Там на стульях было сорок или пятьдесят человек. Взглянув туда, я увидел несколько лиц, которые видел раньше; среди прочих, Коллинджер, адвокат, пара шпиков в заднем ряду. Я обошел вокруг задних рядов, потому что увидел там дверь, ведущую в холл…
Гроб, совершенно черный с хромированными ручками, с цветами повсюду вокруг него и на нем, высился впереди.
Минуты через две дверь в дальнем конце открылась, и из нее вышел какой-то парень, встал около гроба и начал вглядываться во всех нас. Он был одет в форму своей профессии, у него был широкий рот и спокойный уверенный взгляд, никоим образом не дерзкий. После довольно долгого рассматривания он начал говорить.
Для профессионала, я думаю, он не вызывал возражений. С меня было достаточно задолго до того, как он закончил, потому что в отношении меня немного елейности хватает надолго. Если бы мне нужно было вознестись на небо с помощью лести, я бы предпочел, чтобы вы забыли о ней и позволили бы мне найти мой естественный уровень. Но я говорю только за себя, если вам нравится это, то я надеюсь, вы это и получите.
Мое место сзади позволило мне удрать, как только я услышал «аминь». Я вышел первым. За то, что он впустил меня в отдельную отпевальню, я предложил аристократу в холле монету в двадцать пять центов, которую, как я думаю, он взял из-за того, что благородство обязывает. Я вышел на тротуар… Какой-то нахал вклинился и поставил машину на расстоянии в три дюйма от заднего бампера «родстера», и мне пришлось здорово поизвиваться, чтобы выбраться, не поцарапав крыло машины Геберта. Затем я дал газу и направился в деловую часть города.
Было почти десять тридцать вечера, когда я добрался домой.
Заглянув в дверь комбината, а увидел, что Вулф был в кресле с закрытыми глазами и с ужасной гримасой на лице, слушая по радио передачу «Час жемчужин мудрости».
В кухне Фриц сидел за маленьким столом, за которым я обычно завтракаю, и раскладывал пасьянс, сняв шлепанцы и уцепившись большими пальцами ног за перекладины другого стула.
Когда я наливал стакан молока из бутылки, которую достал из холодильника, он спросил меня:
– Как прошло? Хорошие похороны?
Я упрекнул его:
– Тебе следует стыдиться. Я знал, что все французы грубияны.
– Я не француз! Я швейцарец.
– Все вы так говорите. Но ты читаешь французскую газету.
Я сделал первый глоток из стакана, отнес его в кабинет, сел в свое кресло и посмотрел на Вулфа. Его гримаса казалась даже более искаженной, чем когда я посмотрел на него, проходя мимо. Я оставил его страдать некоторое время, потом пожалел его, подошел к радио, выключил его и вернулся к своему креслу. Потягивая молоко, я наблюдал за ним. Постепенно его лицо расслабилось, и наконец я увидел, как его веки шевельнулись, а затем слегка приоткрылись. Он сделал вдох, который дошел прямо до самого дна.
– Ладно, вы вполне заслужили это. Что же это значит? – сказал я.
– Не больше, чем двенадцать шагов. Как только эта услада началась, вы могли встать с кресла и пройти пятнадцать футов до радио и столько же назад. Это составляет тридцать, и вы бы избавились от ваших страданий. Или, если вы действительно верите, что было бы чересчур много усилий, вы могли бы приобрести одну из этих штук с дистанционным управлением…
– Я не стал бы, Арчи. – Он был в своем терпеливом настроении. – Ты прекрасно знаешь, что у меня достаточно предприимчивости, чтобы выключить радио. Ты видел, как я делал это: мне полезны упражнения. Я умышленно нахожу станцию, которая позднее будет передавать «жемчужины мудрости», разговор с тобой является интеллектуальным и эстетическим наслаждением. Это вершины; – он снова сделал гримасу, – между прочим, как раз это только что сказали про культурные интересы «жемчужины мудрости»… Боже мой, я хочу пить. – Он резким движением приподнялся и наклонился вперед, чтобы нажать кнопку звонка.
