Кавиар.
Капитан, по совету опытного в таких делах Громкового, приготовил для портовых властей угощение. Вид свежей икры покорил чиновников. Жестянки быстро пустели.
- Попробую и я родной икрицы, - сказал Громковой.
- Икорки, - хмуро поправил капитан. - Забыли уже.
- Да, да, верно, именно икорки… Знаете, сколько лет… А время выветривает даже песок из скал, не только слова из памяти.
Позавтракав, договаривались о начале работ. Громковой обещал в четыре дня произвести всю выгрузку.
- Ин куаль луого? - осведомился капитан. - На каком месте мы будем разгружаться? Мы будем пришвартовываться к стенке?
- Но-о, - протянул Громковой, - мы должны еще кой о чем договориться с вами. И вообще, прошу по-русски. Так нам с вами будет удобнее, капитан. Видите ли, дорогой мой юный друг, - продолжал Громковой. - Вы разрешите вас называть просто Григорий Васильевич?… Так вот, Григорий Васильевич, мне поручено властями города договориться с вами об одном весьма существенном для нас и пустяковом для вас одолжении. Дирекция моя также будет вам весьма обязана… Мы попросим вас взять на борт одного пассажира. Он едет в Советскую Россию. Желательно, чтоб он миновал… э-эм… промежуточные страны. Для него и для нас было бы очень удобно, если бы вы согласились доставить его на своем корабле. Разумеется, все расходы мы берем на себя.
- Это можно, - сказал капитан. - Советская виза у него уже есть?
- Разрешите, я налью себе еще… Прекрасная водка! Это что, особого заказа? Превосходная! Полное отсутствие сивушных примесей и хороший градус… Так, значит, Григорий Васильевич, мы договорились?
Капитан посмотрел на Громкового и покраснел.
- Я спрашиваю вас, как насчет визы пассажира.
- Ах да, визы, простbте, бога ради!… Вы знаете, эта ваша советская водка…
- Виза, а не водка, - сказал капитан.
- Одну минуточку, - заторопился Громковой, перестав разглядывать бутылку. - Визы пока у него нет. Но что стоит вам оформить ее в Одессе? Это же пустая формальность! Неужели мы будем с вами спорить по этому поводу? Мы готовы уплатить вперед за хлопоты…
- Без визы я пассажира не возьму, - сказал капитан. - Итак, синьоре Громковой, когда я стану под выгрузку?
Громковой поднялся, вытер рот салфеткой, смял ее и бросил на стол. Он был теперь снова сух и подтянут. Губы под черными усиками были плотно сжаты. Он пристально разглядывал капитана.
- М-да… Дело осложняется, - заметил он вполголоса. - Мне очень неприятно, Григорий Васильевич… Советский торговый флот хорошо знает меня, я всегда шел навстречу, но в данном случае я боюсь, что отказ ваш приведет к весьма неприятным последствиям.
- Финита! - сказал капитан и положил ладони на край стола. - Кончено об этом! Давайте говорить о выгрузке. Начнем с генерального груза.
«Дед» наш, несмотря на то, что для капитана он, может быть, годами и не вышел, когда надо, умеет держаться так, что ему позавидует любой капитан. И солидность в фигуре, и сигара в зубах, и шутка вполголоса по-английски или по-итальянски из «Спутника торгового моряка в иностранных портах», - есть такая книжка. Вот эдаким стал наш «дед» в ту минуту.
- Так когда приступаете к выгрузке? - спросил он у Громкового.
- Немедленно после того, как вы дадите согласие принять на борт пассажира.
- Этот разговор бесполезен.
- Жаль! - сказал Громковой. - Вы еще так молоды, а уже капитан: стоит ли из-за пустяков портить свою карьеру? Ведь в простое будете виноваты вы.
- Пусть вас не волнует моя карьера, синьоре Громковой, - сказал капитан и пошел к дверям. - Мне нужно сойти на берег.
