Ее освещала только луна да неяркий свет голубой лампы, висевшей у дверей здания, которое стояло чуть в стороне.
– Приехали? – спросил Эди.
– Дом Салема, – сказал таксист, протянув грязный палец по направлению к голубой лампе.
– Боже, какая дыра! – воскликнул Виктор. Зария была слишком несчастна, чтобы что-нибудь говорить. Она была охвачена беспокой­ством за Чака.
Весь день она провела у себя в каюте, приду­мывая, что можно для него сделать, как узнать, что с ним. В то же время ее мучил страх: не совершил ли он чего-то дурного? Вдруг она только повредит ему, если сумеет убежать из-под надзора Эди с Виктором и об­ратится в полицию?
Тем не менее самой главной сложностью ос­тавалось ее положение пленницы. Эди и ком­пания явно не собирались выпускать ее из сво­его поля зрения. Она была так испугана и бес­помощна, что ей оставалось только пойти к себе и покорно ждать, уставившись в потолок.
«Чак! Чак!» – все время бормотала она про себя, чувствуя, что одно повторение его имени приносит ей облегчение.
В конце концов она подошла к иллюминато­ру и стала смотреть на море в безумной надежде увидеть его голову среди волн.J
Удалось ли ему скрыться? Что случилось с ним? Временами она чувствовала, что начинает сходить с ума от неопределенности. Неужели это Эди подложил сигареты к нему в каюту? Но тогда зачем? Был ли это его способ «разобрать­ся» с Чаком? Ей казалось, что в этом все дело, но где-то в глубине души поселилось крохотное сомнение. А вдруг у Чака были свои причины стремиться попасть на яхту, отличные от тех, о которых он рассказал ей?
«Чему верить? Где правда?» – вслух спраши­вала она себя.
Но что бы ни совершил он, она любит его.
Настолько любит, что будет рада, если пуля жандарма достанется вместо него ей. Хоть этим она сможет помочь ему.
«Я люблю его!» – повторяла она, меряя шага­ми каюту.
«Я люблю его!» – бормотала она, уткнувшись в подушку.
«Я люблю его!» – сказала она, чтобы собрать­ся с силами, когда ей сообщили, что она долж­на быть готова сойти на берег в девять часов, а за полчаса до этого подняться к ужину.
Не только сознание того, что она хорошо оде­та и привлекательна, придавало ей мужества. Любовь тоже изменила ее отношение к жизни. Она больше не была той дрожащей, испуганной девушкой, которая, съежившись, сидела в ваго­не поезда, уносившего ее с вокзала Виктория к новой, полной приключений жизни.
Теперь она познала, что такое любовь, и была готова сражаться за человека, которому отдала свое сердце, несмотря на любые его проступки.
В платье из ярко-голубого шелка и бархатном жакете она села за стол и, враждебно посмотрев на Эди Моргана, с удовлетворением отметила, что он был очень обеспокоен.
Мистер Вирдон бросил на нее понимающий взгляд. Виктор был на пределе и, чтобы скрыть это, много пил. Мадам Бертин отсутствовала. После ссоры с Эди она удалилась к себе с го­ловной болью и вынуждена была принять сно­творное. Кейт была здесь, но находилась в та­ком дурном расположении духа, что отказалась от еды, хотя пила один стакан шампанского за другим.
– Я же сказал, нет! Сегодня ты остаешься здесь, – говорил Эди, когда Зария вошла в са­лон.
– Почему мне нельзя ехать? Я бывала в мес­тах и похуже, – возразила Кейт.
– Не в этом дело, – ответил Эди. – Зарию нам придется взять: она одна понимает этот чер­тов язык. Но мы не собираемся подвергать себя ненужному риску. С любой стороны, это такое место, куда женщинам не стоит показываться.
– Ты труслив, как цыпленок, в этом-то все и дело, возразила Кейт. – В наши дни американ­цы, если у них достаточно денег, могут ходить ди туда, куда захотят. Никто не. подумает резать курицу, которая несет золотые яйца.
