– Не-ет, – завопил Лопоухий, – это наш хлеб!
Он бросил доски, схватил палку и приготовился драться.
– Стой! – сказала я ему строго. – Их трое и они голодные. Голодный всегда сильнее.
Мы дадим им хлеба и пойдем дальше.
– Как это? – не поверил один из доходяг. – Вы САМИ отдадите свой хлеб?
– Ну да. А что же нам еще делать? Мы дадим вам хлеба, чтобы вы не отняли его у нас силой. Это понятно? Вот, берите.
Я положила на землю три хлеба. Они были страшно голодные, и так набросились на хлеб, что и про нас забыли. А я схватила Лопоухого за руку и потащила его прочь. Вот так и пропали наши дощечки, некогда было их подбирать. Осталась одна палка в руках Лопоухого. Ну да и это хорошо, все-таки оружие…
Когда мы отбежали на безопасное расстояние и оглянулись, мы увидели, что и бежалито зря: эти трое сидели, уткнувшись в хлеб, и друг на друга-то не глядели, не то что на нас.
– Я должен вернуться и забрать доски? – уныло спросил Лопоухий.
– Да ну их! Другие найдем, – сказала я, чтобы он не очень переживал.
А он и не переживал. Он сразу же забыл про них, как только отвернулся. И начал клянчить хлеба:
– Да-а, чужим даешь, а мне жалеешь!
Пришлось дать ему кусочек. А за ним другой, это уж как водится. Он остановиться не может, пока все не подъест. Всего три хлеба у нас осталось на дорогу, а мы еще от дома едва отошли.
Но уж если не повезет, так не повезет.
Только мы забыли про эту троицу, как навстречу нам попалась девушка-старуха. Шла она нога за ногу, вся какая-то горбатая, а лицо – молодое. Только уж такое несчастное и унылое, что на него и смотреть не хотелось.
Поравнявшись с нами, она тихо спросила:
– Где дорога к озеру Отчаяния?
– Тебе зачем туда?
– Уснуть бы… Очень тяжко мне.
Я молча протянула ей хлеб. Лопоухий ничего мне не сказал – тоже ее пожалел, значит… Хлеб должен ей помочь, ведь она его не отняла, а получила в подарок.
Были у нас еще встречи, и попадались нам все такие доходяги, прямо хуже Лопоухого! Каждому по кусочку, каждому по кусочку… В общем, когда мы подошли к той скале, у нас всего полхлеба осталось, мы его и съели. Сели мы у скалы спиной друг к другу, чтобы не стать для кого-то легкой добычей, и уснули. Потому что устали очень.
Проснулась я от запаха свежего хлеба.
Подумала – снится. Открыла глаза и вижу: передо мной лежит хлеб, а над нами белая птица кружит и не улетает. Так она и кружила, пока я Лопоухого расталкивала, пока мы с ним половинку хлеба жевали. Другую-то половину я приберегла, я ведь запасливая!
Потом мы встали, чтобы дальше идти, а эта белая птица будто понимает: она вперед полетела. А мы за ней пошли и скалу впереди заметили, за которой она скрылась.
Вот так вот, от хлеба до хлеба, от скалы до скалы, мы и дошли с другом моим Лопоухим до самого моря. До моря!
Сначала ветер стал какой-то незнакомый, мокрый, что ли… Потом вместо надоевшего тоскливого зуда мы услыхали такое: уш-ш-ш… уш-ш-ш… уш-ш-ш… А после пошли горы из песка. Невысокие, но идти трудно, ноги вязнут. Потом мы взошли на одну горку, вперед поглядели, а там – вода. Много! Я и вспомнила:
– Знаешь, Лопоухий, что это такое?
– Водичка!
– А как называется?
– Скажи сама!
– Море это называется, глупый!
– Море… А я знаю, море должно быть синее!
– Чего-о?
– Синее море… – Вот чудак-то!
– Ты что, не видишь? Серое оно, как ты и я. Выдумал тоже – синее. Что такое – синее?
– Не знаю…
– Тогда молчи!
– Молчу. Ты только не бросай меня тут одного. Не сердись.
