Блатной мир постепенно отходит в небытие. Он еще сохраняет власть в тюремно-лагерной системе, но на свободе чувствует себя рыбой, выброшенной на сушу. Вышедшие после многолетней отсидки воры в законе первыми ощутили ветер перемен. В нынешнем криминальном мире сидеть вдруг оказалось не престижно. Воровскую корону можно купить за деньги, на смену блатной фене пришел сленг «новых русских», а у руля преступности стали совсем другие люди, брезгливо отвернувшиеся от профессиональных уголовников. Понятия лагерного и криминального авторитета разделились. Чтобы устранить кого-нибудь из них, не обязательно созывать воровскую сходку: достаточно заплатить ликвидатору. Сегодня внутри преступного клана идет борьба между блатными и спортсменами. Ни одна из сторон не собирается сдавать своих позиций, потому что и те, и другие не имеют другой специальности, кроме воровства и душегубства. Иногда наступает перемирие: организованная преступность не терпит анархии. Как и всякая структура, она стремится к порядку в своих рядах. Кровавые междоусобицы им не выгодны экономически. Любая война — это, прежде всего, расходы. Когда идет волна отстрелов, становится понятным, что отношения выясняют уже не отдельные фирмы, а их «крыши».
Блатной мир имеет вековую историю, свою субкультуру — язык, изобразительное искусство, законы, титулы, традиции. Всему этому он обязан каторге и ГУЛАГу, которые выпестовали из огромной армии дешевой рабсилы генералов, управляющих ею изнутри.
Пенитенциарная иерархия начала зарождаться в конце прошлого века. Укрепление сыскной и тюремной структур в царской России вынудило уголовный клан, разбитый на отдельные шайки, банды, малины, объединиться. Он выработал инструменты зашиты: свой язык, нательную символику, способы тайной связи. Зона в то время была представлена тюрьмами и каторгой — прародителями Главного управления лагерей. У истоков лагерной иерархии стояли профессиональные преступники-рецидивисты.
К началу XX века в местах лишения свободы уже существовали четыре когорты из числа рецидивистов: «шпана» (или «шпанка»), «храпы», «иваны» и «игроки». К «шпанке» относилась низшая прослойка осужденных, не имевшая авторитета и прислуживавшая преступной элите. «Храпы» держали нейтралитет, сторонились любых конфликтов, но в то же время могли их спровоцировать, чтобы поиметь из ссор свою выгоду. «Иваны» состояли из разбойников, грабителей, хулиганов, которые шли к власти с кулаками.
И, наконец, «игроки» — самая образованная и уважаемая каста. В нее входили уголовники, промышляющие в игорных домах и клубах. Большинство из них были карточными шулерами.
Элита не обладала полной властью на каторге и не могла стать вершителем человеческих судеб. Некоторое давление на администрацию оказывали лишь «игроки», благодаря интеллекту и традициям. Внутри своей касты «игроки» соблюдали жесткую дисциплину, имели личную охрану из числа «иванов» и держали на каторге общую денежную кассу. Тем не менее, последнее слово в зоне оставалось за плац-майорами. Для реальной власти не хватало инструмента, который позволил бы шантажировать администрацию исправительных структур. Такой инструмент у рецидивистов появился лишь с возникновением ГУЛАГа…
Уголовная жизнь и лагерные будни в общественном сознании до недавнего времени были пронизаны романтизмом и сентиментальностью. Это заметно по блатным песням, литературе, татуировкам. Ни в одной стране мира профессиональные уголовники не были настолько привлекательны для общества, как в СССР. Возможно, это объяснялось внутренним протестом против коммунистической диктатуры. Огромная масса политзаключенных, брошенная волной репрессий в лагеря, поневоле впитала блатной дух и вместе с амнистией вынесла его наружу.
Нынешний криминальный мир полностью лишен романтизма, эмоционально выхолощен; он холоден, жесток и беспощаден. Он бьет ниже пояса, он привык вначале стрелять, а затем думать. Его не волнуют случайные жертвы.
Эта книга — не ода уходящим блатарям, таким понятным и социально близким. Преступность всегда останется преступностью, она не делится на хорошую и плохую. Блатной мир противоречив. В нем благородство соседствует с подлостью, щедрость — с равнодушием, честь — с бесчестьем. Но общество имеет тот уголовный мир, который оно породило и который заслуживает, мир этот — зеркало нашей жизни.
