быть может — желание не возбуждать неприязни к себе в Риме и своим удалением укрепить свое влияние. Ни просьбы матери, умолявшей его остаться, ни жалобы отчима в сенате на то, что он его покидает, не поколебали его; встретив еше более решительное сопротивление, он на четыре дня отказался от пищи.
Добившись наконец позволения уехать, он тотчас отправился в Остию, оставив в Риме жену и сына, не сказав ни слова никому из провожавших и лишь с немногими поцеловавшись на прощание. Из Остии он поплыл вдоль берега Кампании. Здесь он задержался было при известии о нездоровье Августа; но так как пошли слухи, будто он ожидает, не сбудутся ли самые смелые его надежды, он пустился в море почти что в самую бурю и достиг, наконец, Родоса. Красота и здоровый воздух этого острова привлекли его еще тогда, когда он бросил здесь якорь на пути из Армении.
Здесь он стал жить как простой гражданин, довольствуясь скромным домом и немногим более просторной виллой. Без ликтора и без рассыльного он то и дело прогуливался по гимнасию и с местными греками общался почти как равный. Он был постоянным посетителем философских школ и чтений.
Во 2 г. до Р.Х. он узнал, что Юлия, жена его, осуждена за разврат и прелюбодеяние, и что Август от его имени дал ей развод. Он был рад этому известию, но все же почел своим долгом, сколько мог, заступиться перед отчим за дочь в своих неоднократных письмах. В следующем году истек срок трибунских полномочий Тиберия, и он подумал о том, чтобы возвратиться в Рим и навестить своих родственников. Однако от имени Августа ему было объявлено, чтобы он оставил всякую заботу о тех, кого с такой охотой покинул. Теперь он уже вынужден был оставаться на Родосе против воли. Ти-берий удалился в глубь острова, забросил обычные упражнения с конем и оружием, отказался от отеческой одежды, надел греческий плащ и сандалии и в таком виде прожил почти два года, с каждым годом все более презираемый и ненавидимый.
Август разрешил ему вернуться только во 2 г. при условии, что он не будет принимать никакого участия в государственных делах. Тиберий поселился в садах Мецената, предался полному покою и занимался только частными делами. Но не прошло и трех лет, как Гай и Луций, внуки Августа, которым он предполагал передать власть, скончались. Тогда в 4 г. Август усыновил Тиберия вместе с братом умерших, Марком Агриппой, но предварительно Тиберий должен был усыновить своего племянника Герм аника.
С этих пор ничего не было упущено для возвышения Тиберия — в особенности после отлучения и ссылки Агриппы, когда он заведомо остался единственным наследником. Сразу после усыновления он вновь получил трибунскую власть на пять лет и ему было поручено умиротворение Германии. Три года Тиберий усмирял херусков и хав-ков, укреплял границы по Эльбе и боролся против Маробода. В 6 г. пришла весть об отпадении Иллирии и восстании в Паннонии и Далматии. Ему была доверена и эта война, — самая тяжелая из внешних войн римлян после Пуннической. С пятнадцатью легионами и равным количеством вспомогательных войск Тиберию пришлось воевать три года при величайших трудностях всякого рода и крайнем недостатке продовольствия— Его не раз отзывали, но он упорно продолжал войну, опасаясь, что сильный и близкий враг, встретив добровольную уступку, перейдет в нападение. И за это упорство он был щедро вознагражден: весь Илли-рик, что простирается от Италии и Норика до Фракии и Македонии и от Дуная до Адриатического моря, он подчинил и привел к покорности.
Обстоятельства придали еще большее значение этой победе. Как раз около этого времени в Германии погиб Квинтилий Вар с тремя легионами, и никто не сомневался, что победители-германцы соединились бы с паннонцами, если бы перед этим не был покорен Иллирик. Поэтому Тиберию был назначен триумф и многие другие почести.
В 10 г. Тиберий вновь отправился в Германию. Он знал, что виной поражения Вара была опрометчивость и беззаботность полководца. Поэтому он проявил необычайную бдительность, готовясь к переходу через Рейн, и сам, стоя на переправе, проверял каждую повозку, нет ли в ней чего сверх положенного и необходимого. А за Рейном вел он такую жизнь, что ел, сидя на голой траве, и спал часто без палатки. Порядок в войске он поддерживал с величайшей строгостью, восстановив старые способы порицаний и наказаний. При всем этом в сражения он вступал часто и охотно и в конце концов добился успеха. Вернувшись в 12 г. в Рим, Тиберий справил свой паннонийс-кий триумф.
В 13 г. консулы внесли закон, чтобы Тиберий совместно с Августом управлял провинциями и производил перепись. Он совершил пятилетнее жертвоприношение и отправился в Иллирик, но с дороги тотчас был вызван обратно к умирающему отцу. Августа он застал уже без сил, но еще живого, и целый день оставался с ним наедине.
