Вот таких и нужно обдирать! Петя, позови-ка сюда Поллака… скажи – важно, а то не пойдет.
Маруся. Ну вот, главное сделано, деньги есть. (Поет.) «Зовет меня взглядом и криком своим – и вымолвить хочет: давай улетим!» Трейч, мне надо с вами поговорить. Какой вы грязный! Где вы были?
Уходят.
Лунц Какая девушка! Это – солнце! Это вихрь огненных сил! Это Юдифь!
Анна . Да, слишком много огня. Революция не нуждается в ваших вихрях и взрывах – это, если хотите знать, ремесло, в которое нужно вносить терпение, настойчивость и спокойствие. А эти вихри…
Лунц . И для революции нужен талант.
Анна . Не знаю. Люди уж очень злоупотребляют этим словом – талант.
На канате хорошо ломается – талант. На звезды всю жизнь смотрят…
Верховцев . Да. А как у вас, уважаемый звездочет, обстоят дела на небе?
Сергей Николаевич. Хорошо. А у вас на земле?
Верховцев . Довольно скверно, как видите. На земле всегда скверно, уважаемый звездочет, всегда кто-нибудь кого-нибудь душит; кто-то плачет, кто-то кого-то предает… Ноги вот болят. Нам далеко до гармонии небесных сфер.
Сергей Николаевич. Там не всегда гармония. Там также бывают катастрофы.
Верховцев. Очень жаль… значит, и на небо надежда потеряна. А вы о чем задумались, господин… господин… Шмидт?
Шмидт. Я думаю, что всякий человек должен быть сильным.
Верховцев Ого! А вы сильны?
Шмидт. К сожалению, нет. Природа при рождении лишила меня некоторых свойств, которые составляют силу. Я очень боюсь крови и…
Верховцев. И пауков? Кстати: вы платье готовое покупаете или на заказ?
Поллак (подходит) . Чем могу служить? Добрый день, господа!
Верховцев . Вот что, Поллак: нужны две тысячи… не скажу, чтобы взаймы, потому что едва ли вам их кто отдаст…
Поллак. А для какой надобности, смею спросить?
Верховцев . Надо устроить бегство Николая Сергеевича. Можете дать?
Поллак. С удовольствием.
Верховцев Он…
Поллак. Нет, нет, прошу без подробностей. Уважаемый Сергей Николаевич, могу я сегодня воспользоваться вашим рефрактором?
Сергей Николаевич. Пожалуйста. Сегодня у меня праздник.
Поллак уходит, кланяясь.
Верховцев Вот это ученый. Хорош, Сергей Николаевич?
Сергей Николаевич. Он очень способный.
Анна (вообще) . А для чего существует астрономия?
Верховцев Для календарей, должно быть.
Маруся. и Трейч подходят.
Маруся. Так вы сделаете это, Трейч… На вас нападают, Сергей Николаевич? Анна так ненавидит астрономию, как будто это ее личный враг.
Сергей Николаевич. Я уже привык к этому, Маруся.
Анна. У меня нет личных врагов, вы это хорошо знаете. А астрономию я не люблю потому, что не понимаю, как люди могут столько времени глазеть на небо, когда на земле все устроено так плохо.
Житов. Астрономия – торжество разума.
Анна . По-моему, разум больше бы торжествовал, если бы на земле не было голодных.
Маруся. Какие горы! Какое солнце! Как вы можете говорить, спорить, когда так светит солнце!
Лунц . Вы как будто против науки, Анна Сергеевна!
Анна . Не против науки, а против ученых, которые науку делают предлогом, чтобы уклониться от общественных обязанностей.
Шмидт. Человек должен говорить: «я хочу», обязанность – это рабство.
Инна Александровна Не люблю я этих разговоров, и охота людям себе кровь портить. Василий Васильевич… да подымитесь же! Вот что (отводит его к веранде) : вы денег-то своих не давайте. Хватит. Поллак – очень великодушный молодой человек и, в случае чего… (Смеется.) А все-таки – астролябия.
Житов. Как же теперь ваша экспедиция в Канаду, Инна Александровна?
Деньги-то?
Инна Александровна Ну, достану! Год еще впереди. Я ловка денег доставать. А вы вот что, Василий Васильевич, прошу вас, как друга: нападать они будут на моего старика, – рады, что он молчит, – так вы уж постойте за него, хорошо?
Житов. Хорошо.
Инна Александровна А я пойду. Нужно Колюшке белье приготовить, так хлопот много… (Уходит.)
Сергей Николаевич. (продолжает) . Я очень люблю хорошие разговоры. Во всех речах я вижу искорки света, и это так красиво, как Млечный Путь. Очень жаль, что люди большею частью говорят о пустяках.
Анна. Красивыми словами люди часто отделываются от работы.
Верховцев . Вот вы очень спокойный человек, Сергей Николаевич, вы даже неспособны, кажется, обижаться, – а случалось ли вам когда-нибудь плакать? Я, конечно, беру не тот счастливый возраст, когда вы путешествовали без штанов, а вот теперь?.
Сергей Николаевич. О да! Я очень слезлив.
Верховцев Вот как!
Сергей Николаевич. Когда я увидел комету Биелу, предсказанную Галлеем, я заплакал.
Верховцев Причина уважительная, хотя для меня и не совсем понятная. А вы ее понимаете, господа?
Лунц . Да, конечно. Ведь Галлей мог ошибаться.
Верховцев. Что же, тогда нужно было бы рвать волосы от отчаяния?
Маруся. Вы преувеличиваете, Валентин.
Анна . А когда сына чуть не расстреляли, он остался совершенно спокоен.