– Я не собираюсь спорить с тобой, – сказал Эди. – Если хочешь, я свожу тебя туда завтра или послезавтра, но не сегодня!
– В таком случае я очень надеюсь, что все твои планы рухнут! – воскликнула Кейт и больше за все время ужина не произнесла ни слова.
Воцарилась неловкая тишина, прерываемая только требованиями Виктора вновь наполнить его стакан. Эди осуждающе посматривал на не­го, но не возражал ни слова. Мистер Вирдон ел в своей обычной, важной и неторопливой ма­нере и тоже практически не разговаривал. В девять Эди поднялся из-за стола.
– Вы готовы? – спросил он Зарию.
– Да, – ответила она.
Она скользнула в рукава голубого бархатного жакета, который застегивался на пуговицы до самого горла. Он кончался на талии и не сдер­живал полета широких юбок. Это была одна из самых очаровательных моделей мадам Бертин, и Зария подумала, что ей, наверное, надо было заглянуть к мадам до того, как подниматься на палубу. Однако ей было трудно сосредоточиться на чем-нибудь, кроме мысли о Чаке. Идя за Эди к такси, которое ожидало их у сходен, она раз­мышляла, что Чак найдет способ, чтобы сего­дня же вечером связаться с ней. Нелогично, не­умно, но она все равно верила в это. Чак знает, как она беспокоится о нем, понимает, в каком опасном положении оставил ее. Он поможет ей, чего бы это ни стоило ему самому.
Но как она ни была уверена, логика и здра­вый смысл подсказывали обратное: он поспе­шил к дому матери и прячется сейчас в таком месте, где полиции его не найти.
Если жандармы и возвращались на яхту, ей об этом не сообщили. Она могла бы расспросить Джима, но чай ей принес другой стюард. Тот сказал, что у Джима выходной, он еще утром ушел на берег и вернется только после обеда.
«Он помог бы мне», – подумала было Зария, но тут же поняла, что все равно ничего нельзя было сделать. Она хотела поговорить с капита­ном, но побоялась. Предположим, – только предположим, – что Чак действительно совер­шил что-то противозаконное. В этом случае она только ухудшит дело.
Уже переодевшись к ужину, она заглянула в каюту Чака. Ей не просто хотелось немного ус­покоиться, прикоснувшись к его вещам, но она решила, что поступит мудро, если проверит, нет ли среди них того, что могло быть поставлено ему в вину.
В каюте уже навели порядок. Костюмы Чака были убраны в гардероб, пижама аккуратно лежала на кровати, халат висел на стуле. Все казалось обычным, и ничего не говорило о личности жившего здесь человека.
Зария открыла ящик туалетного столика – носовые платки без меток, два галстука и пачка обычных сигарет, «Америкэн Честерфилдс». Она секунду разглядывала их, вспоминая о тех длинных узких коробках, которые нашла поли­ция. Их, очевидно, подкинул Эди, чтобы вы­званная им полиция арестовала Чака.
Она уже собиралась закрыть ящик, когда за­метила в глубине его какой-то предмет; Сама не зная почему, она протянула руку и вытащила его. К ее огромному изумлению, это была ма­ленькая бутылочка с краской для волос.
Некоторое время Зария, недоумевая, смотре­ла на нее, потом положила обратно и вышла из каюты. Во все время ужина она не могла думать ни о чем другом. Краска для волос! Темная краска! Так вот почему волосы Чака составляли настолько сильный контраст его серым глазам.
Ей всегда казалось, что он непохож на брюне­та. Подбородок у него никогда не был синим, как у Эди. В его темных волосах, которые он тщательно зачесывал назад с широкого лба, бы­ла какая-то неестественность. Почему он скрывал свою внешность? Этот вопрос не давал ей покоя. Зачем ему изменять цвет волос, если не для того, чтобы спрятаться от кого-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50