— Я могу придумать способ получше, — ответил мистер Каддингтон. — Подите сюда, Сильвина.
Он протянул к ней руку, и тут у Сильвины замерло сердце: она заметила, что Клайд — может, потому, что не мог больше видеть, как унижают его сестру, — вышел из комнаты.
— Я также прошу прощения за… мою невежливость, — поспешно добавила Сильвина. — Иногда я выхожу из себя. Мне надо научиться с этим бороться.
Мистер Каддингтон улыбался.
— Я покажу вам, как этого добиться. Начните с того, что повинуйтесь мне.
Он все еще протягивал к ней свою руку. Глубоко испуганная его внезапно вспыхнувшими глазами и жестокой улыбкой на толстых губах, Сильвина взяла на руки Колумба, лежавшего на подушке у камина.
— Колумбу… пора… идти гулять… Даже сама девушка заметила, — как беспомощно и встревоженно звучит ее голос.
— Колумб может подождать, — повелительно сказал мистер Каддингтон. — Я отдал приказ, Сильвина. Если вы собираетесь стать примерной женой, вам надо научиться повиноваться мне.
Чего вы… хотите? — в страхе спросила она.
— Скажем, поцелуй в знак примирения? — предложил мистер Каддингтон. — Отпустите собаку и подойдите ко мне.
— Нет… нет! — воскликнула Сильвина, и ужас, охвативший все ее трепещущее тело, передался Колумбу. Поняв, что что-то не в порядке, пес угрожающе заворчал.
— Черт побери это животное! — взорвался мистер Каддингтон. — Вам прекрасно известно, что я не люблю собак! Отпустите его и делайте, что я сказал!
На секунду она застыла, глядя прямо на него. Колумб, которого она прижимала к груди, яростно рычал.
Потом, прежде чем мистер Каддингтон успел ей помешать, она выбежала из комнаты с тихим испуганным вскриком и взлетела по лестнице в такой панике, что еще долгое время после того, как он ушел из дома, была бледна и дрожала.
Убегая, она слышала, как он смеется.
Это был смех человека, которому забавно, а не досадно, потому что он уверен, что в конце концов получит то, что хочет.
За каретой мистера Каддингтона, запряженной прекрасными лошадьми, поднимались тучи пыли.
Карета ехала быстро, но все же ее легко обогнал сверкающий желтый каррикль, которым правил сам мистер Каддингтон, в высокой конической шляпе, сдвинутой, как он полагал, по-модному лихо. С ним сидел граф в элегантном наряде светского щеголя.
— Проклятье! — промолвил Клайд, подавшись вперед и провожая их взглядом. — Меня чинно везут с тобой тут, как будто я какая-то старая дева, когда я мог бы править фаэтоном или ехать верхом на приличном скакуне.
— Но кто-то ведь должен был ехать со мной, — извиняющимся тоном сказала Сильвина. — А мистер Каддингтон настоял, чтобы Бесси ехала в карете с багажом.
— Он пытается продемонстрировать маркизу, чего можно добиться с помощью денег, — с горечью отозвался Клайд Блейн. — Но он всегда останется выскочкой, и ему это прекрасно известно.
— Это для меня слабое утешение, — ответила Сильвина.
У ее брата хватило совести смутиться.
— Мне очень жаль, Силь, честно, жаль, что я тебя в это втянул. Господь свидетель, это не моих рук дело, но что мне оставалось в этой ситуации? По крайней мере у Каддингтона есть деньги, и он готов их тратить.
— Только тогда, когда ему это хочется, — заметила девушка. — Сомневаюсь, чтобы он был для тебя щедрым зятем.
— О Боже, ну что за дела! — пожаловался ее брат. — Может, ты и считаешь меня бесчувственным, Силь, но я тебя люблю. Только ведь если я попаду в Тауэр, ты умрешь с голода, как тебе прекрасно известно. А так ты по крайней мере будешь богатой и важной дамой.
