Покончив с автоматом, камера облизала большой нос и шоколадные очи шиита из организации «Амаль», «Амалевцы» взялись охранять мадам Шатэн во время пребывания ее в Бейруте. У нашего правительства – его средства понимания мира и работы с миром, – секретарши, циркуляры, письма, ординаторы, заседания, а у этих ребят из «Амаль», – инстинкт, и только… Потому они раньше поняли, кто такая Шанталь Шатэн. И решили к ней примкнуть, Потому что, когда ты примыкаешь к сильному человеку раньше других, то тебе достаются всякие выгоды. Какие? Я уверен, что они понятия не имели какие, но как мудрые восточные люди, следуя инстинкту перешли на сторону некрасивой женщины в платочке и кожанке. Многие люди занимают в этом мире не свои места. Только случайно выяснились способности мадам Шатэн. В нормальных обстоятельствах у мадам не было доступа на теле.
Как сочно выразился Ален Ратье, я вызвал его на площадку обменяться мнениями, – «она крепко врезала правительству по яйцам». И мы оба сошлись во мнениях, – старый коммунист и я, – мадам Шатэн наслаждается телевниманием. Не так, знаете, глупо хихикает от удовольствия, но наслаждается, как привыкшая к суровой сдержанной жизни монахиня наслаждается оргией. В интервью из Бейрута нам впервые сообщили профессию мадам Шатэн. Она оказалась инспектором министерства финансов. Стало ясно, что постность физиономии у нее профессиональная привычка. Вы видели буйно-красивых и рвущих поводья женщин-кобылиц в бухгалтериях или в министерствах финансов? Мы с Аленом Ратье не видели.
Пятьдесят пять миллионов следили теперь за историей Шатэнов. И время от времени подключались пятьдесят шесть в United Kingdom и еще шестьдесят в Republique Federal Allernagne. Не считая всяких мелких стран, – где пять, где шесть миллионов, так что сотни две миллионов знали о проблемах Шатэнов. Вот это CRN: Ален и я, мы выпили три бутылки «Божоле», оспаривая цифры. Ален считал, что мадам Шатэн достигла всех 70%, я, куда более осторожный, предположил, что она добралась до 40%.
«На »Часе Правды» – четыре вопроса Премьер-Министру прямо или косвенно касались «Французского заложника», так его теперь все чаще стали называть, – Жана Шатэна. Перед каждым выпуском «Новостей» Антэнн-В появлялся теперь большой портрет певца с цифрой под ним. Цифра указывала количество дней, проведенных им в плену, 149….187…. Шаталь Шатэн появлялась теперь на всех без исключения программах. Истина интуитивно постигнутая шиитами «Амаля» раньше всех, наконец была постигнута и лидерами политических партий во Франции, – эта женщина обладала способностью вызывать всеобщее универсальное сочувствие. Ей не нужно было притворяться miserable , она всегда была miserable и может быть еще более miserable была она, когда Жан Шатэн пел свои козлиные мелодии на земле Франции, а не сидел на строгой безалкогольной диэте в бейрутском подвале.
«Ты понимаешь, Эдуар, – сказал Ален, посасывая давно потухший окурок, без посасывания окурка он не мог размышлять, не получалось, – не ему сочувствуют массы, но ей. Не он главный в этой истории. Она. Мадам. Она выглядит так хуево… Низкорослая, зубы желтые, морщины, волосы немытые, вестон обшарпанный, какие-то ботики, такие моя покойная grande-mere не одела бы, до того убоги… Никто ей не завидует. Даже самый захудалый обитатель демократии. Ее всем жалко. Вот где секрет. А на Жана Шатэна массам положить.»
В демократии Президент обязан прислушиваться к процессам, происходящим в обществе. Президент пригласил мадам Шатэн на завтрак. Новообразованная non-profit организация «Общество защиты Жана Шатэна» повесила над Сеной, прикрепив их к сваям моста Александра III-го, два больших портрета Жана Шатэна. Бизнэсмэн Бернар Тапи нанял на двое суток дирижабль, провезший в небе над Францией лозунг «Свободу Жану Шатэну!» Под давлением общественности представитель министерства Иностранных дел был вынужден приоткрыть один угол таинственности, обыкновенно прикрывающей деятельность его министерства. «Мы ведем с представителями „Фу дэ Дье“ переговоры по освобождению Жана Шатэна. Есть надежда на то что „Французский Заложник“ может быть будет праздновать Рождество в кругу семьи.» В ответ на упрек журналиста «Жюрналь дэ Диманш» что правительство отступило таким образом от своего собственно: принципа – «Никаких переговоров с террористами!», представитель министерства строго заметил: «Соображения гуманитарного порядка как это и следовало ожидать от администрации с такими сильными гуманистическими традициями, каковой является французская администрация, заставили нас предпочесть принцип „вернуть детям отца“, – строгому соблюдению международных обязательств. Вы не можете обвинить правительство в такого рода слабости.»
