«Придется понаблюдать за этим щенком!» — подумал я.
Быстро опомнившись, Парис двинулся вперед грациозной походкой и промолвил беспечным тоном:
— Ты неплохо устроился во дворце, Идей, — недурные покои. — Он обернулся к Поликсене: — Я пришел за тобой, сестра. Кассандра сказала, что я застану тебя здесь. Ты нашла себе новую подругу? — И Парис бросил дерзкий взгляд на Гекамеду.
Я шагнул к нему:
— Гекамеда, это Парис — сын Приама и муж Елены. — По его выражению лица я прочел, что последнее упоминание не пришлось ему по вкусу. — Садись рядом с сестрой, Парис. Гекамеда, вели Ферейну подать вино и печенье. — Когда она встала, чтобы позвать слугу, я опустился на скамью поблизости от знатного посетителя.
Каким бы ни являлось дело Париса к его сестре, оно, безусловно, не было безотлагательным. Он пробыл у меня больше часа, попивая мое лучшее вино и то и дело скользя взглядом по лицу и фигуре Гекамеды.
Несмотря на это, я не мог им не восхищаться. Парис, бесспорно, был самым красивым и самым щеголеватым мужчиной в Трое. Одна пурпурная хламида, должно быть, стоила целое состояние.
Мое недовольство усиливало то, что Гекамеда смотрела на гостя с не меньшим интересом — она казалась очарованной его блистательной внешностью и изысканной речью.
Поликсена явно была смущена, так как отлично знала своего брата. Несколько раз она пыталась увести его под различными предлогами, и в конце концов ей это удалось. Парис удалился еще более величавой походкой, чем вошел, фамильярно хлопнув меня по спине, сделав ряд комплиментов красоте Гекамеды и шутливо сказав сестре, что она не должна пренебрегать его компанией, собираясь нанести визит в покои Идея.
Когда они ушли и мы с Гекамедой остались наедине, я хотел продолжить рассказ о событиях в храме, но она, казалось, напрочь об этом забыла.
— Так это Парис! — были ее первые слова.
— Да, — ответил я, с любопытством глядя на нее. — Что ты о нем думаешь?
Гекамеда пожала плечами:
— Не знаю. Он очень красив, но немного женоподобен и невероятно самодоволен. Я не порицаю Елену за то, что она убежала с ним, — все-таки он лучше Менелая.
— Ты не учитываешь моральный аспект в своих суждениях?
— Право, не знаю… Давай поговорим о другом. Да, я забыла — ты собирался сообщить мне что-то о Гортине.
— Кое-что не слишком приятное, — ответил я. — Как я сказал, она не выиграла, но и не проиграла.
— К чему говорить загадками? Объясни, что произошло.
— Ну… по «воле богов» я должен взять Гортину себе в рабыни.
Гекамеда широко открыла глаза:
— Но ведь твоя рабыня я! Значит…
— Значит, ты свободна? Нет — разве я не сказал, что ты останешься со мной? И ты и Гортина — вы обе будете моими рабынями. Тебе не помешает подруга.
— Подруга? — Глаза Гекамеды гневно сверкнули. — Маленькая греянка — подруга дочери Арсиноя? Хоть ты и мой господин, но не имеешь права так меня оскорблять!
Я поспешил объяснить, что пошутил и что ее оскорбляют боги, а не я.
— Мне хорошо известно, Гекамеда, что она неподходящая компаньонка для тебя. Но что я могу сделать? Мне приказали принять ее, и я вынужден повиноваться. Если бы ты ответила на мою любовь и согласилась стать моей женой, Гортина стала бы и твоей рабыней.
На лице Гекамеды вновь появилось выражение угрюмой враждебности.
— Когда прибудет эта девушка? — холодно осведомилась она и воскликнула с неожиданной страстью: — Думаешь, я этому поверю? Ты сам все подстроил! Разве ты не признался, что волочился за ней? Это я должна стать ее рабыней! Я ненавижу ее, а тебя презираю больше, чем когда-либо!
Гекамеда поднялась, дрожа с головы до ног. Я тоже встал, ища слова для ответа, но в этот момент появился Ферейн с сообщением, что меня хочет видеть какая-то женщина.