Сильвина промолчала, а он продолжил:
— Говорят, Каддингтон наверняка будет в следующем списке награжденных. Можешь быть уверена, он еще станет пэром. Если Хоксбери уйдет в отставку или Питт вернется к власти, он почти наверняка станет министром. Все в один голос твердят, что он необыкновенно талантлив и делает стремительную карьеру.
— Что-то в нем меня пугает, — очень тихо проговорила Сильвина. — Он дурной и злобный человек, я это чувствую. Я поняла это, как только его увидела.
Ее брату было явно не по себе.
— Многие женщины были бы рады заключить столь выгодный брак. Кого ты можешь встретить, пока мы живем на этих задворках? Я нашел несколько хороших друзей с тех пор, как мы приехали в Лондон, и остались еще знакомые отца, которые приглашают меня к себе. Они бы и тебя позвали, если бы ты не отказывалась от всех приглашений.
— Как я могу куда-то идти, одетая, как говорит мистер Каддингтон, в… обноски?
— Он выразился излишне жестоко, — поспешно сказал Клайд. — Никогда ты не была в обносках, Силь, и, по-моему, ты всегда кажешься прехорошенькой. Однако должен сказать, что твои обновы тебе очень к лицу. Они действительно на самом высшем уровне.
— Заказывая их, я чувствовала себя совершенно униженной, — отозвалась Сильвина. — Я все думала, что сказала бы мама, а мадам Бертен все твердила: «Мистер Каддингтон распорядился денег не жалеть, мисс». И было что-то унизительное в том, что она не называла меня «мадам». По-моему, я не могла бы чувствовать себя хуже, если бы он покупал меня на невольничьем рынке.
— Ума не приложу, почему он не настоит, чтобы жениться на тебе сейчас же, и не покончит со всем этим.
Девушка тихо ахнула.
— Ради Бога, не внушай ему таких мыслей! Он говорит, что дожидается какого-то особого события, но я не знаю, чего именно. Только меня преследует чувство, что этот момент все ближе и ближе, и тогда мне хочется умереть.
— Ох, Силь, ну вечно ты преувеличиваешь! — рассердился Клайд. — Каддингтон тобой увлекся, это сразу видно. Больше того, он введет тебя в светское общество, к которому мы принадлежали, пока жив был отец.
— Может, тебе оно и нравится, — ответила Сильвина, — а мне — нет.
— И почему же? Неестественно, чтобы женщина думала так, как ты. Что ты имеешь против светского общества, что так его осуждаешь?
— Самонадеянно звучит, правда? — По лицу Сильвины скользнула мимолетная улыбка. — Но если ты действительно хочешь знать мой ответ, я тебе расскажу, в чем дело. Это случилось, когда мы жили в Испании, папа был первым секретарем при лорде Бате в нашем посольстве в Мадриде. Мама впервые призналась мне, что больна. У нее были боли, Клайд, страшные боли.
Голос ее звучал напряженно.
— Она не подавала вида при отце, — продолжала она, — но иногда я видела, как она бледнеет, дрожит и почти не может двигаться из-за мучительной боли.
Сильвина замолчала, на глаза ее навернулись слезы. Через минуту она снова заговорила:
— Я, бывало, умоляла маму послать за врачом, и она наконец мне сказала, что уже была у врача, и он ничем не может ей помочь. Она принимала какое-то лекарство, которое он дал ей, чтобы справляться с болью, и, делая над собой невероятное усилие, мужественно спускалась вниз, чтобы ехать в свет, и пока была с папой, все улыбалась и шутила.
Девушка прикрыла глаза, как будто для того, чтобы не видеть эту картину.
— Знаешь, — через секунду добавила она, — все говорили, что она — самое ценное достояние Британии на континенте, но никто не видел, как растрачивается ее здоровье.
— Я об этом понятия не имел, — признался Клайд.
— Тебя почти все время не было дома, — объяснила Сильвина, — сначала ты был в школе, потом — в Оксфорде. Я же была всего лишь ребенком… Но я старалась как можно больше быть с мамой, и при мне она никогда не притворялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49