— Вообще-то, да.
— Запиши его данные, созвонись с Москвой и Ташкентом и завтра к девяти утра решение по нему ко мне в кабинет.
— Есть. Фамилия, имя, отчество? — тут же подступил полковник к Борису, открывая блокнот.
— Это что, в самом деле может быть серьезно? — все еще не верил в происходящее Ледогоров. Это какую же судьбу надо благодарить? Что произошло в мире такого сверхъестественного, что его могут вот так, запросто, к девяти утра завтра?
Но полковник, попросив разрешения, вынул у него из ножен шашку, поигрался ею, любуясь удобством, и, так ничего и не ответив, вновь открыл блокнот на чистой странице:
— Фамилия, имя, отчество?
Необходимое послесловие. Ровно через двое суток старший лейтенант Ледогоров уже представлялся по новому месту службы подполковнику Ломакину. И первое, что потребовал с него комбат, — это снять тельняшку.
— Да я же ее специально... — не понимая и не веря в серьезность приказа, развернул было грудь Борис, но Ломакин не поддержал веселого тона.
— Снять тельняшку и... — он посмотрел на эмблемы, — и эмблемы тоже снять. У старшины первой роты получите лычки, приготовите себе погоны младшего сержанта. Только желтые. С красными лычками будут ходить настоящие сержанты.
— Товарищ подполковник, извините, но я пока ничего не понимаю, — видя, что его не разыгрывают, удивился Ледогоров.
Комбат усмехнулся то ли своим мыслям, то ли растерянному виду сапера.
— Вам надо понять пока только одно: в эскадроне решались одни задачи, у нас, десантников, немножко другие. Мне вот тоже приказали какое-то время побыть старшиной. — Ломакин и впрямь достал из тумбочки погон с широкой желтой лычкой. — Я не удивляюсь, вернее, удивляюсь, но молчу и жду дальнейших указаний. Вы меня поняли?
Старшинский погон немного отрезвил Ледогорова. В самом деле, он уже не в эскадроне. ВДВ, как бы там ни было, — это все-таки войска первого броска. Но куда? Не потому ли и его так быстро, просто мгновенно перевели в батальон?
— Идите принимать взвод, — отпустил его командир. — Да, может, какие вопросы есть? Кроме, конечно, новой службы, о которой, поверьте мне, я сам пока ничего не знаю.
— Вопросов нет, — пожал плечами Борис. Вот влип так влип. Да-а, все эти мгновенные перемещения просто так не должны были делаться, в этом есть какая-то тайна. Не хватало лишь, чтобы его не отпустили хотя бы на полдня в эскадрон, Оксана приедет из отпуска только завтра. Надо отпрашиваться сейчас. — Вот только... Товарищ подполковник, мне нужно хоть на несколько минут заскочить к себе в эскадрон.
— Теперь когда-нибудь в другой раз, — сразу же отрицательно покачал головой комбат. — Когда-нибудь... — повторил он задумчиво. — Со вчерашнего дня батальон на казарменном положении, выход за пределы лагеря и солдатам, и офицерам запрещен.
— Да я могу и ночью, не днем... — начал Борис, но смолк под насмешливым взглядом Ломакина. В самом деле, для боевой готовности времени суток не существует. Как же быстро все это выветрилось у него из памяти. Но Оксана-то будет его ждать...
— Идите, — повторил комбат. — Взвод ждет.
3 июля 1979 года. ТуркВО.
Единственным человеком, кому разрешили-таки покинуть расположение лагеря, был сам подполковник Ломакин. Третьего числа после обеда за ним заехали на «уазике»: срочно в кабинет комдива.
Однако за столом командира сидел Гуськов, а комдив стоял у окна, опершись спиной о высокий подоконник.
— Как настроение, Василий Иосифович? — вместо приветствия поинтересовался замкомандующего.
«Объясните ситуацию, тогда в зависимости от нее появится и настроение», — подумал Ломакин и ответил неопределенно:
— Готовимся.
— К чему? — испытующе посмотрел генерал-лейтенант.
