Впрочем, какой это караван — десяток-другой осликов — больше говорил не о богатстве хозяина этого рудника, а о том, что путь этим мешкам предстоял не только неблизкий, но и большей частью по горным склонам, где лошадям и верблюдам просто не пройти.
Хотя это уже не важно, куда идет груз. Пошептывали они меж собой, что чуть ли не для оружия их руда предназначена, да только какое же это оружие можно сделать из крошки? Главное, хорошо платили. Много работали, но и хорошо получали. Теперь точно покроют все долги, а оставшиеся деньги можно отложить на свадьбу или решиться и купить какую-нибудь лавку. Торговля — дело почти всегда верное. Если оно сегодня заберет у тебя сто афгани, завтра вернет двести. Можно сказать, что повезло встретить вербовщика на эти работы. Месяц — и 20 тысяч. Где еще такое возможно, если ты не врач, не мулла и не министр? Он уже приготовил 20 веревочек — перевязать двадцать пухлых зеленых стопок. И это будет сегодня, сейчас, через несколько часов. Ослики уже стоят около пещеры, после намаза их загрузят — и в путь. А перед этим выдадут деньги.
— Махмуд! — позвали из домика, где жил хозяин рудника. — Получи расчет.
Деньги вынес тучный охранник, все время перебирающий рубиновые четки. Он же обычно и провожал, и встречал караван. Значит, все. В путь. Кончился рабский труд от первого намаза до последнего. Одежда истрепалась, туфли держатся на подвязках, голова идет кругом от недосыпания и голода. Но выдержал, выдержал! Теперь — в родной Кандагар. А завтра, а может уже и сегодня, на его место приведут новенького, отмерят ему ровно месяц и дадут в руки кирку и мешок. Выдержишь — и испытаешь счастье человека, имеющего деньги.
А денег было много. Истрепанные, затасканные, они кучей лежали на пороге дома. Побывавшие в сотнях рук, они тем не менее собрались вместе, чтобы осчастливить изможденного работой человека. Аллах акбар!
Махмуд начал торопливо пересчитывать деньги. Афгани оказались еще старее, чем показались на первый взгляд, кое-где надорванные, с многочисленными пометками, ясными только их бывшим владельцам. Но теперь их владелец он, Махмуд. Они с Каримом тоже ставили черным карандашом в углу каждой тысячной бумажки крестик. Вот как на этой — в руки Махмуду попалась стоафганиевая бумажка, и он отложил ее в сторону: когда сам дойдет до тысячи, сверху тоже положит ее.
Самое странное, что деньги имеют вес. Бумажные деньги. Это сколько же надо держать их в руках, чтобы впервые в жизни ощутить это. Вторая тысяча готова, а вот и вторая бумажка с черным крес...
Махмуд вздрогнул. Нет, замер, покрывшись потом. Не смея пошевелиться, глядел на черный крестик. Откуда эта бумажка? Он сам, лично сам ставил этот крестик. Это первый его крестик. Волнуясь, он тогда сильно нажал на карандаш, и тот сломался. Вот здесь, на этом месте... Да, это те самые сто афгани. Те самые. Откуда они у хозяина? Где Карим?
Медленно, страшась увидеть что-то непонятное, поднял голову. Вокруг было пустынно. Те четырнадцать человек, с кем он работал этот месяц, были в карьере, хозяин с погонщиком — в доме. А под ладонью, под ладонью...
Торопливо, уже не считая, он стал рыться в деньгах, отыскивая свои пометки. Ровно двадцать. Это деньги Карима!
Бежать, бежать отсюда. Дорога одна — через разрушенную дорогу, но там сделан мосток. Что же произошло с Каримом? Или... или все-таки он ошибся — мало ли ставит людей крестиков на деньгах? Вот и зеленые кружочка были, и красные черточки...
— Готов? — из дома вышел охранник. Четки на солнце показались Махмуду нанизанными друг на друга застывшими каплями крови. — Торопись, сейчас выходим, — глянув на деньги, добавил он и пошел к ослам.