Во дает! Ну дурачок и дурачок, что с него взять? Пить море мы не стали, побоялись. Но подошли к нему близко-близко и стали мыться. Мы очень давно не мылись. Нам понравилось. Классно помылись! Лопоухий после мытья даже похорошел.
– Ты теперь на зайчика похож, – сказала я ему.
– Кто такой? – спросил он подозритель но.
– Зайчик-то? Ну, серенький такой, с ушами.
– Не кусается?
– Нет.
– Тогда ладно. Буду похож.
А потом мы увидели около моря большой город и пошли к нему. Скоро дошли, потому что очень он нам издали понравился. Он и вблизи был не хуже. В городе были дома красивей лагерных бараков и даже красивей нашего домика. У них было много окон, двери были и еще такие штуки… балконы называются. Тоже красивые, железные! Мы вошли в этот город и стали в нем жить.
Люди в городе были хорошие. Они совсем между собой не дрались почти, только если скандалили. Правда, скандалили они часто.
Но так, ни с того, ни с сего, да еще на незнакомых, почти не нападали. Главное, никто не ел своих. Те самые хозяева, что у нас в лагере зверствовали, сюда тоже прилетали и кой-кого уносили в когтях. Но чтобы загрызть кого прямо на глазах у всех – нет, этого не было. В общем, даже Лопоухий согласился, что это мы очень правильно сделали, что пришли сюда.
Дом у нас появился, классный такой дом.
Тут полно пустых домов, занимай какой хочешь – никому не жалко. Вот мы приглядели один такой и заняли. Над ним была настоящая железная крыша, окна, а внутри – стол и два таких, на чем сидят. Ух, и здорово! Первое время мы с Лопоухим только и делали, что на этих сидели. Ногам очень удобно, и руки можно на стол положить. Сидим, смотрим друг на друга и успокаиваемся.
Никто нам не мешал. Иногда кто-нибудь из горожан заглянет в окно, увидит нас, выругается и отчалит. Мы их не очень боялись: мы были крепче, и у нас палка была. А еще эти, на чем сидят. Ими тоже обороняться можно, я это сразу сообразила.
– Мы тут всегда будем жить? – спраши вал меня Лопоухий.
– Посмотрим, – отвечала я. Но и сама думала, что лучше места нам не найти.
Мы часто ходили к морю смотреть на него. Садились рядом на берегу и смотрели.
Та белая птица, что хлеб носит, увидела нас тут и стала хлеб сюда приносить. Прилетала она из-за моря, а потом опять туда улетала. Я знала, что один хлеб – это один день. Так и Лопоухому сказала. Он, как всегда, ничего не понял, только протянул:
– Какая ты умная!
Умной быть хорошо, это даже он понимал.
А люди в городе все были глупые. И все ругались.
Идешь по улице, а кто-то навстречу идет.
Я на него даже не смотрю, а он пристает:
– Ты чего по моей улице идешь? Вот как дам по голове! – Но я-то умная, я без палки на улицу не выходила. Погрожу ему палкой, – он и отстанет. А между собой они все время ругались. Встанут друг против друга и начинают:
– Ты чего лезешь?
– Сам чего пристаешь?
– Дурак!
– Сам дурак!
Ухватятся друг за друга и дерутся, только куски летят. Оба дураки. Я сразу отбегала от таких подальше, а Лопоухий вообще не любил ходить по улицам. Боялся. Но все равно это был хороший город. Может, мы бы тут и остались жить, если бы не дамба.
С того места, где мы каждый день встречали птицу с хлебом, был виден весь длинный берег моря. В одной стороне ничего не было, только песок и песок. А вот в другой стороне мы каждый день видели людей, которые что-то делали на берегу и в море. Мне любопытно стало.
– Давай пойдем, посмотрим, – говорю я как-то Лопоухому.
– Не надо! – заныл он по привычке. – Там люди! – Но я его уговорила, и мы пошли.
Подходим и видим, что на берегу что-то строят. И опять охранники-душееды с дубинками всеми управляют. Тьфу ты, попались! Нас живо схватили и заставили таскать камни.
– Все ты виновата… Лучше бы я дома остался! Пусть бы ты одна на работу ходила! – ворчал Лопоухий.
А мне работа сначала понравилась. Мы брали на берегу квадратные камни и несли их прямо в море, а там укладывали в такую стенку, дамба называется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44