- Довето эссере мунито д'ен пермесо, - громко на этот раз, чтобы слышали полисмены у трапа, сказал Громковой, - вы должны иметь разрешение, капитан, а его у вас пока еще нет.
Громковой прошел к трапу, спустился на свой катер. За покатой кормой катера забурлила вода, и он словно прянул вперед. Красно-бело-зеленый флаг забился над разбегающимся пенным следом. Громковой высунулся из-под тента и помахал рукой.
- Алло, капитан! Подумайте. Вы же капитан торгового флота. Не ерепеньтесь. Коммерция есть коммерция, молодой человек! Вечером я приеду с пассажиром.
За катером Громкового ушел и полицейский катер. Двое молчаливых часовых-полисменов остались на палубе. Команда встревоженно поглядывала на «деда». Все понимали, что заваривается какая-то темная история.
В каюте капитана состоялось совещание. Пришел второй механик, коммунист Петров, усатый, сутулый, самый старший член экипажа. На пороге, обитом медью, уселся на корточки помощник шеф-повара комсомолец Еремчук. Положив большие руки на колени, сидели на диване коммунисты корабля и члены судового комитета.
Капитан изложил, что произошло.
- Сколько бы это нам ни стоило, - говорил капитан, - не можем мы взять на борт какую-то подозрительную личность без нашей визы. Раз навсегда пусть они у себя на носу зарубят, что палуба советского корабля - это кусок нашей территории…
- Это они просто нас изучают, - сказал Петров.
С ним согласились, решили ждать. В судовом журнале записали: «Выгрузка не производится вследствие отказа выполнить незаконные требования представителя фирмы и препятствий, чинимых портовыми властями, выразившихся в предложении взять на борт теплохода пассажира, не имеющего визы советского полпредства». Капитан всегда старался уложить все в одну фразу, но о красоте слога заботился мало.
Хорошо было бы запросить по радио Одессу или Москву. Но, как полагается при стоянках в иностранном порту, радиорубка была опечатана.
Десятки законов, сотни параграфов, тысячи пунктов и правил вступили в силу с момента, когда якорь «Кимовца», грохнув цепью, вошел в прозрачную воду и лег на песчаное дно у порта С.
Капитан хорошо изучил все порядки, когда плавал еще помощником, и всегда посмеивался над этими придирчивыми условностями. Но сейчас он сам, и полностью, отвечал за соблюдение всех международных требований и приличий.
Это было потруднее, чем выбрать нужную вилку для рыбы на первом торжественном обеде в Интернациональном клубе моряков.
Капитан вспомнил этот случай и покраснел. Хорошо, что тогда старый «дед» Валентин Георгиевич незаметно пододвинул ему полагающийся тут трезубец, а то полез бы третий помощник в рыбу десертной вилочкой.
Вот был бы сейчас тут Валентин Георгиевич, сразу нашел бы выход. Да и не посмел бы этот белогвардеец так разговаривать со старым капитаном. Валентин Георгиевич показал бы ему эти разговоры! А тут, конечно, видит - мальчишка, вот и обнаглел.
«Ладно, я тебе покажу мальчишку! - совсем рассердился капитан. - У, „икрица“! - вспомнил он. - На борт бы к себе не пустил!»
За иллюминаторами слабо колыхалась пологая зеленоватая волна, такая же, как у Батуми или у ялтинского мола, может быть, чуть зеленее, и птица качалась на волне знакомая, что-то вроде чирка. Но и птица и вода здесь были чужие. За бортом ходил полицейский катер. Сойти на берег пока что было нельзя. А по эту сторону фальшборта все было своим, родным, знакомым до последней заклепки, вот до этой царапины на перилах. И за все, что жило и действовало здесь, отвечал он, капитан.
Солнце жгло палубу, в каютах было душно и жарко. Капитан открыл все иллюминаторы, прилег на диван.
«Вот не повезло! - думал он. - В первом же дальнем рейсе и такое осложнение! Вот тебе и переходящее знамя, вот тебе и портрет в газете… Может, действительно плюнуть на визу и взять пассажира?
