про «Гавайскую неделю». И укулеле, и все декорации уже не казались ему чем-то непонятным. Тротуар между его конторой по продаже автомобилей и новой гостиницей «Отдых туриста» больше не был трамплином.
Он поехал завтракать один, в синем с кремовой обивкой «понтиаке» модели «Леманс» — образцовой машине с кондиционированной установкой. Радио было включено. Он несколько раз прослушал свою собственную рекламу по радио где внушалась одна и та же мысль: «Спроси любого — Двейну можно верить!»
Хотя его умственное состояние заметно улучшилось после завтрака, все же появились новые симптомы психического заболевания. У него начиналась эхолалия. Двейн заметил, что ему хочется повторять вслух то, что он только что услыхал. И когда радио сказало «Спроси любого — Двейну можно верить», он, как эхо, повторил последнее слово. «Верить» — сказал он.
Когда по радио сообщили, что прошел ураган в Техасе, Двейн вслух сказал: «В Техасе».
Потом он услышал, что мужья тех женщин, которые подверглись насилию во время войны Индии с Пакистаном, не желали больше иметь дело со своими женами. Эти женщины в глазах своих мужей стали нечистыми, сообщило радио.
— ...Нечистыми, — сказал Двейн.
Что же касается Вейна Гублера, негра, бывшего арестанта, чьей единственной мечтой было — работать на Двейна Гувера, то он научился играть в прятки со служащими Двейна. Он не хотел, чтобы его прогнали с участка, где стояли подержанные машины, и стоило кому-нибудь из служащих пройти поблизости, Вейн сразу отходил к помойке за гостиницей «Отдых туриста» и с серьезным видом, словно санитарный инспектор, осматривал остатки сандвичей, пустые пачки из-под сигарет «Салем» и тому подобное в контейнерах для мусора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49