Кончину Августа он держал в тайне до тех пор, пока не был умерщвлен молодой Агриппа. Его убил приставленный к нему для охраны войсковой трибун, получив об этом письменный приказ. Неизвестно, оставил ли этот приказ умирающий Август или же от его имени продиктовала Ливия с ведома или без ведома Тиберия. Сам Тиберий, когда трибун доложил ему, что приказ исполнен, заявил, что такого приказа он не давал.
Хотя он без колебания решился тотчас принять верховную власть и уже окружил себя вооруженной стражей, залогом и знаком господства, однако на словах он долго отказывался от власти, разыгрывая самую бесстыдную комедию: то он с упреком говорил умоляющим друзьям, что они и не знают, какое это чудовище — власть, то двусмысленными ответами и показной нерешительностью держал в напряженном неведении сенат, подступавший к нему с коленопреклоненными просьбами. Некоторые даже потеряли терпение: кто-то среди общего шума воскликнул: «Пусть он правит или пусть он уходит!»; кто-то в лицо ему заявил, что иные медлят делать то, что обещали, а он медлит обещать то, что уже делает. Наконец, словно против воли, с горькими жалобами на тягостное рабство, возлагаемое им на себя, он принял власть-Причиной его колебаний был страх перед опасностями, угрожавшими ему со всех сторон: в войсках вспыхнули сразу два мятежа, в Иллирике и Германии. Оба войска предъявили много чрезвычайных требований, а германские войска не желали даже признать правителя, не ими поставленного, и всеми силами побуждали к власти начальствовавшего над ними Герма-ника, несмотря на его решительный отказ. Именно этой опасности больше всего боялся Тиберий.
После прекращения мятежей, избавившись наконец от страха, он поначалу повел себя как примерный. Из множества высочайших почестей принял он лишь немногие и скромные. Даже имя Августа, полученное им по наследству, он употреблял только в письмах к царям и правителям. Консульство с этих пор он принимал только три раза. Угодливость была ему так противна, что он не подпускал к своим носилкам никого из сенаторов ни для приветствия, ни по делам. Даже когда в разговоре или в пространной речи он слышал лесть, то немедленно обрывал говорящего, бранил его и тут же поправлял. Когда кто-то обратился к нему «государь», он тотчас объявил, чтобы более так его не оскорбляли. Но и непочтительность, и злословие, и оскорбительные о нем стишки он переносил терпеливо и стойко, с гордостью заявляя, что в свободном государстве должны быть свободными и мысль, и язык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243
Добившись наконец позволения уехать, он тотчас отправился в Остию, оставив в Риме жену и сына, не сказав ни слова никому из провожавших и лишь с немногими поцеловавшись на прощание. Из Остии он поплыл вдоль берега Кампании. Здесь он задержался было при известии о нездоровье Августа; но так как пошли слухи, будто он ожидает, не сбудутся ли самые смелые его надежды, он пустился в море почти что в самую бурю и достиг, наконец, Родоса. Красота и здоровый воздух этого острова привлекли его еще тогда, когда он бросил здесь якорь на пути из Армении.
Здесь он стал жить как простой гражданин, довольствуясь скромным домом и немногим более просторной виллой. Без ликтора и без рассыльного он то и дело прогуливался по гимнасию и с местными греками общался почти как равный. Он был постоянным посетителем философских школ и чтений.
Во 2 г. до Р.Х. он узнал, что Юлия, жена его, осуждена за разврат и прелюбодеяние, и что Август от его имени дал ей развод. Он был рад этому известию, но все же почел своим долгом, сколько мог, заступиться перед отчим за дочь в своих неоднократных письмах. В следующем году истек срок трибунских полномочий Тиберия, и он подумал о том, чтобы возвратиться в Рим и навестить своих родственников. Однако от имени Августа ему было объявлено, чтобы он оставил всякую заботу о тех, кого с такой охотой покинул. Теперь он уже вынужден был оставаться на Родосе против воли. Ти-берий удалился в глубь острова, забросил обычные упражнения с конем и оружием, отказался от отеческой одежды, надел греческий плащ и сандалии и в таком виде прожил почти два года, с каждым годом все более презираемый и ненавидимый.
Август разрешил ему вернуться только во 2 г. при условии, что он не будет принимать никакого участия в государственных делах. Тиберий поселился в садах Мецената, предался полному покою и занимался только частными делами. Но не прошло и трех лет, как Гай и Луций, внуки Августа, которым он предполагал передать власть, скончались. Тогда в 4 г. Август усыновил Тиберия вместе с братом умерших, Марком Агриппой, но предварительно Тиберий должен был усыновить своего племянника Герм аника.