Написанию книги предшествовали споры: стоит ли ворошить грязное белье, заниматься всеобучем, публикуя татуировки и словарь блатного жаргона?
Но ведь нельзя понять преступный мир, полностью отгородившись от него. Понять, чтобы защититься. Уж слишком долго мы убеждали себя в своем социальном здоровье, закрывали глаза на грязь и ложь, в том числе и на преступность. Мы жили по Зощенко: воровство у нас есть, но его как-то меньше.
Не пора ли взглянуть в зеркало общества и прекратить жить в королевстве кривых зеркал?
Раздел I Короли и пешки
«Сучья война»
Когда появились воры в законе, никто точно сказать не может. Также сложно проследить, откуда взялось это словосочетание. На этот счет имеется несколько версий. По самой стойкой из них, такое звание носит преступник, принятый в воровской тайный орден и соблюдающий все его законы. Воры в законе — не только элита криминального мира, это его лидеры. Они полностью отвечают за порядок в тюрьмах и колониях, формируют новые преступные кадры, выступают в роли третейских судей и во многих случаях даже распоряжаются жизнью обычных зэков.
Большинство криминалистов и криминологов считает, что воры в законе появились в начале тридцатых годов. По крайней мере, до Октябрьской революции и в первый десяток лет после нее это понятие нигде не появлялось. Предводители блатного клана родились в эпоху наибольшего подъема тюремно-лагерного искусства молодого СССР. Ничто с такой быстротой и охотой не создавалось, как Главное управление лагерей, возведенное, прежде всего, из экономических соображений. Бесплатная рабсила, помноженная на многомиллионную массу, осваивала рудники, строила каналы, магистрали и города. При управлении лагерей существовали ученые, изучавшие физиологию человека, чтобы до минимума сократить продовольственные и прочие расходы на могучую армию зэков, растянувшуюся по всей территории Советского Союза.
Длительные сроки заключения превращали тюрьмы и лагеря в дом родной, требовавший порядка или, хотя бы, его подобия. Огромная пронумерованная армия нуждалась в своих генералах, в рычагах внутреннего управления. Появление лидеров приветствовали все: и администрация лагерей, и сами зэки, особенно политические, страдавшие от уголовной братии. Неформальными надзирателями становились воры в законе, вышедшие из жиганов и урок. И те и другие относились к элите блатного мира.
Многие исследователи криминального мира считают, что зона сама выбрала своих вожаков. Но наряду с этим мнением есть еще одно, и довольно любопытное. Лидеров вполне могли создать сами чекисты, народ, как известно, находчивый и изобретательный. Так как тысячным конвоям и ВОХРам наводить порядки в миллионной толпе с каждым годом становилось все сложнее, ставку сделали на самую развитую и самую авторитетную категорию уголовников-рецидивистов — карманников и шулеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Блатной мир имеет вековую историю, свою субкультуру — язык, изобразительное искусство, законы, титулы, традиции. Всему этому он обязан каторге и ГУЛАГу, которые выпестовали из огромной армии дешевой рабсилы генералов, управляющих ею изнутри.
Пенитенциарная иерархия начала зарождаться в конце прошлого века. Укрепление сыскной и тюремной структур в царской России вынудило уголовный клан, разбитый на отдельные шайки, банды, малины, объединиться. Он выработал инструменты зашиты: свой язык, нательную символику, способы тайной связи. Зона в то время была представлена тюрьмами и каторгой — прародителями Главного управления лагерей. У истоков лагерной иерархии стояли профессиональные преступники-рецидивисты.
К началу XX века в местах лишения свободы уже существовали четыре когорты из числа рецидивистов: «шпана» (или «шпанка»), «храпы», «иваны» и «игроки». К «шпанке» относилась низшая прослойка осужденных, не имевшая авторитета и прислуживавшая преступной элите. «Храпы» держали нейтралитет, сторонились любых конфликтов, но в то же время могли их спровоцировать, чтобы поиметь из ссор свою выгоду. «Иваны» состояли из разбойников, грабителей, хулиганов, которые шли к власти с кулаками.
И, наконец, «игроки» — самая образованная и уважаемая каста. В нее входили уголовники, промышляющие в игорных домах и клубах. Большинство из них были карточными шулерами.
