Сгоряча Николай хотел, вызвав Муравьева, проучить его при всех, как дерзкого зазнавшегося либералиста, и отрешить от должности, но затем отказался от этого замысла. Записка Муравьева более всего задевала самолюбие его императорского величества. Рождалось неодолимое желание посрамить, унизить ненавистного генерала, коего многие считают умным и талантливым военачальником, доказать всем, что на самом деле он обычный педант, неспособный ничем управлять, как недавно характеризовал его граф Паскевич.
Министр Чернышов подсказал императору возможность осуществить такое желание.
… В Петербург Муравьев прибыл за несколько дней до назначенных маневров. Император принял его необыкновенно приветливо. Позвал к обеду и на вечерний бал во дворец, сказал, что давно желал видеть его на маневрах.
А на следующий день министр Чернышов, вызвав Муравьева, объявил, что государь назначает его начальствовать на маневрах Петербургским корпусом.
Муравьев сразу заподозрил недоброе, насторожился, сказал:
– Благодарю государя за оказанную честь, однако опасаюсь, что буду ошибаться, я никогда прежде на маневрах не был…
– Ну, на этот раз маневры никакой сложности не представляют, – проговорил министр и пояснил: – Суть дела сводится к следующему. Собранный в Гатчине условно называемый Белорусский корпус под командой генерала Ушакова, в коем государь начальником штаба, идет на Петербург. Войска Петербургского корпуса, собранные в Льгове, должны соединиться с идущим на подкрепление к ним Лифляндским корпусом под командой генерала Шильдера. Белорусский корпус имеет целью воспрепятствовать сему соединению и отбросить противника к морю.
– Насколько я понимаю, поражение вверяемого мне Петербургского корпуса предрешено и мне остается лишь погибнуть со славой?
– Ничего подобного, генерал. Вы получаете полную самостоятельность в действиях, составляете свой операционный план, используете все возможности, которые сочтете необходимыми для того, чтобы избежать поражения.
– Следовательно, я могу добиться и победы в маневрах? – недоумевая, спросил Муравьев.
– Разумеется, если вам удастся соединиться с Лифляндским корпусом где бы то ни было, но, конечно, в пределах, ограничивающих район общих военных действий. Вот вам высочайшее повеление, диспозиция и карта. Время имеется, можете осмотреть места предполагаемых действий и ознакомиться с вверяемыми вам войсками.
Муравьев никак такого оборота дела не ожидал. Что такое они задумали? Однако, узнав обо всех подробностях подготовки к предстоящим маневрам, понял, какую коварную игру и для чего затевал император.
Белорусский корпус, где всем распоряжался царь, был численно вдвое сильнее и шел на Петербург, обеспеченный от внезапного нападения. Стоявший в селе Кипень небольшой Лифляндский корпус, с которым Муравьеву нужно было соединиться, в первые же часы маневров неминуемо окружался превосходящими силами неприятельской кавалерии. Были предусмотрены и десятки всяких иных препятствий, исключавших возможность успешных действий Петербургского корпуса.
Император не сомневался, что Муравьев будет побежден, и предполагал на третий день маневров окончательно разгромить его войска близ Петергофа, куда заранее для лицезрения красочного сего зрелища и военного триумфа его императорского величества приглашался весь двор и дипломатический корпус.
Предвкушая предстоящую победу и желая с наиболее выгодной стороны выставить свое военное искусство, император говорил о Муравьеве окружавшим его иностранцам как о сильном противнике и накануне маневров, представляя его каким-то прибывшим немецким принцам, сказал со злорадной ухмылкой:
– Этот генерал причинит нам много трудностей…
Итак, Муравьев обрекался на бесславное поражение, потерю военной репутации и вероятное смещение с должности командира корпуса за неспособность управлять им. Не в лучшем положении оказался бы он, впрочем, и в том случае, если б, преодолев все препятствия, вышел победителем. Существовали неписаные дворцовые правила, воспрещавшие обыгрывать императора на маневрах. Командиры противоборствующих войск, если даже они находились в выгоднейшем положении, обычно в последний момент «поддавались», обеспечивая царю успешное завершение маневров.
Муравьеву приходилось выбирать из двух зол меньшее. Он решил нарушить традиции, употребить все усилия, чтобы добиться победы, хотя и отдавал себе отчет в том, что после того нельзя будет и надеяться на продолжение службы: оскорбленный, озлобленный, мстительный император никогда не простит ему невиданного дерзкого поступка. А иначе поступить Муравьев не мог: нестерпимо противны были ему дворцовые порядки, нравы, интриги и ясно представляемая картина военного торжества мнящего себя полководцем невежественного царя-парадомана.
На маневрах назначались обычно посредники из старейших генералов, наблюдавшие за точным исполнением утвержденных царем правил и определявшие во время столкновения войск, которая сторона слабей и должна отступить. Посредником к Муравьеву назначили генерала Депрерадовича, бывшего начальника гвардейской дивизии, опытного царедворца, известного ограниченными способностями и совершенно глухого. Депрерадович и другие придворные, в том числе военный министр Чернышов и граф А.Ф.Орлов, встречаясь перед маневрами с Муравьевым, советовали ему с первого дня отступить через село Копорское к Бабьему Гону, близ моря, укрепиться там и удовольствоваться отбитием нескольких атак противника. Муравьев кивал головой и соглашался:
– Так, вероятно, и придется поступить. Позиция у Бабьего Гона кажется мне весьма выгодной.
Муравьев не сомневался, что все его слова, планы и намерения без промедления становятся известными императору, поэтому говорил только о том, чего делать не собирался. Математический ум, сообразительность, быстрая ориентировка в местности и в дислокациях своих и неприятельских войск позволили Муравьеву составить такой план действия, которого никак не предусматривали окружавшие царя штабные мастера парадомании…
В первый день маневров, оставив главные свои силы на Стреленском шоссе и заняв сильными пехотными частями нагорный берег, Муравьев привел авангард в Копорское. Император с легкой кавалерийской дивизией стоял против в селе Хейдемяки. После нескольких кавалерийских стычек Муравьев, чтобы подтвердить распространяемый слух о намерении отойти к Бабьему Гону, отправил по дороге туда четыре эскадрона драгун с двумя орудиями. Небольшие отвлекающие отряды были посланы туда же по другим дорогам. Расчет оказался верен. Император сейчас же послал кавалерию преследовать эти отряды. А в сумерках Муравьев» проехав на ближайшую скрытую в мелколесье высоту увидел, как и ожидал того, что вся пехота Белорусского корпуса и артиллерия потянулись в сторону Бабьего Гона. При этом не соблюдалось никакой осторожности. Разъезды производились до такой степени оплошно, что казаки, посылаемые Муравьевым, без труда добывали необходимые сведения о движении неприятельских колонн.
Когда совсем стемнело, Муравьев, оставив в Копорском небольшой кавалерийский отряд, со всем остальным войском совершил внезапно отход назад, перебрался близ Красного Села через большую дорогу и на рассвете дислоцировал свой корпус на удобной позиции за Дудергофской горой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119