У моего семь пробоин в фюзеляже...
- Извиняюсь, больше всех в этом бою сбил Володя, все же признают... А пробоины - это не показатель...
Вступили и другие мотористы. Только Суханов молчал, словно Горюнов, его летчик, и не участвовал в воздушном бою. Валя знала, что брат ее храбрец из храбрецов. Даже в газетах написали, какой он герой. А Суханов, этот тюфяк, хоть бы слово...
Валя бросила как бы невзначай:
- Жора, а сколько пробоин было в самолете Горюнова?
- Ни одной, - лаконично бухнул Суханов.
- Что же, в него пули совсем не попадают?
- Нет.
Неразговорчивый моторист занялся бутербродом. Валя прикусила губу. Ей во что бы то ни стало захотелось привлечь общее внимание к брату. Воспользовавшись паузой в разговоре, она сказала:
- Мой брат с детства был бесстрашным. Когда над нашим городом, над Ливнами, пролетел самолет, он увидел и решил летать. Сделал себе крылья да и прыгнул с бани в овраг... Ну и, конечно, носом в землю... Мама подбегает в панике: "Ты что, разбойник, выдумал? Ты кто такой, чтобы летать?" А Саша утирает кровь из носа и говорит: "Я ангел!"
- Поэтому в него и пули не попадают! - подхватил Скориков.
Вокруг рассмеялись.
Но вот кто-то взглянул на часы, и веселье в палатке кончилось, все устремились на аэродром.
Множество раз провожали мотористы в боевые вылеты своих летчиков и каждый раз приходили в волнение, когда стрелки часов приближались к той роковой минуте, на которой кончался у вылетевших запас бензина.
Все глаза устремлены в небо, большинство - на запад. Но обязательно кто-нибудь просматривает и юг, и восток, и север: должны же они откуда-то появиться.
- Летят! Летят!
Все головы повернулись туда, куда указывала рука Скорикова. Там, в облаках, показалась чуть заметная точка, она превратилась в черточку, затем в птичку и, наконец, в самолет. Стоило показаться одному, как за ним появлялись другие. Начался громкий счет. Всегда кажется, что одного недостает. Успокаиваются только тогда, когда кто-нибудь уверенно крикнет:
- Все!
Тогда отлегает от сердца. Мотористы бросаются к заправщикам, оружейники - к складам боеприпасов: у каждого находится дело.
Но на этот раз магического слова "все" никто не произнес. Одного самолета не было.
Валя вышла из палатки и привычно оглядела аэродром. Бойцы стартовой команды затаскивали самолеты под деревья, летчики стояли, окружив командира эскадрильи Муразанова. На аэродроме было пустынно. Но посреди пустого озера, исчерченного лыжами, одиноко стоял Суханов.
Валя поглядела на него, затем на Веру Ивановну.
- Что случилось?
Суханов стоял в неестественной позе, неподвижно глядя в одну сторону.
Все мотористы, оружейники, летчики старались не замечать его. Валя побоялась посмотреть на то место в лесу, где в уютном гнезде из елок обычно стоял самолет ее брата.
- Летчики идут в палатку, - прошептала побелевшими губами Вера Ивановна. - У тебя все готово?
Когда летчики вошли, Валя встретила их знакомым:
- Кому кофе, кому какао!
Она пытливо смотрела в глаза, но летчики избегали ее взгляда. Они брали стаканы и молча прихлебывали горячий напиток, согревая руки.
Никто не произносил ни слова. Первый раз вернулась эскадрилья, потеряв товарища. Из каких боев невредимыми выходили, а здесь... И что случилось с Горюновым? Штурмовка была небольшая. Враги почти не стреляли. Но, когда самолеты развернулись и пошли обратно, машина Горюнова скользнула вниз и исчезла в лесном массиве на территории противника.
Это случилось так неожиданно, что истребители не успели даже заметить место гибели товарища.
Один за другим летчики, согнувшись, вышли из палатки.
На озере неподвижно стоял Суханов.