Элита не обладала полной властью на каторге и не могла стать вершителем человеческих судеб. Некоторое давление на администрацию оказывали лишь «игроки», благодаря интеллекту и традициям. Внутри своей касты «игроки» соблюдали жесткую дисциплину, имели личную охрану из числа «иванов» и держали на каторге общую денежную кассу. Тем не менее, последнее слово в зоне оставалось за плац-майорами. Для реальной власти не хватало инструмента, который позволил бы шантажировать администрацию исправительных структур. Такой инструмент у рецидивистов появился лишь с возникновением ГУЛАГа…
Уголовная жизнь и лагерные будни в общественном сознании до недавнего времени были пронизаны романтизмом и сентиментальностью. Это заметно по блатным песням, литературе, татуировкам. Ни в одной стране мира профессиональные уголовники не были настолько привлекательны для общества, как в СССР. Возможно, это объяснялось внутренним протестом против коммунистической диктатуры. Огромная масса политзаключенных, брошенная волной репрессий в лагеря, поневоле впитала блатной дух и вместе с амнистией вынесла его наружу.
Нынешний криминальный мир полностью лишен романтизма, эмоционально выхолощен; он холоден, жесток и беспощаден. Он бьет ниже пояса, он привык вначале стрелять, а затем думать. Его не волнуют случайные жертвы.
Эта книга — не ода уходящим блатарям, таким понятным и социально близким. Преступность всегда останется преступностью, она не делится на хорошую и плохую. Блатной мир противоречив. В нем благородство соседствует с подлостью, щедрость — с равнодушием, честь — с бесчестьем. Но общество имеет тот уголовный мир, который оно породило и который заслуживает, мир этот — зеркало нашей жизни.
Написанию книги предшествовали споры: стоит ли ворошить грязное белье, заниматься всеобучем, публикуя татуировки и словарь блатного жаргона?
Но ведь нельзя понять преступный мир, полностью отгородившись от него. Понять, чтобы защититься. Уж слишком долго мы убеждали себя в своем социальном здоровье, закрывали глаза на грязь и ложь, в том числе и на преступность. Мы жили по Зощенко: воровство у нас есть, но его как-то меньше.
Не пора ли взглянуть в зеркало общества и прекратить жить в королевстве кривых зеркал?
Раздел I Короли и пешки
«Сучья война»
Когда появились воры в законе, никто точно сказать не может. Также сложно проследить, откуда взялось это словосочетание. На этот счет имеется несколько версий. По самой стойкой из них, такое звание носит преступник, принятый в воровской тайный орден и соблюдающий все его законы. Воры в законе — не только элита криминального мира, это его лидеры. Они полностью отвечают за порядок в тюрьмах и колониях, формируют новые преступные кадры, выступают в роли третейских судей и во многих случаях даже распоряжаются жизнью обычных зэков.
Большинство криминалистов и криминологов считает, что воры в законе появились в начале тридцатых годов. По крайней мере, до Октябрьской революции и в первый десяток лет после нее это понятие нигде не появлялось. Предводители блатного клана родились в эпоху наибольшего подъема тюремно-лагерного искусства молодого СССР. Ничто с такой быстротой и охотой не создавалось, как Главное управление лагерей, возведенное, прежде всего, из экономических соображений. Бесплатная рабсила, помноженная на многомиллионную массу, осваивала рудники, строила каналы, магистрали и города. При управлении лагерей существовали ученые, изучавшие физиологию человека, чтобы до минимума сократить продовольственные и прочие расходы на могучую армию зэков, растянувшуюся по всей территории Советского Союза.
Длительные сроки заключения превращали тюрьмы и лагеря в дом родной, требовавший порядка или, хотя бы, его подобия. Огромная пронумерованная армия нуждалась в своих генералах, в рычагах внутреннего управления. Появление лидеров приветствовали все: и администрация лагерей, и сами зэки, особенно политические, страдавшие от уголовной братии. Неформальными надзирателями становились воры в законе, вышедшие из жиганов и урок. И те и другие относились к элите блатного мира.
Многие исследователи криминального мира считают, что зона сама выбрала своих вожаков. Но наряду с этим мнением есть еще одно, и довольно любопытное. Лидеров вполне могли создать сами чекисты, народ, как известно, находчивый и изобретательный. Так как тысячным конвоям и ВОХРам наводить порядки в миллионной толпе с каждым годом становилось все сложнее, ставку сделали на самую развитую и самую авторитетную категорию уголовников-рецидивистов — карманников и шулеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76