— Как она выглядит? — строго спросил я.
— Маленькая, очень молодая, господин, — ответил Терсин. — Похоже, из низших сословий. Черные волосы, оливковая кожа…
— Ладно, приведи ее сюда.
Ферейн с поклоном удалился. Вскоре в дверях появилась Гортина.
Девушка являла собой любопытное зрелище. Очевидно, она сразу же повиновалась приказу властей, ибо на ней были только мантия, едва доходящая до колен, и грубые сандалии на ногах. Головной убор и покрывало отсутствовали — спутанная масса волос падала ей на плечи.
В правой руке Гортина держала узел с одеждой, завернутый в грязную старую накидку, а в левой — большую деревянную клетку с черным грейским попугаем.
— Ну, Идей, твоя Гортина пришла, — заявила она.
Словно дождавшись сигнала, попугай внезапно захлопал крыльями и закричал пронзительным фальцетом:
— Идей! Идей! Идей!
Глава 14
На Скейских башнях
На следующее утро я проснулся, чувствуя, что что-то происходит. Протирая глаза, я внезапно понял, что кто-то громко повторяет мое имя:
— Идей! Идей! Идей!
— Проклятый попугай! — сердито пробормотал я и повернулся, пытаясь заснуть снова.
Но крики не прекращались и в конце концов разбудили меня окончательно. Поднявшись с ложа, я направился к комнатушке, которую отвел Гортине, но, поняв, что крики доносятся с другой стороны, повернул назад.
Когда я проходил мимо комнаты Гекамеды, она высунула голову и испуганно спросила, в чем дело. Получив ответ, что я знаю не больше ее, Гекамеда вышла, одетая в полупрозрачный хитон, и последовала за мной. Шум явно доносился из главного холла. Мы поспешили туда.
Наша тревога сменилась весельем, хотя, честно говоря, смеяться над этим зрелищем было довольно бессердечно с нашей стороны.
Кричал мой слуга Ферейн. Он лежал на полу, скрючившись и закрывая лицо руками. Над ним стояла Гортина, колотя его по спине, плечам и ногам тяжелым кожаным поясом и бормоча при каждом ударе:
— Злодей! Чудовище! Фессалийский пес!
Перестав смеяться, я велел ей немедленно прекратить истязать беднягу, но она не обратила внимания и продолжала работать поясом. Тогда я схватил ее за руку и оттащил назад.
— Что это значит, Гортина?
Она не ответила. Ферейн поднялся, потирая руками ушибы. В глазах его блестели слезы, он шевелил губами, словно боясь заговорить. Внезапно Гортина вырвала свою руку и взмахнула поясом. С испуганным криком Ферейн повернулся и исчез в коридоре.
— Во имя Неба, Гортина, что произошло? — снова осведомился я.
Она повернулась ко мне:
— Он оскорбил меня.
— Оскорбил тебя? Как?
Гортина бросила сердитый взгляд на Гекамеду:
— Этот маленький фессалиец нес светильники. Я шла по коридору, чтобы вынести Зама подышать свежим воздухом…
— Зама? Кто, во имя Аида, этот Зам?
— Разве ты не знаешь? Мой попугай. — Она указала на стоящую в углу клетку, которую я не заметил.
— Ты ведь помнишь, Гортина, что я вчера вечером велел тебе избавиться от этого попугая. Продолжай.
— Я быстро шла по коридору — может быть, даже бежала, так как Зам громко разговаривал и я боялась, что он тебя разбудит, — и налетела на этого фессалийца. Он сказал, что один из светильников угодил ему в глаз, и назвал меня длинноволосой грейской сучкой!
— Не слишком лестное определение, — согласился я, с трудом сохраняя серьезность и не осмеливаясь смотреть на Гекамеду. Если бы кто-нибудь из нас засмеялся, думаю, Гортина начала бы обрабатывать ремнем нас.
— Поэтому я избила его, — невозмутимо закончила она.
И прежде чем я успел открыть рот, чтобы ответить — ибо, несмотря ни на какие оскорбления, я не собирался терпеть в своих покоях подобные сцены, — Гортина подобрала клетку с попугаем и исчезла, захлопнув за собой дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58