1 2 3 4 5
Капитан, по совету опытного в таких делах Громкового, приготовил для портовых властей угощение. Вид свежей икры покорил чиновников. Жестянки быстро пустели.
- Попробую и я родной икрицы, - сказал Громковой.
- Икорки, - хмуро поправил капитан. - Забыли уже.
- Да, да, верно, именно икорки… Знаете, сколько лет… А время выветривает даже песок из скал, не только слова из памяти.
Позавтракав, договаривались о начале работ. Громковой обещал в четыре дня произвести всю выгрузку.
- Ин куаль луого? - осведомился капитан. - На каком месте мы будем разгружаться? Мы будем пришвартовываться к стенке?
- Но-о, - протянул Громковой, - мы должны еще кой о чем договориться с вами. И вообще, прошу по-русски. Так нам с вами будет удобнее, капитан. Видите ли, дорогой мой юный друг, - продолжал Громковой. - Вы разрешите вас называть просто Григорий Васильевич?… Так вот, Григорий Васильевич, мне поручено властями города договориться с вами об одном весьма существенном для нас и пустяковом для вас одолжении. Дирекция моя также будет вам весьма обязана… Мы попросим вас взять на борт одного пассажира. Он едет в Советскую Россию. Желательно, чтоб он миновал… э-эм… промежуточные страны. Для него и для нас было бы очень удобно, если бы вы согласились доставить его на своем корабле. Разумеется, все расходы мы берем на себя.
- Это можно, - сказал капитан. - Советская виза у него уже есть?
- Разрешите, я налью себе еще… Прекрасная водка! Это что, особого заказа? Превосходная! Полное отсутствие сивушных примесей и хороший градус… Так, значит, Григорий Васильевич, мы договорились?
Капитан посмотрел на Громкового и покраснел.
- Я спрашиваю вас, как насчет визы пассажира.
- Ах да, визы, простbте, бога ради!… Вы знаете, эта ваша советская водка…
- Виза, а не водка, - сказал капитан.
- Одну минуточку, - заторопился Громковой, перестав разглядывать бутылку. - Визы пока у него нет. Но что стоит вам оформить ее в Одессе? Это же пустая формальность! Неужели мы будем с вами спорить по этому поводу? Мы готовы уплатить вперед за хлопоты…
- Без визы я пассажира не возьму, - сказал капитан. - Итак, синьоре Громковой, когда я стану под выгрузку?
Громковой поднялся, вытер рот салфеткой, смял ее и бросил на стол. Он был теперь снова сух и подтянут. Губы под черными усиками были плотно сжаты. Он пристально разглядывал капитана.
- М-да… Дело осложняется, - заметил он вполголоса. - Мне очень неприятно, Григорий Васильевич… Советский торговый флот хорошо знает меня, я всегда шел навстречу, но в данном случае я боюсь, что отказ ваш приведет к весьма неприятным последствиям.
- Финита! - сказал капитан и положил ладони на край стола. - Кончено об этом! Давайте говорить о выгрузке. Начнем с генерального груза.
«Дед» наш, несмотря на то, что для капитана он, может быть, годами и не вышел, когда надо, умеет держаться так, что ему позавидует любой капитан. И солидность в фигуре, и сигара в зубах, и шутка вполголоса по-английски или по-итальянски из «Спутника торгового моряка в иностранных портах», - есть такая книжка. Вот эдаким стал наш «дед» в ту минуту.
- Так когда приступаете к выгрузке? - спросил он у Громкового.
- Немедленно после того, как вы дадите согласие принять на борт пассажира.
- Этот разговор бесполезен.
- Жаль! - сказал Громковой. - Вы еще так молоды, а уже капитан: стоит ли из-за пустяков портить свою карьеру? Ведь в простое будете виноваты вы.
- Пусть вас не волнует моя карьера, синьоре Громковой, - сказал капитан и пошел к дверям. - Мне нужно сойти на берег.