Муразанов зашел в командный блиндаж и долго слушал, как связисты пытались по многочисленным проводам узнать что-нибудь о Горюнове.
- "Африка", "Африка", - спрашивал один, - у вас упавший самолет не замечен?
- "Австралия", слышишь, "Австралия", у нас не вернулся один летчик...
Из "Европы" сообщили, что на их участке упал бомбардировщик, но чужой. В "Азии" оказалась испорченной связь, решили запросить позднее.
Казалось, все материки встревожены судьбой пропавшего. В военной сводке в этот день сообщалось: "Один наш самолет не вернулся на свой аэродром".
Короткий зимний день быстро стушевался. Под елками затихли моторы самолетов. Летчики ушли с аэродрома. Разводящий расставил секреты, и сумерки перешли в ночь.
А Суханов все стоял и смотрел на бледную полоску зари.
Наконец охрана велела ему уйти. Моторист машинально побрел прочь. Ноги привели его в гнездо, где обычно ночью стоял его самолет. Здесь все напоминало о пропавшем. Прислоненные к живым деревьям, стояли срубленные елки, которыми Суханов маскировал самолет, в стороне лежал стеганый капот для зачехления мотора и колодки из-под колес, словно ночные туфли самолета. Проталины от горячего масла темнели на снегу. А на сугробе была нарисована рожа, и под ней начерчено: "Суханыч". Это рисунок Саши.
Суханову стало нестерпимо грустно в этом осиротевшем гнезде, и он побрел в бревенчатую избу, где ночевали летчики.
В этот вечер летчикам не спалось.
Странно все это произошло. Вылет был самым обычным. Целый час носились, никого не встретив ни в воздухе, ни на земле. Наконец, разыскали небольшой эшелон, затаившийся в выемке между скал. Все вагоны были окрашены под скалы, засыпанные снегом. Но все-таки различили их и начали бомбить. Стали разбегаться солдаты. А когда эшелон был уничтожен и Муразанов собрал всех летчиков в строй, Горюнов летел на своем месте, во втором звене. Потом он почему-то отстал и скользнул вниз, как замерзшая на лету птица. Похоже, что у него сдал мотор.
И тут все вспомнили неразговорчивого, неповоротливого моториста, от которого больше, чем от вражеских пуль, зависела жизнь Горюнова.
Когда вошел Суханов с блуждающим взглядом, с красными пятнами на лице, все невольно подумали: "Может, он виноват, недосмотрел за машиной?"
Суханов стал расспрашивать о Горюнове. Ему отвечали неохотно и односложно, и он ушел.
Жизнь словно не хотела мириться с потерей молодого и веселого Горюнова. Она напоминала о нем многими неоконченными делами.
Вот в жилье летчиков пришел письмоносец. Это был самый желанный человек. Летчики жадно расхватали письма, но общая радость сразу исчезла, когда письмоносец спросил:
- А где Саша?
Его невинный вопрос показался глупой и оскорбительной выходкой. Летчики промолчали. Письмоносец смутился и вышел, положив на кровать Горюнова два письма и телеграмму.
Потом пришел сапожник и стал раздавать подшитые унты, зачиненные меховые перчатки. Он принес высокие кожаные сапоги, на которых Горюнов попросил набить медные подковки, найденные Сухановым в сарае.
Сапожник постучал подковками и сказал:
- В два века не износить. А где ж хозяин?
Могло показаться, что этих людей кто-то нарочно подсылает, чтобы терзать летчиков.
Пришел Муразанов. Не глядя на товарищей, он быстро забрал письма и телеграмму с кровати Горюнова, задвинул под нее сапоги и увернул лампу, приказав всем спать.
Суханов провел эту ночь, не сомкнув глаз. Ему никто и не намекнул, что Сашу могла погубить какая-то неисправность в моторе, - эта мысль закралась в душу сама. Суханов гнал ее прочь. Он множество раз вспоминал, как проверил, опробовал мотор перед вылетом, как осмотрел всю машину, обратил внимание на каждый трос, как пролезали его пальцы в теснины ледяного металла, пробуя зазоры прерывателя магнето.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
- Извиняюсь, больше всех в этом бою сбил Володя, все же признают... А пробоины - это не показатель...