Но прошло некоторое время, прежде чем он получил его, так как сразу же зазвонил дверной звонок, а это означало, что Фрицу нужно выполнить сначала эту обязанность. Так как было почти одиннадцать часов, и мы никого не ждали, мое сердце забилось, как это всегда бывает, когда мы работаем по делу, которое доставляет какие-либо неприятности и вдруг подвертывается какой-нибудь сюрприз. На самом деле я получил доказательство, что снова попался на удочку, благодаря способности Вулфа устраивать представления, ибо у меня вдруг возникло убеждение, что сейчас войдет к нам Сол с красной коробкой под мышкой.
Потом я услышал в прихожей голос, который не принадлежал Солу. Дверь открылась, и вошла Элен Фрост. При взгляде на ее лицо я вскочил, подошел и взял ее за руку, думая, что она была готова шлепнуться. Она отрицательно покачала головой, и я отпустил ее руку. Она подошла к столу Вулфа и остановилась.
Вулф сказал:
– Здравствуйте, мисс Фрост. Садитесь. – И резко: – Арчи, посади ее в кресло.
Я опять взял и поднял ее руки и, поддерживая за талию, подвинул ей сзади кресло, чтобы она опустилась в него. Она посмотрела на меня и сказала:
– Благодарю вас…
Потом посмотрела на Вулфа.
– Случилось нечто ужасное. Я не хотела идти домой и я… я пришла сюда. Я боюсь… Правда, я все время боялась, но особенно боюсь теперь. Перрен умер. Только что, на Семьдесят третьей улице. Он умер прямо на тротуаре.
– Вот как? Мистер Геберт. – Вулф назидательно поднял палец. – Вздохните, мисс Фрост. Во всяком случае, вам необходимо дышать. Арчи, достань немного бренди.
Глава 16
Наша клиентка отрицательно покачала головой.
– Я не хочу никакого бренди. Я не думаю, что я могла бы его проглотить…
Она говорила дрожащим, несколько раздраженным голосом.
– Я говорю вам… я боюсь!
– Да, – Вулф выпрямился и открыл глаза, – я слышу. Если вы не возьмете себя в руки с бренди или без него, у вас будет истерика, а это никому не поможет. Не хотите ли нашатырного спирта? Не хотите ли прилечь? Хотите ли вы говорить? Можете ли вы говорить?
– Да…
Она приложила кончики пальцев обеих рук к вискам, слегка потерла их.
– Я буду говорить. У меня не будет истерики.
– Браво, Вы говорите, мистер Геберт умер на тротуаре на Семьдесят третьей улице. Что убило его?
– Я не знаю. Он садился в свою машину, отпрыгнул назад и покатился вдоль тротуара к нам… и он упал, а затем Лу сказал мне, что он умер…
– Подождите минутку. Пожалуйста, будет лучше рассказать поточнее. Я полагаю, это случилось после того, как вы покинули часовню, где проходила служба. Вы все вышли вместе? Ваша мать, дядя, кузен и мистер Геберт?
– Да. Перрен предложил отвезти мать и меня домой, но я сказала, что я лучше пойду пешком, а мой дядя сказал, что он хочет поговорить с матерью. Поэтому они собирались взять такси. Мы все шли медленно по тротуару, решив, что…
Я перебил:
– На восток? В направлении машины Геберта?
– Да. Я не знала тогда… я не знала, где была его машина, но он покинул нас, мой дядя, мать и я стояли там, в то время как Лу шагнул на мостовую, чтобы остановить такси. Случайно я смотрела в том направлении, куда ушел Перрен, а также мой дядя, и мы видели как он остановился, открыл дверцу своей машины… а затем отпрыгнул назад и секунду стоял, а затем страшно закричал и начал бежать к нам. Но он пробежал только около половины пути и упал, и он пытался катиться… он пытался…
Вулф поднял палец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Гроб, совершенно черный с хромированными ручками, с цветами повсюду вокруг него и на нем, высился впереди.
