Но, погодите, кто это там идет?
— На всем ходу и по ветру! — воскликнул адмирал. — Четырнадцать узлов, может, только без одного. Да ведь это она, та женщина, клянусь святым Георгием!
Быстро несущееся облако пыли обогнуло поворот дороги, и среди его показался высокий трехколесный тандем, который стрелою летел по дороге. Впереди сидела Уэстмакот, на ней была надета твидовая матросская куртка цвета вереска, юбка немного пониже колен и штиблеты из той же самой материи на толстых подошвах. Она держала под мышкой большую связку каких-то красных бумаг; между тем как Чарльз, сидевший позади нее, был одет в норфолькскую куртку с заправленными в сапоги панталонами, и из обоих его карманов торчал сверток точно таких же бумаг. В то время, когда оба приятеля стояли и смотрели, эта парочка убавила ход велосипеда, дама спрыгнула с него, прибила одно из своих объявлений к садовой решетке пустого дома и затем, вскочив опять на свое место, хотела стремительно лететь дальше, но племянник обратил ее внимание на двух джентльменов, которые стояли на тропинке.
— О, я, право, не заметила вас! — сказала она и, сделав несколько поворотов ручкой, направила к ним велосипед. — Какое прекрасное утро, не правда ли?
— Чудное, — ответил доктор. — Кажется, вы очень заняты?
— Да, я очень занята. — Она указала на цветную бумагу, прибитую к решетке, которая все еще развевалась по ветру. — Мы ведем свою пропаганду, как видите. Мы с Чарльзом занимаемся этим с семи часов утра. Тут дело идет о нашем собрании. Я желаю, чтобы оно увенчалось полным успехом. Вот посмотрите! — она разгладила одно из объявлений, и доктор прочел свою фамилию, напечатанную большими черными буквами в конце.
— Как видите, мы не забываем нашего президента. К нам придут все. Эти две милые старые девы, которые живут напротив — мисс Вильямc, держались некоторое время в стороне от нас, но теперь я добилась того, что они дали обещание прийти. Адмирал, я уверена, что вы нам сочувствуете.
— Г-м! Я не желаю вам зла, сударыня.
— Вы придете на платформу?
— Я буду… Нет, кажется, я не могу этого сделать.
— Ну, так на наше собрание.
— Нет, сударыня, я никогда не выхожу после обеда.
— О, вы, конечно, придете! Я зайду к вам, если у меня будет время и поговорю с вами об этом, когда вы вернетесь домой. Мы еще не завтракали. Прощайте.
Затем послышался шум колес, и желтоватое облако опять покатилось по дороге. Адмирал увидал, что кто-то успел всунуть ему одно из этих противных объявлений, которое он держал в правой руке. Он скомкал его и бросил на дорогу.
— Пусть меня повесят, Уокер, если я пойду, — сказал он, продолжая свою прогулку. — До сих пор меня еще не мог заставить сделать что-нибудь — ни мужчина, ни женщина.
— Я никогда не бьюсь об заклад, — ответил на это доктор, — но по-моему, шансы скорее за то, что вы пойдете.
Адмирал только что успел прийти домой и усесться в столовой, как на него опять было сделано нападение. Он, не спеша и с любовью, развертывал номер «Times», приготовляясь к долгому чтению, которое должно было продолжаться до второго завтрака, и уже укрепил золотое pincenez на своем тонком носу с горбинкой, как вдруг услыхал, что хрустит песок, и выглянув из-за газеты, увидал, что по садовой дорожке идет миссис Уэстмакот. На ней был надет все тот же странный костюм, который шокировал моряка, бывшего человеком старого покроя, так как не согласовался с его понятиями о приличии, но смотря на нее, он не мог отрицать того, что она была очень красива собой. В разных странах он видел женщин различных оттенков кожи и разного возраста, но он не видел такого красивого лица с правильными чертами и такой прямой, гибкой и женственной фигуры. Смотря на нее, он перестал сердиться и на лбу у него разгладились морщины.