Не считая, перехватывал Махмуд деньги веревочками. А в голове вертелось: что делать? что делать? куда их положить? Если погонщики в конце пути отбирают деньги, то надо хоть немного спрятать. Под рубаху. Нет, лучше под шаровары. Привязать к ноге — не найдут. А лучше — бежать. Сразу после того, как перейдут мост.
А вдруг у них оружие?
Замер, но внутри кто-то подсказывал: торопись, торопись!
Успел одну стопку подвязать под колено и опустить брючину — вышли погонщики. Пятеро. Переступили через разложенные деньги, пошли к пещере. Конечно, что им эти 20 тысяч. Они знают, что через некоторое время отберут их и вновь предложат тому, чей договорный срок на работу истекает завтра. Кто уходит отсюда завтра? Али? Как бы предупредить его?
— Пошли, — позвал охранник. Четки — капли крови — легко сквозили сквозь пальцы. Да, бежать! Только бежать.
Пачка под коленкой мешала идти, казалось, все видят, как задевает она шаровары. Сколько же он успел там спрятать? Хотя бы тысяч пять... А если начнут обыскивать?
Тропа круто уходила вверх. Погонщики вынуждены были даже придерживать навьюченных мешками ослов, чьи тонкие ножки дрожали от натуги и напряжения. И что такого ценного в этой урановой руде? Что может быть дороже золота? Следит ли кто за ним?
Нет, внимание всех вроде бы приковано к дороге. Или только делают вид, что не замечают его? Впрочем, пока отсюда деться некуда, надо идти до моста. А что там? Какая дорога там? Как же он не запомнил ее, когда шли сюда? Хотя нет, его вели в сумерках. А может, специально в сумерках, чтобы не запомнил обратного пути? Аллах, милосердный и милостивый, помоги!
Показался наконец мост — две доски от одного края дороги до другого. Справа — скала, слева — обрыв с желтыми уже шарами верблюжьей колючки внизу. Пока будут переводить ослов, он убежит. За мостом, слава Аллаху, поворот. Что за ним — неизвестно, но бежать надо сейчас, сейчас...
Караван остановился. Охранник проверил ногой доски, осторожно перешел на ту сторону. Погонщики стали толкать на мост первого осла. Тот упирался, мычал, изо рта текла слюна, глаза со страхом смотрели в пропасть, но его тянули и толкали с такой силой, что он по сантиметру, но уступал, продвигался вперед. А ступив передними ногами на доски, инстинктивно почувствовав, что спасти себя сможет только сам, перестал сопротивляться, медленно, осторожно пошел по доскам.
«Так и я, — решился окончательно Махмуд, выходя вперед. — Пока они будут возиться со вторым, я перейду — и в горы. Не спешить, чтобы ничего не заметили и не поняли».
Дождавшись, когда погонщики перейдут обратно, ступил на доски сам. На той стороне только охранник, к тому же он присел, начал зашнуровывать ботинки. Пистолета не видно, пока он его достанет... Быстрее! Уже середина.
— А-а-а!
Охранник, присевший якобы над ботинком, вдруг резко дернул в сторону край доски. Махмуд, хватая руками воздух, попытался еще устоять на одной ноге, но через мгновение и вторая доска рванулась, ушла из-под ног в сторону.
— А-а-а!
Понеслись навстречу песочные пятна колючки, острые выступы скалы. Единственным спасением от них было отвернуться, зацепиться хотя бы взглядом за дорогу...
Наверху охранник спокойно укладывал рядышком доски. Двое погонщиков спускались по еле заметной тропинке к распростертому на камнях телу, остальные подталкивали упрямившегося ослика.
Документ (из переписки советского посла с МИД):
«Запись беседы с Генеральным секретарем ЦК НДПА, председателем Революционного совета, премьер-министром ДРА Н. М. Тараки.
22 ноября 1978 года.
Вместе с министром геологии тов. Козловским Е. А. был принят Н.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110