Следовавший за выступлением представителя министерства комментарий мадам Шатэн был полон словесного удовольствия по поводу, того, что детям будет возвращен отец, однако никогда не улыбающееся личико мадам Шатэн показалось нам с Аленом желтее и несчастливее, чем обычно.
«Ален! – воскликнул я, мы сидели перед его теле, – я все понял об этой даме. Она не хочет освобождения этого говнюка, ее мужа. Может быть вначале, когда только ввязалась в эту историю, хотела, но сейчас – не хочет. Вот что! О ней тотчас забудут, перестанут приглашать на теле, и из звезды телевидения, в какую она превратилась за эти 269 дней, пока ее муженек сидит в бейрутском подвале или ливанских горах, она превратится опять в некрасивую, средних лет Золушку министерства финансов. И это ей невыносимо.»
Ален отметил с восхищением, что я очень malin, хотя и не настолько malin, как Селин (Ален с большим основанием может считаться членом «селиновской» партии, чем ФКП, он поклоняется Селину как идолу), и согласился, что скорее всего так и обстоит дело. И что он надеется, что «Фу дэ Дье» не выпустят так просто ее «emmerdeur» мужа. Потому как ему, Алену, мадам Шатэн кажется работящей, хорошей женщиной, которая тянет на себе груз семьи, пока ее «con» – муж воображает себя певцом и актером. Пусть она попользуется еще чуть-чуть популярностью. «В конце-концов, Эдуард, она ни у кого не отнимает travail, имеет лишь известность в чистом виде…»
«Чистого CRN не бывает», возразил я. «Она может сейчас сняться, если захочет, в каком угодно паблисити, ей заплатят гигантские деньги…»
«Это betise, Эдуард, – рассердился Ален неожиданно. – В каком паблисити она может сняться? С ее физиономией?»
В любом. Вплоть до паблисити, прославляющем. качество «Миражей». Почему нет? Она в платочке стоит у колеса, и текст что-нибудь вроде… Дабы защитить вашу семью от потери отца, вашей стране нужен такой самолет как «Мираж»… Я видел в Соединенных Штатах однажды в газетах: оружейный магазин рекламировал свои револьверы и митральезы оригинальным образом: цифра годового страхования, четырехзначная, жирно перечеркнута и надпись гласит: «Наш Смит энд Вэссон застрахуют вашу жизнь куда вернее и за куда меньшую сумму!» А, Ален! Мадам Шатэн может рекламировать митральез, предположим: «Если бы у моего мужа, когда его автомобиль остановили на авеню Абдель Насэр похитители, оказалась в руках эта митральез, „Фу дэ Дье“ не смогли бы захватить его!»
Ален сказал, что мое мнение о том, что все человечество состоит из salopes – ошибочно, что не отдельные индивидуумы гнилые, как я себе это представляю, но общественная система гнилая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Как сочно выразился Ален Ратье, я вызвал его на площадку обменяться мнениями, – «она крепко врезала правительству по яйцам». И мы оба сошлись во мнениях, – старый коммунист и я, – мадам Шатэн наслаждается телевниманием. Не так, знаете, глупо хихикает от удовольствия, но наслаждается, как привыкшая к суровой сдержанной жизни монахиня наслаждается оргией. В интервью из Бейрута нам впервые сообщили профессию мадам Шатэн. Она оказалась инспектором министерства финансов. Стало ясно, что постность физиономии у нее профессиональная привычка. Вы видели буйно-красивых и рвущих поводья женщин-кобылиц в бухгалтериях или в министерствах финансов? Мы с Аленом Ратье не видели.
Пятьдесят пять миллионов следили теперь за историей Шатэнов. И время от времени подключались пятьдесят шесть в United Kingdom и еще шестьдесят в Republique Federal Allernagne. Не считая всяких мелких стран, – где пять, где шесть миллионов, так что сотни две миллионов знали о проблемах Шатэнов. Вот это CRN: Ален и я, мы выпили три бутылки «Божоле», оспаривая цифры. Ален считал, что мадам Шатэн достигла всех 70%, я, куда более осторожный, предположил, что она добралась до 40%.
«На »Часе Правды» – четыре вопроса Премьер-Министру прямо или косвенно касались «Французского заложника», так его теперь все чаще стали называть, – Жана Шатэна. Перед каждым выпуском «Новостей» Антэнн-В появлялся теперь большой портрет певца с цифрой под ним. Цифра указывала количество дней, проведенных им в плену, 149….187…. Шаталь Шатэн появлялась теперь на всех без исключения программах. Истина интуитивно постигнутая шиитами «Амаля» раньше всех, наконец была постигнута и лидерами политических партий во Франции, – эта женщина обладала способностью вызывать всеобщее универсальное сочувствие. Ей не нужно было притворяться miserable , она всегда была miserable и может быть еще более miserable была она, когда Жан Шатэн пел свои козлиные мелодии на земле Франции, а не сидел на строгой безалкогольной диэте в бейрутском подвале.