— Можно войти? — сказала она, показываясь в окне на фоне зеленой лужайки и голубого неба. — Мне кажется, что я вторгнулась внутрь неприятельской страны.
— Это очень приятное вторжение, сударыня, — сказал он, откашливаясь и одергивая свой высокий воротничок. — Садитесь в это садовое кресло. Чем могу я вам служить? Не позвонить ли мне и не велеть ли сказать миссис Денвер, что вы здесь?
— Пожалуйста, не беспокойтесь, адмирал. Я зашла к вам только по поводу нашего разговора сегодня утром. Я хочу, чтобы вы не отказали нам в вашей сильной поддержке на нашем будущем собрании, где будет обсуждаться вопрос об улучшении участи женщины.
— Нет, сударыня. Я не могу сделать этого, — он сжал губы и покачал своей начинающей седеть головой.
— Почему же вы не можете?
— Это против моих принципов, сударыня.
— Почему против ваших принципов?
— Да потому, что у женщины свои обязанности, а у мужчины свои. Может быть, я человек старого покроя, но таков мой взгляд. Да скажите, пожалуйста, до чего же, наконец, дойдут? Я только вчера вечером говорил доктору Уокеру, что у нас в скором времени явится женщина, которая захочет командовать Ламаншской эскадрой.
— Это одна из тех немногих профессий, в которых не может быть прогресса, — сказала миссис Уэстмакот с самой приятной улыбкой. — В этом случае бедная женщина должна искать защиты у мужчины.
— Я не люблю этих нововведений, сударыня, и говорю вам откровенно, что не люблю их. Я люблю дисциплину и думаю, что всякий становится от нее лучше. Теперь женщинам дано много такого, чего у них не было в то время, когда жили наши отцы. Мне говорили, что у них есть свои университеты, и я слышал, что есть женщины доктора. Кажется, следовало бы им быть довольными этим. Чего же им еще нужно?
— Вы — моряк, а моряки всегда относятся к женщине по-рыцарски. Если бы вы знали, как обстоит дело, то вы переменили бы свое мнение. Что делать этим бедняжкам? Их так много, а таких занятий, которые они могли бы взять на себя, очень мало. Идти в гувернантки? Но теперь совсем нет мест. Давать уроки музыки и рисования? Но из пятидесяти женщин не найдется ни одной, у которой был бы талант к этому. Сделаться доктором? Но для женщин эта профессия все еще сопряжена с затруднениями: нужно учиться долго и иметь небольшое состояние для того, чтобы получить диплом. Идти в няньки? Но это тяжелый труд, который плохо оплачивается, и вынести его могут только те, у которых крепкое здоровье. Что же, по-вашему, они должны делать, адмирал? Сидеть, сложа руки, и умирать с голода?
— Ну, ну! Их положение уже не так плохо.
— Нужда страшная. Напечатайте в газетах, что нужна компаньонка на жалованье десять шиллингов в неделю, — а это меньше, чем жалованье кухарки, — и вы увидите, сколько вам пришлют ответов. Для этих тысяч женщин, борющихся за существование, нет никакой надежды, никакого исхода. Их скучная жизнь, при которой они бьются из-за куска хлеба, приводит к безотрадной старости. Но когда мы стараемся внести в нее какой-нибудь луч надежды, обещать им хоть бы в отдаленном будущем, что их участь несколько улучшится, то рыцари-джентльмены говорят нам, что помогать женщинам — это против их правил.
Адмирал поколебался, но покачал головою, выражая этим, что не согласен с ней.
— Вот, например, служба в банках, занятие адвокатурой, ветеринария, казенные должности, гражданская служба — по крайней мере, эти профессии должны быть открыты для женщин, если у них хватит настолько ума, чтобы с успехом конкурировать и добиваться их. А потом, если бы оказалось, что женщина не годится в этих случаях, то она должна бы пенять сама на себя, и большинство населения нашей страны уже не могло бы жаловаться на то, что для них существует другой закон, чем для меньшинства, и что их держат в бедности и рабстве, что им закрыта всякая дорога к независимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— На всем ходу и по ветру! — воскликнул адмирал. — Четырнадцать узлов, может, только без одного. Да ведь это она, та женщина, клянусь святым Георгием!