С этих пор ничего не было упущено для возвышения Тиберия — в особенности после отлучения и ссылки Агриппы, когда он заведомо остался единственным наследником. Сразу после усыновления он вновь получил трибунскую власть на пять лет и ему было поручено умиротворение Германии. Три года Тиберий усмирял херусков и хав-ков, укреплял границы по Эльбе и боролся против Маробода. В 6 г. пришла весть об отпадении Иллирии и восстании в Паннонии и Далматии. Ему была доверена и эта война, — самая тяжелая из внешних войн римлян после Пуннической. С пятнадцатью легионами и равным количеством вспомогательных войск Тиберию пришлось воевать три года при величайших трудностях всякого рода и крайнем недостатке продовольствия— Его не раз отзывали, но он упорно продолжал войну, опасаясь, что сильный и близкий враг, встретив добровольную уступку, перейдет в нападение. И за это упорство он был щедро вознагражден: весь Илли-рик, что простирается от Италии и Норика до Фракии и Македонии и от Дуная до Адриатического моря, он подчинил и привел к покорности.
Обстоятельства придали еще большее значение этой победе. Как раз около этого времени в Германии погиб Квинтилий Вар с тремя легионами, и никто не сомневался, что победители-германцы соединились бы с паннонцами, если бы перед этим не был покорен Иллирик. Поэтому Тиберию был назначен триумф и многие другие почести.
В 10 г. Тиберий вновь отправился в Германию. Он знал, что виной поражения Вара была опрометчивость и беззаботность полководца. Поэтому он проявил необычайную бдительность, готовясь к переходу через Рейн, и сам, стоя на переправе, проверял каждую повозку, нет ли в ней чего сверх положенного и необходимого. А за Рейном вел он такую жизнь, что ел, сидя на голой траве, и спал часто без палатки. Порядок в войске он поддерживал с величайшей строгостью, восстановив старые способы порицаний и наказаний. При всем этом в сражения он вступал часто и охотно и в конце концов добился успеха. Вернувшись в 12 г. в Рим, Тиберий справил свой паннонийс-кий триумф.
В 13 г. консулы внесли закон, чтобы Тиберий совместно с Августом управлял провинциями и производил перепись. Он совершил пятилетнее жертвоприношение и отправился в Иллирик, но с дороги тотчас был вызван обратно к умирающему отцу. Августа он застал уже без сил, но еще живого, и целый день оставался с ним наедине.
Кончину Августа он держал в тайне до тех пор, пока не был умерщвлен молодой Агриппа. Его убил приставленный к нему для охраны войсковой трибун, получив об этом письменный приказ. Неизвестно, оставил ли этот приказ умирающий Август или же от его имени продиктовала Ливия с ведома или без ведома Тиберия. Сам Тиберий, когда трибун доложил ему, что приказ исполнен, заявил, что такого приказа он не давал.
Хотя он без колебания решился тотчас принять верховную власть и уже окружил себя вооруженной стражей, залогом и знаком господства, однако на словах он долго отказывался от власти, разыгрывая самую бесстыдную комедию: то он с упреком говорил умоляющим друзьям, что они и не знают, какое это чудовище — власть, то двусмысленными ответами и показной нерешительностью держал в напряженном неведении сенат, подступавший к нему с коленопреклоненными просьбами. Некоторые даже потеряли терпение: кто-то среди общего шума воскликнул: «Пусть он правит или пусть он уходит!»; кто-то в лицо ему заявил, что иные медлят делать то, что обещали, а он медлит обещать то, что уже делает. Наконец, словно против воли, с горькими жалобами на тягостное рабство, возлагаемое им на себя, он принял власть-Причиной его колебаний был страх перед опасностями, угрожавшими ему со всех сторон: в войсках вспыхнули сразу два мятежа, в Иллирике и Германии. Оба войска предъявили много чрезвычайных требований, а германские войска не желали даже признать правителя, не ими поставленного, и всеми силами побуждали к власти начальствовавшего над ними Герма-ника, несмотря на его решительный отказ. Именно этой опасности больше всего боялся Тиберий.
После прекращения мятежей, избавившись наконец от страха, он поначалу повел себя как примерный. Из множества высочайших почестей принял он лишь немногие и скромные. Даже имя Августа, полученное им по наследству, он употреблял только в письмах к царям и правителям. Консульство с этих пор он принимал только три раза. Угодливость была ему так противна, что он не подпускал к своим носилкам никого из сенаторов ни для приветствия, ни по делам. Даже когда в разговоре или в пространной речи он слышал лесть, то немедленно обрывал говорящего, бранил его и тут же поправлял. Когда кто-то обратился к нему «государь», он тотчас объявил, чтобы более так его не оскорбляли. Но и непочтительность, и злословие, и оскорбительные о нем стишки он переносил терпеливо и стойко, с гордостью заявляя, что в свободном государстве должны быть свободными и мысль, и язык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243