«Ты понимаешь, Эдуар, – сказал Ален, посасывая давно потухший окурок, без посасывания окурка он не мог размышлять, не получалось, – не ему сочувствуют массы, но ей. Не он главный в этой истории. Она. Мадам. Она выглядит так хуево… Низкорослая, зубы желтые, морщины, волосы немытые, вестон обшарпанный, какие-то ботики, такие моя покойная grande-mere не одела бы, до того убоги… Никто ей не завидует. Даже самый захудалый обитатель демократии. Ее всем жалко. Вот где секрет. А на Жана Шатэна массам положить.»
В демократии Президент обязан прислушиваться к процессам, происходящим в обществе. Президент пригласил мадам Шатэн на завтрак. Новообразованная non-profit организация «Общество защиты Жана Шатэна» повесила над Сеной, прикрепив их к сваям моста Александра III-го, два больших портрета Жана Шатэна. Бизнэсмэн Бернар Тапи нанял на двое суток дирижабль, провезший в небе над Францией лозунг «Свободу Жану Шатэну!» Под давлением общественности представитель министерства Иностранных дел был вынужден приоткрыть один угол таинственности, обыкновенно прикрывающей деятельность его министерства. «Мы ведем с представителями „Фу дэ Дье“ переговоры по освобождению Жана Шатэна. Есть надежда на то что „Французский Заложник“ может быть будет праздновать Рождество в кругу семьи.» В ответ на упрек журналиста «Жюрналь дэ Диманш» что правительство отступило таким образом от своего собственно: принципа – «Никаких переговоров с террористами!», представитель министерства строго заметил: «Соображения гуманитарного порядка как это и следовало ожидать от администрации с такими сильными гуманистическими традициями, каковой является французская администрация, заставили нас предпочесть принцип „вернуть детям отца“, – строгому соблюдению международных обязательств. Вы не можете обвинить правительство в такого рода слабости.»
Следовавший за выступлением представителя министерства комментарий мадам Шатэн был полон словесного удовольствия по поводу, того, что детям будет возвращен отец, однако никогда не улыбающееся личико мадам Шатэн показалось нам с Аленом желтее и несчастливее, чем обычно.
«Ален! – воскликнул я, мы сидели перед его теле, – я все понял об этой даме. Она не хочет освобождения этого говнюка, ее мужа. Может быть вначале, когда только ввязалась в эту историю, хотела, но сейчас – не хочет. Вот что! О ней тотчас забудут, перестанут приглашать на теле, и из звезды телевидения, в какую она превратилась за эти 269 дней, пока ее муженек сидит в бейрутском подвале или ливанских горах, она превратится опять в некрасивую, средних лет Золушку министерства финансов. И это ей невыносимо.»
Ален отметил с восхищением, что я очень malin, хотя и не настолько malin, как Селин (Ален с большим основанием может считаться членом «селиновской» партии, чем ФКП, он поклоняется Селину как идолу), и согласился, что скорее всего так и обстоит дело. И что он надеется, что «Фу дэ Дье» не выпустят так просто ее «emmerdeur» мужа. Потому как ему, Алену, мадам Шатэн кажется работящей, хорошей женщиной, которая тянет на себе груз семьи, пока ее «con» – муж воображает себя певцом и актером. Пусть она попользуется еще чуть-чуть популярностью. «В конце-концов, Эдуард, она ни у кого не отнимает travail, имеет лишь известность в чистом виде…»
«Чистого CRN не бывает», возразил я. «Она может сейчас сняться, если захочет, в каком угодно паблисити, ей заплатят гигантские деньги…»
«Это betise, Эдуард, – рассердился Ален неожиданно. – В каком паблисити она может сняться? С ее физиономией?»
В любом. Вплоть до паблисити, прославляющем. качество «Миражей». Почему нет? Она в платочке стоит у колеса, и текст что-нибудь вроде… Дабы защитить вашу семью от потери отца, вашей стране нужен такой самолет как «Мираж»… Я видел в Соединенных Штатах однажды в газетах: оружейный магазин рекламировал свои револьверы и митральезы оригинальным образом: цифра годового страхования, четырехзначная, жирно перечеркнута и надпись гласит: «Наш Смит энд Вэссон застрахуют вашу жизнь куда вернее и за куда меньшую сумму!» А, Ален! Мадам Шатэн может рекламировать митральез, предположим: «Если бы у моего мужа, когда его автомобиль остановили на авеню Абдель Насэр похитители, оказалась в руках эта митральез, „Фу дэ Дье“ не смогли бы захватить его!»
Ален сказал, что мое мнение о том, что все человечество состоит из salopes – ошибочно, что не отдельные индивидуумы гнилые, как я себе это представляю, но общественная система гнилая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42