— Когда-нибудь скажут, — сохранил нейтральность подполковник.
Гуськов поглядел на комдива, встал из-за стола. Повертел в руках серенькую записную книжицу с надписью «Львов» на обложке, протянул ее комбату:
— Вот, Василий Иосифович, читайте приказ и расписывайтесь. Садитесь сюда, — пригласил к столу.
Ломакин повертел книжицу — с каких это пор приказы стали писать в записных книжках? Раскрыл.
«Первому парашютно-десантному батальону десантироваться с аэродрома Фергана на аэродром...» — прочел он и поднял взгляд на Гуськова: далее в приказе шел прочерк. Генерал-лейтенант, следивший за каждым его движением, тут же назвал пропущенное место:
— Баграм.
— Карту можно? — спросил Ломакин.
Комдив из-за спины подал ему карту Афганистана. Гуськов безошибочно ткнул пальцем в коричнево-желтое, с небольшими крапинками зеленого пятно, и Ломакин прочел, повторил для себя написанное курсивом название: «Баграм». Значит, все-таки Афганистан. Он предполагал Китай, Афганистан и Иран, все три соседа колобродили в последнее время особенно сильно, но, выходит, Афганистан...
Он вернулся к тексту приказа: то, что лететь в Афганистан, — это не главное. Основное — что делать там. Итак, задачи: охрана и оборона аэродрома, обеспечение безопасности полетов и, если потребуется, обеспечение высадки дополнительных сил и средств. После десантирования батальон поступает в распоряжение главного военного советника в Афганистане генерал-лейтенанта Горелова.
Коротко и ясно, всего четыре странички. В конце подпись Гуськова, дата и время — 17 часов. Ломакин посмотрел на свои часы: приказ подписан всего полтора часа назад, когда его везли в дивизию. Поискал у себя в карманах авторучку, вытащил с красной пастой — и тоже расписался после Гуськова, поставил дату и время — 18.30.
Гуськов забрал обратно книжицу, вернулся за стол комдива.
— Первое и основное, Василий Иосифович, — охрана аэродрома. Пусть вокруг все горит и рушится, но самолеты при этом должны и взлетать, и садиться. Обустраиваться придется самим, все материалы — из Союза. Продукты — пока на тридцать суток, в дальнейшем станете закупать там, на базаре. Деньги будете получать афганские, они так и называются — афгани. Летите под видом технических специалистов. Погоны для офицеров приготовили?
— Так точно. Не батальон, а школа сержантов.
— Это чтобы не раскрывать структуру батальона. Если афганцы станут интересоваться, откуда прилетели, отвечайте, что из Советского Союза, никаких привязок к округу и ВДВ. Впрочем, я лечу с вами, первым рейсом. Вам и вашим заместителям взять гражданку.
— Когда можно поставить задачу личному составу?
— Офицеров в общих чертах можно сориентировать сейчас, солдатам и сержантам задачу поставлю я сам уже на аэродроме, непосредственно перед посадкой в самолеты.
— Я могу знать время «Ч»?
— Готовьтесь на седьмое июля, — после некоторого раздумья сообщил дату Гуськов.
7 июля 1979 года. ТуркВО.
Нет большего блаженства в жару, чем холодный душ. И Оксана, лишь войдя в квартиру, бросив у порога сумки, туфли, первым делом прошла в ванную, открыла кран. Подождала, когда сбежит застоявшаяся в трубах вода, набрала озерко в ладони, окунулась в него разгоряченным лицом. Кажется, все земные радости с мая по октябрь сужаются до этих понятий — вода и прохлада. Четвертый год она здесь, в городке, и каждое лето дает себе зарок: все, это в последний раз. Что угодно и как угодно, но она готова уехать хоть к чукчам, хоть к эскимосам, если только это не одно и то же.
Озерцо вытекло, просохло под горячим лицом. Предвкушая еще большее наслаждение, достала из шкафчика полотенце, халатик и, на ходу сбросив одежду, вновь нырнула в ванну, залезла, повизгивая от холодных струй, под воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110