Быстро несущееся облако пыли обогнуло поворот дороги, и среди его показался высокий трехколесный тандем, который стрелою летел по дороге. Впереди сидела Уэстмакот, на ней была надета твидовая матросская куртка цвета вереска, юбка немного пониже колен и штиблеты из той же самой материи на толстых подошвах. Она держала под мышкой большую связку каких-то красных бумаг; между тем как Чарльз, сидевший позади нее, был одет в норфолькскую куртку с заправленными в сапоги панталонами, и из обоих его карманов торчал сверток точно таких же бумаг. В то время, когда оба приятеля стояли и смотрели, эта парочка убавила ход велосипеда, дама спрыгнула с него, прибила одно из своих объявлений к садовой решетке пустого дома и затем, вскочив опять на свое место, хотела стремительно лететь дальше, но племянник обратил ее внимание на двух джентльменов, которые стояли на тропинке.
— О, я, право, не заметила вас! — сказала она и, сделав несколько поворотов ручкой, направила к ним велосипед. — Какое прекрасное утро, не правда ли?
— Чудное, — ответил доктор. — Кажется, вы очень заняты?
— Да, я очень занята. — Она указала на цветную бумагу, прибитую к решетке, которая все еще развевалась по ветру. — Мы ведем свою пропаганду, как видите. Мы с Чарльзом занимаемся этим с семи часов утра. Тут дело идет о нашем собрании. Я желаю, чтобы оно увенчалось полным успехом. Вот посмотрите! — она разгладила одно из объявлений, и доктор прочел свою фамилию, напечатанную большими черными буквами в конце.
— Как видите, мы не забываем нашего президента. К нам придут все. Эти две милые старые девы, которые живут напротив — мисс Вильямc, держались некоторое время в стороне от нас, но теперь я добилась того, что они дали обещание прийти. Адмирал, я уверена, что вы нам сочувствуете.
— Г-м! Я не желаю вам зла, сударыня.
— Вы придете на платформу?
— Я буду… Нет, кажется, я не могу этого сделать.
— Ну, так на наше собрание.
— Нет, сударыня, я никогда не выхожу после обеда.
— О, вы, конечно, придете! Я зайду к вам, если у меня будет время и поговорю с вами об этом, когда вы вернетесь домой. Мы еще не завтракали. Прощайте.
Затем послышался шум колес, и желтоватое облако опять покатилось по дороге. Адмирал увидал, что кто-то успел всунуть ему одно из этих противных объявлений, которое он держал в правой руке. Он скомкал его и бросил на дорогу.
— Пусть меня повесят, Уокер, если я пойду, — сказал он, продолжая свою прогулку. — До сих пор меня еще не мог заставить сделать что-нибудь — ни мужчина, ни женщина.
— Я никогда не бьюсь об заклад, — ответил на это доктор, — но по-моему, шансы скорее за то, что вы пойдете.
Адмирал только что успел прийти домой и усесться в столовой, как на него опять было сделано нападение. Он, не спеша и с любовью, развертывал номер «Times», приготовляясь к долгому чтению, которое должно было продолжаться до второго завтрака, и уже укрепил золотое pincenez на своем тонком носу с горбинкой, как вдруг услыхал, что хрустит песок, и выглянув из-за газеты, увидал, что по садовой дорожке идет миссис Уэстмакот. На ней был надет все тот же странный костюм, который шокировал моряка, бывшего человеком старого покроя, так как не согласовался с его понятиями о приличии, но смотря на нее, он не мог отрицать того, что она была очень красива собой. В разных странах он видел женщин различных оттенков кожи и разного возраста, но он не видел такого красивого лица с правильными чертами и такой прямой, гибкой и женственной фигуры. Смотря на нее, он перестал сердиться и на лбу у него разгладились морщины.