Вступили и другие мотористы. Только Суханов молчал, словно Горюнов, его летчик, и не участвовал в воздушном бою. Валя знала, что брат ее храбрец из храбрецов. Даже в газетах написали, какой он герой. А Суханов, этот тюфяк, хоть бы слово...
Валя бросила как бы невзначай:
- Жора, а сколько пробоин было в самолете Горюнова?
- Ни одной, - лаконично бухнул Суханов.
- Что же, в него пули совсем не попадают?
- Нет.
Неразговорчивый моторист занялся бутербродом. Валя прикусила губу. Ей во что бы то ни стало захотелось привлечь общее внимание к брату. Воспользовавшись паузой в разговоре, она сказала:
- Мой брат с детства был бесстрашным. Когда над нашим городом, над Ливнами, пролетел самолет, он увидел и решил летать. Сделал себе крылья да и прыгнул с бани в овраг... Ну и, конечно, носом в землю... Мама подбегает в панике: "Ты что, разбойник, выдумал? Ты кто такой, чтобы летать?" А Саша утирает кровь из носа и говорит: "Я ангел!"
- Поэтому в него и пули не попадают! - подхватил Скориков.
Вокруг рассмеялись.
Но вот кто-то взглянул на часы, и веселье в палатке кончилось, все устремились на аэродром.
Множество раз провожали мотористы в боевые вылеты своих летчиков и каждый раз приходили в волнение, когда стрелки часов приближались к той роковой минуте, на которой кончался у вылетевших запас бензина.
Все глаза устремлены в небо, большинство - на запад. Но обязательно кто-нибудь просматривает и юг, и восток, и север: должны же они откуда-то появиться.
- Летят! Летят!
Все головы повернулись туда, куда указывала рука Скорикова. Там, в облаках, показалась чуть заметная точка, она превратилась в черточку, затем в птичку и, наконец, в самолет. Стоило показаться одному, как за ним появлялись другие. Начался громкий счет. Всегда кажется, что одного недостает. Успокаиваются только тогда, когда кто-нибудь уверенно крикнет:
- Все!
Тогда отлегает от сердца. Мотористы бросаются к заправщикам, оружейники - к складам боеприпасов: у каждого находится дело.
Но на этот раз магического слова "все" никто не произнес. Одного самолета не было.
Валя вышла из палатки и привычно оглядела аэродром. Бойцы стартовой команды затаскивали самолеты под деревья, летчики стояли, окружив командира эскадрильи Муразанова. На аэродроме было пустынно. Но посреди пустого озера, исчерченного лыжами, одиноко стоял Суханов.
Валя поглядела на него, затем на Веру Ивановну.
- Что случилось?
Суханов стоял в неестественной позе, неподвижно глядя в одну сторону.
Все мотористы, оружейники, летчики старались не замечать его. Валя побоялась посмотреть на то место в лесу, где в уютном гнезде из елок обычно стоял самолет ее брата.
- Летчики идут в палатку, - прошептала побелевшими губами Вера Ивановна. - У тебя все готово?
Когда летчики вошли, Валя встретила их знакомым:
- Кому кофе, кому какао!
Она пытливо смотрела в глаза, но летчики избегали ее взгляда. Они брали стаканы и молча прихлебывали горячий напиток, согревая руки.
Никто не произносил ни слова. Первый раз вернулась эскадрилья, потеряв товарища. Из каких боев невредимыми выходили, а здесь... И что случилось с Горюновым? Штурмовка была небольшая. Враги почти не стреляли. Но, когда самолеты развернулись и пошли обратно, машина Горюнова скользнула вниз и исчезла в лесном массиве на территории противника.
Это случилось так неожиданно, что истребители не успели даже заметить место гибели товарища.
Один за другим летчики, согнувшись, вышли из палатки.
На озере неподвижно стоял Суханов.
Муразанов зашел в командный блиндаж и долго слушал, как связисты пытались по многочисленным проводам узнать что-нибудь о Горюнове.