Минуты через две дверь в дальнем конце открылась, и из нее вышел какой-то парень, встал около гроба и начал вглядываться во всех нас. Он был одет в форму своей профессии, у него был широкий рот и спокойный уверенный взгляд, никоим образом не дерзкий. После довольно долгого рассматривания он начал говорить.
Для профессионала, я думаю, он не вызывал возражений. С меня было достаточно задолго до того, как он закончил, потому что в отношении меня немного елейности хватает надолго. Если бы мне нужно было вознестись на небо с помощью лести, я бы предпочел, чтобы вы забыли о ней и позволили бы мне найти мой естественный уровень. Но я говорю только за себя, если вам нравится это, то я надеюсь, вы это и получите.
Мое место сзади позволило мне удрать, как только я услышал «аминь». Я вышел первым. За то, что он впустил меня в отдельную отпевальню, я предложил аристократу в холле монету в двадцать пять центов, которую, как я думаю, он взял из-за того, что благородство обязывает. Я вышел на тротуар… Какой-то нахал вклинился и поставил машину на расстоянии в три дюйма от заднего бампера «родстера», и мне пришлось здорово поизвиваться, чтобы выбраться, не поцарапав крыло машины Геберта. Затем я дал газу и направился в деловую часть города.
Было почти десять тридцать вечера, когда я добрался домой.
Заглянув в дверь комбината, а увидел, что Вулф был в кресле с закрытыми глазами и с ужасной гримасой на лице, слушая по радио передачу «Час жемчужин мудрости».
В кухне Фриц сидел за маленьким столом, за которым я обычно завтракаю, и раскладывал пасьянс, сняв шлепанцы и уцепившись большими пальцами ног за перекладины другого стула.
Когда я наливал стакан молока из бутылки, которую достал из холодильника, он спросил меня:
– Как прошло? Хорошие похороны?
Я упрекнул его:
– Тебе следует стыдиться. Я знал, что все французы грубияны.
– Я не француз! Я швейцарец.
– Все вы так говорите. Но ты читаешь французскую газету.
Я сделал первый глоток из стакана, отнес его в кабинет, сел в свое кресло и посмотрел на Вулфа. Его гримаса казалась даже более искаженной, чем когда я посмотрел на него, проходя мимо. Я оставил его страдать некоторое время, потом пожалел его, подошел к радио, выключил его и вернулся к своему креслу. Потягивая молоко, я наблюдал за ним. Постепенно его лицо расслабилось, и наконец я увидел, как его веки шевельнулись, а затем слегка приоткрылись. Он сделал вдох, который дошел прямо до самого дна.
– Ладно, вы вполне заслужили это. Что же это значит? – сказал я.
– Не больше, чем двенадцать шагов. Как только эта услада началась, вы могли встать с кресла и пройти пятнадцать футов до радио и столько же назад. Это составляет тридцать, и вы бы избавились от ваших страданий. Или, если вы действительно верите, что было бы чересчур много усилий, вы могли бы приобрести одну из этих штук с дистанционным управлением…
– Я не стал бы, Арчи. – Он был в своем терпеливом настроении. – Ты прекрасно знаешь, что у меня достаточно предприимчивости, чтобы выключить радио. Ты видел, как я делал это: мне полезны упражнения. Я умышленно нахожу станцию, которая позднее будет передавать «жемчужины мудрости», разговор с тобой является интеллектуальным и эстетическим наслаждением. Это вершины; – он снова сделал гримасу, – между прочим, как раз это только что сказали про культурные интересы «жемчужины мудрости»… Боже мой, я хочу пить. – Он резким движением приподнялся и наклонился вперед, чтобы нажать кнопку звонка.