— Можно войти? — сказала она, показываясь в окне на фоне зеленой лужайки и голубого неба. — Мне кажется, что я вторгнулась внутрь неприятельской страны.
— Это очень приятное вторжение, сударыня, — сказал он, откашливаясь и одергивая свой высокий воротничок. — Садитесь в это садовое кресло. Чем могу я вам служить? Не позвонить ли мне и не велеть ли сказать миссис Денвер, что вы здесь?
— Пожалуйста, не беспокойтесь, адмирал. Я зашла к вам только по поводу нашего разговора сегодня утром. Я хочу, чтобы вы не отказали нам в вашей сильной поддержке на нашем будущем собрании, где будет обсуждаться вопрос об улучшении участи женщины.
— Нет, сударыня. Я не могу сделать этого, — он сжал губы и покачал своей начинающей седеть головой.
— Почему же вы не можете?
— Это против моих принципов, сударыня.
— Почему против ваших принципов?
— Да потому, что у женщины свои обязанности, а у мужчины свои. Может быть, я человек старого покроя, но таков мой взгляд. Да скажите, пожалуйста, до чего же, наконец, дойдут? Я только вчера вечером говорил доктору Уокеру, что у нас в скором времени явится женщина, которая захочет командовать Ламаншской эскадрой.
— Это одна из тех немногих профессий, в которых не может быть прогресса, — сказала миссис Уэстмакот с самой приятной улыбкой. — В этом случае бедная женщина должна искать защиты у мужчины.
— Я не люблю этих нововведений, сударыня, и говорю вам откровенно, что не люблю их. Я люблю дисциплину и думаю, что всякий становится от нее лучше. Теперь женщинам дано много такого, чего у них не было в то время, когда жили наши отцы. Мне говорили, что у них есть свои университеты, и я слышал, что есть женщины доктора. Кажется, следовало бы им быть довольными этим. Чего же им еще нужно?
— Вы — моряк, а моряки всегда относятся к женщине по-рыцарски. Если бы вы знали, как обстоит дело, то вы переменили бы свое мнение. Что делать этим бедняжкам? Их так много, а таких занятий, которые они могли бы взять на себя, очень мало. Идти в гувернантки? Но теперь совсем нет мест. Давать уроки музыки и рисования? Но из пятидесяти женщин не найдется ни одной, у которой был бы талант к этому. Сделаться доктором? Но для женщин эта профессия все еще сопряжена с затруднениями: нужно учиться долго и иметь небольшое состояние для того, чтобы получить диплом. Идти в няньки? Но это тяжелый труд, который плохо оплачивается, и вынести его могут только те, у которых крепкое здоровье. Что же, по-вашему, они должны делать, адмирал? Сидеть, сложа руки, и умирать с голода?
— Ну, ну! Их положение уже не так плохо.
— Нужда страшная. Напечатайте в газетах, что нужна компаньонка на жалованье десять шиллингов в неделю, — а это меньше, чем жалованье кухарки, — и вы увидите, сколько вам пришлют ответов. Для этих тысяч женщин, борющихся за существование, нет никакой надежды, никакого исхода. Их скучная жизнь, при которой они бьются из-за куска хлеба, приводит к безотрадной старости. Но когда мы стараемся внести в нее какой-нибудь луч надежды, обещать им хоть бы в отдаленном будущем, что их участь несколько улучшится, то рыцари-джентльмены говорят нам, что помогать женщинам — это против их правил.
Адмирал поколебался, но покачал головою, выражая этим, что не согласен с ней.
— Вот, например, служба в банках, занятие адвокатурой, ветеринария, казенные должности, гражданская служба — по крайней мере, эти профессии должны быть открыты для женщин, если у них хватит настолько ума, чтобы с успехом конкурировать и добиваться их. А потом, если бы оказалось, что женщина не годится в этих случаях, то она должна бы пенять сама на себя, и большинство населения нашей страны уже не могло бы жаловаться на то, что для них существует другой закон, чем для меньшинства, и что их держат в бедности и рабстве, что им закрыта всякая дорога к независимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32