- Довето эссере мунито д'ен пермесо, - громко на этот раз, чтобы слышали полисмены у трапа, сказал Громковой, - вы должны иметь разрешение, капитан, а его у вас пока еще нет.
Громковой прошел к трапу, спустился на свой катер. За покатой кормой катера забурлила вода, и он словно прянул вперед. Красно-бело-зеленый флаг забился над разбегающимся пенным следом. Громковой высунулся из-под тента и помахал рукой.
- Алло, капитан! Подумайте. Вы же капитан торгового флота. Не ерепеньтесь. Коммерция есть коммерция, молодой человек! Вечером я приеду с пассажиром.
За катером Громкового ушел и полицейский катер. Двое молчаливых часовых-полисменов остались на палубе. Команда встревоженно поглядывала на «деда». Все понимали, что заваривается какая-то темная история.
В каюте капитана состоялось совещание. Пришел второй механик, коммунист Петров, усатый, сутулый, самый старший член экипажа. На пороге, обитом медью, уселся на корточки помощник шеф-повара комсомолец Еремчук. Положив большие руки на колени, сидели на диване коммунисты корабля и члены судового комитета.
Капитан изложил, что произошло.
- Сколько бы это нам ни стоило, - говорил капитан, - не можем мы взять на борт какую-то подозрительную личность без нашей визы. Раз навсегда пусть они у себя на носу зарубят, что палуба советского корабля - это кусок нашей территории…
- Это они просто нас изучают, - сказал Петров.
С ним согласились, решили ждать. В судовом журнале записали: «Выгрузка не производится вследствие отказа выполнить незаконные требования представителя фирмы и препятствий, чинимых портовыми властями, выразившихся в предложении взять на борт теплохода пассажира, не имеющего визы советского полпредства». Капитан всегда старался уложить все в одну фразу, но о красоте слога заботился мало.
Хорошо было бы запросить по радио Одессу или Москву. Но, как полагается при стоянках в иностранном порту, радиорубка была опечатана.
Десятки законов, сотни параграфов, тысячи пунктов и правил вступили в силу с момента, когда якорь «Кимовца», грохнув цепью, вошел в прозрачную воду и лег на песчаное дно у порта С.
Капитан хорошо изучил все порядки, когда плавал еще помощником, и всегда посмеивался над этими придирчивыми условностями. Но сейчас он сам, и полностью, отвечал за соблюдение всех международных требований и приличий.
Это было потруднее, чем выбрать нужную вилку для рыбы на первом торжественном обеде в Интернациональном клубе моряков.
Капитан вспомнил этот случай и покраснел. Хорошо, что тогда старый «дед» Валентин Георгиевич незаметно пододвинул ему полагающийся тут трезубец, а то полез бы третий помощник в рыбу десертной вилочкой.
Вот был бы сейчас тут Валентин Георгиевич, сразу нашел бы выход. Да и не посмел бы этот белогвардеец так разговаривать со старым капитаном. Валентин Георгиевич показал бы ему эти разговоры! А тут, конечно, видит - мальчишка, вот и обнаглел.
«Ладно, я тебе покажу мальчишку! - совсем рассердился капитан. - У, „икрица“! - вспомнил он. - На борт бы к себе не пустил!»
За иллюминаторами слабо колыхалась пологая зеленоватая волна, такая же, как у Батуми или у ялтинского мола, может быть, чуть зеленее, и птица качалась на волне знакомая, что-то вроде чирка. Но и птица и вода здесь были чужие. За бортом ходил полицейский катер. Сойти на берег пока что было нельзя. А по эту сторону фальшборта все было своим, родным, знакомым до последней заклепки, вот до этой царапины на перилах. И за все, что жило и действовало здесь, отвечал он, капитан.
Солнце жгло палубу, в каютах было душно и жарко. Капитан открыл все иллюминаторы, прилег на диван.
«Вот не повезло! - думал он. - В первом же дальнем рейсе и такое осложнение! Вот тебе и переходящее знамя, вот тебе и портрет в газете… Может, действительно плюнуть на визу и взять пассажира?
1 2 3 4 5