Но прошло некоторое время, прежде чем он получил его, так как сразу же зазвонил дверной звонок, а это означало, что Фрицу нужно выполнить сначала эту обязанность. Так как было почти одиннадцать часов, и мы никого не ждали, мое сердце забилось, как это всегда бывает, когда мы работаем по делу, которое доставляет какие-либо неприятности и вдруг подвертывается какой-нибудь сюрприз. На самом деле я получил доказательство, что снова попался на удочку, благодаря способности Вулфа устраивать представления, ибо у меня вдруг возникло убеждение, что сейчас войдет к нам Сол с красной коробкой под мышкой.
Потом я услышал в прихожей голос, который не принадлежал Солу. Дверь открылась, и вошла Элен Фрост. При взгляде на ее лицо я вскочил, подошел и взял ее за руку, думая, что она была готова шлепнуться. Она отрицательно покачала головой, и я отпустил ее руку. Она подошла к столу Вулфа и остановилась.
Вулф сказал:
– Здравствуйте, мисс Фрост. Садитесь. – И резко: – Арчи, посади ее в кресло.
Я опять взял и поднял ее руки и, поддерживая за талию, подвинул ей сзади кресло, чтобы она опустилась в него. Она посмотрела на меня и сказала:
– Благодарю вас…
Потом посмотрела на Вулфа.
– Случилось нечто ужасное. Я не хотела идти домой и я… я пришла сюда. Я боюсь… Правда, я все время боялась, но особенно боюсь теперь. Перрен умер. Только что, на Семьдесят третьей улице. Он умер прямо на тротуаре.
– Вот как? Мистер Геберт. – Вулф назидательно поднял палец. – Вздохните, мисс Фрост. Во всяком случае, вам необходимо дышать. Арчи, достань немного бренди.
Глава 16
Наша клиентка отрицательно покачала головой.
– Я не хочу никакого бренди. Я не думаю, что я могла бы его проглотить…
Она говорила дрожащим, несколько раздраженным голосом.
– Я говорю вам… я боюсь!
– Да, – Вулф выпрямился и открыл глаза, – я слышу. Если вы не возьмете себя в руки с бренди или без него, у вас будет истерика, а это никому не поможет. Не хотите ли нашатырного спирта? Не хотите ли прилечь? Хотите ли вы говорить? Можете ли вы говорить?
– Да…
Она приложила кончики пальцев обеих рук к вискам, слегка потерла их.
– Я буду говорить. У меня не будет истерики.
– Браво, Вы говорите, мистер Геберт умер на тротуаре на Семьдесят третьей улице. Что убило его?
– Я не знаю. Он садился в свою машину, отпрыгнул назад и покатился вдоль тротуара к нам… и он упал, а затем Лу сказал мне, что он умер…
– Подождите минутку. Пожалуйста, будет лучше рассказать поточнее. Я полагаю, это случилось после того, как вы покинули часовню, где проходила служба. Вы все вышли вместе? Ваша мать, дядя, кузен и мистер Геберт?
– Да. Перрен предложил отвезти мать и меня домой, но я сказала, что я лучше пойду пешком, а мой дядя сказал, что он хочет поговорить с матерью. Поэтому они собирались взять такси. Мы все шли медленно по тротуару, решив, что…
Я перебил:
– На восток? В направлении машины Геберта?
– Да. Я не знала тогда… я не знала, где была его машина, но он покинул нас, мой дядя, мать и я стояли там, в то время как Лу шагнул на мостовую, чтобы остановить такси. Случайно я смотрела в том направлении, куда ушел Перрен, а также мой дядя, и мы видели как он остановился, открыл дверцу своей машины… а затем отпрыгнул назад и секунду стоял, а затем страшно закричал и начал бежать к нам. Но он пробежал только около половины пути и упал, и он пытался катиться… он пытался…
Вулф поднял палец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56