- "Африка", "Африка", - спрашивал один, - у вас упавший самолет не замечен?
- "Австралия", слышишь, "Австралия", у нас не вернулся один летчик...
Из "Европы" сообщили, что на их участке упал бомбардировщик, но чужой. В "Азии" оказалась испорченной связь, решили запросить позднее.
Казалось, все материки встревожены судьбой пропавшего. В военной сводке в этот день сообщалось: "Один наш самолет не вернулся на свой аэродром".
Короткий зимний день быстро стушевался. Под елками затихли моторы самолетов. Летчики ушли с аэродрома. Разводящий расставил секреты, и сумерки перешли в ночь.
А Суханов все стоял и смотрел на бледную полоску зари.
Наконец охрана велела ему уйти. Моторист машинально побрел прочь. Ноги привели его в гнездо, где обычно ночью стоял его самолет. Здесь все напоминало о пропавшем. Прислоненные к живым деревьям, стояли срубленные елки, которыми Суханов маскировал самолет, в стороне лежал стеганый капот для зачехления мотора и колодки из-под колес, словно ночные туфли самолета. Проталины от горячего масла темнели на снегу. А на сугробе была нарисована рожа, и под ней начерчено: "Суханыч". Это рисунок Саши.
Суханову стало нестерпимо грустно в этом осиротевшем гнезде, и он побрел в бревенчатую избу, где ночевали летчики.
В этот вечер летчикам не спалось.
Странно все это произошло. Вылет был самым обычным. Целый час носились, никого не встретив ни в воздухе, ни на земле. Наконец, разыскали небольшой эшелон, затаившийся в выемке между скал. Все вагоны были окрашены под скалы, засыпанные снегом. Но все-таки различили их и начали бомбить. Стали разбегаться солдаты. А когда эшелон был уничтожен и Муразанов собрал всех летчиков в строй, Горюнов летел на своем месте, во втором звене. Потом он почему-то отстал и скользнул вниз, как замерзшая на лету птица. Похоже, что у него сдал мотор.
И тут все вспомнили неразговорчивого, неповоротливого моториста, от которого больше, чем от вражеских пуль, зависела жизнь Горюнова.
Когда вошел Суханов с блуждающим взглядом, с красными пятнами на лице, все невольно подумали: "Может, он виноват, недосмотрел за машиной?"
Суханов стал расспрашивать о Горюнове. Ему отвечали неохотно и односложно, и он ушел.
Жизнь словно не хотела мириться с потерей молодого и веселого Горюнова. Она напоминала о нем многими неоконченными делами.
Вот в жилье летчиков пришел письмоносец. Это был самый желанный человек. Летчики жадно расхватали письма, но общая радость сразу исчезла, когда письмоносец спросил:
- А где Саша?
Его невинный вопрос показался глупой и оскорбительной выходкой. Летчики промолчали. Письмоносец смутился и вышел, положив на кровать Горюнова два письма и телеграмму.
Потом пришел сапожник и стал раздавать подшитые унты, зачиненные меховые перчатки. Он принес высокие кожаные сапоги, на которых Горюнов попросил набить медные подковки, найденные Сухановым в сарае.
Сапожник постучал подковками и сказал:
- В два века не износить. А где ж хозяин?
Могло показаться, что этих людей кто-то нарочно подсылает, чтобы терзать летчиков.
Пришел Муразанов. Не глядя на товарищей, он быстро забрал письма и телеграмму с кровати Горюнова, задвинул под нее сапоги и увернул лампу, приказав всем спать.
Суханов провел эту ночь, не сомкнув глаз. Ему никто и не намекнул, что Сашу могла погубить какая-то неисправность в моторе, - эта мысль закралась в душу сама. Суханов гнал ее прочь. Он множество раз вспоминал, как проверил, опробовал мотор перед вылетом, как осмотрел всю машину, обратил внимание на каждый трос, как пролезали его пальцы в теснины ледяного металла, пробуя зазоры прерывателя магнето.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48