Сергей Николаевич. В мире каждую секунду умирает по человеку, а во всей вселенной, вероятно, каждую секунду разрушается целый мир. Как же я могу плакать и приходить в отчаяние из-за смерти одного человека?
Верховцев. Так, Шмидт, не правда ли, это очень сильно, как раз по-вашему? Так что, если Николаю не удастся бежать, и его…
Сергей Николаевич. Конечно, это будет очень грустно, но…
Маруся. Не шутите так, Сергей Николаевич. Мне больно, когда я слышу такие шутки.
Сергей Николаевич. Да я и не шучу, милая Маруся. Вообще я никогда не умел шутить, хотя очень люблю, когда шутят другие, например Валентин.
Верховцев Благодарю вас.
Житов. Это правда, Сергей Николаевич никогда не шутит.
Маруся. (затуманиваясь) . Тем хуже.
Верховцев . Что значит-заткнуть уши астрономической ватой! Хорошо, спокойно. Пусть весь мир взвоет, как собака…
Лунц Когда молодой Будда увидел голодную тигрицу, он отдал ей себя, да. Он не сказал: я бог, я занят важными делами, а ты только голодный зверь, – он отдал ей себя!
Сергей Николаевич. Вы видите надпись (показывая на фронтон обсерватории) : «Наес domus Uraniae est. Curae procul este profanae. Temnitur hic humilis tellus. Hinc ITUR AD ASTRO». Это значит: «Это храм Урании. Прочь, суетные заботы! Попирается здесь низменная земля – отсюда идут к звездам».
Верховцев . Да, но что вы разумеете под суетными заботами, уважаемый звездочет? Вот у меня ноги содраны до кости осколком… это тоже, по-вашему, суетная забота?
Анна. Конечно.
Сергей Николаевич. Да. Смерть, несправедливость, несчастья, все черные тени земли – вот суетные заботы.
Верховцев . Значит, явись завтра новый Наполеон, новый деспот, и зажми весь мир в железном кулаке – это тоже будет суетная забота?
Сергей Николаевич. Да… Я так думаю.
Верховцев (обводит всех взглядом и грубо смеется) . Так вот оно что!
Анна . Это возмутительно! Это какие-то боги, которые предоставляют людям страдать, как им угодно, а сами…
Маруся. Трейч, почему вы ничего не возразите?
Трейч. Я слушаю.
Верховцев. Так может говорить только тот, кто живет на содержании у правительства и в полной безопасности сидит на своей крыше.
Сергей Николаевич (слегка краснея) . Не всегда в безопасности, Валентин. Галилей умер в темнице. Джордано Бруно погиб на костре. Путь к звездам всегда орошен кровью.
Верховцев. Мало ли что было… Христиан тоже преследовали, а это не помешало им, в свою очередь, поджаривать на углях невинных астрономов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Маруся. Ну вот, главное сделано, деньги есть. (Поет.) «Зовет меня взглядом и криком своим – и вымолвить хочет: давай улетим!» Трейч, мне надо с вами поговорить. Какой вы грязный! Где вы были?
Уходят.
Лунц Какая девушка! Это – солнце! Это вихрь огненных сил! Это Юдифь!
Анна . Да, слишком много огня. Революция не нуждается в ваших вихрях и взрывах – это, если хотите знать, ремесло, в которое нужно вносить терпение, настойчивость и спокойствие. А эти вихри…
Лунц . И для революции нужен талант.
Анна . Не знаю. Люди уж очень злоупотребляют этим словом – талант.
На канате хорошо ломается – талант. На звезды всю жизнь смотрят…
Верховцев . Да. А как у вас, уважаемый звездочет, обстоят дела на небе?
Сергей Николаевич. Хорошо. А у вас на земле?
Верховцев . Довольно скверно, как видите. На земле всегда скверно, уважаемый звездочет, всегда кто-нибудь кого-нибудь душит; кто-то плачет, кто-то кого-то предает… Ноги вот болят. Нам далеко до гармонии небесных сфер.
Сергей Николаевич. Там не всегда гармония. Там также бывают катастрофы.
Верховцев. Очень жаль… значит, и на небо надежда потеряна. А вы о чем задумались, господин… господин… Шмидт?
Шмидт. Я думаю, что всякий человек должен быть сильным.
Верховцев Ого! А вы сильны?
Шмидт. К сожалению, нет. Природа при рождении лишила меня некоторых свойств, которые составляют силу. Я очень боюсь крови и…
Верховцев. И пауков? Кстати: вы платье готовое покупаете или на заказ?
Поллак (подходит) . Чем могу служить? Добрый день, господа!
Верховцев . Вот что, Поллак: нужны две тысячи… не скажу, чтобы взаймы, потому что едва ли вам их кто отдаст…
Поллак. А для какой надобности, смею спросить?
Верховцев . Надо устроить бегство Николая Сергеевича. Можете дать?
Поллак. С удовольствием.
Верховцев Он…
Поллак. Нет, нет, прошу без подробностей. Уважаемый Сергей Николаевич, могу я сегодня воспользоваться вашим рефрактором?
Сергей Николаевич. Пожалуйста. Сегодня у меня праздник.
Поллак уходит, кланяясь.
Верховцев Вот это ученый. Хорош, Сергей Николаевич?
Сергей Николаевич. Он очень способный.
Анна (вообще) . А для чего существует астрономия?
Верховцев Для календарей, должно быть.
Маруся. и Трейч подходят.
Маруся. Так вы сделаете это, Трейч… На вас нападают, Сергей Николаевич? Анна так ненавидит астрономию, как будто это ее личный враг.
Сергей Николаевич. Я уже привык к этому, Маруся.
Анна. У меня нет личных врагов, вы это хорошо знаете. А астрономию я не люблю потому, что не понимаю, как люди могут столько времени глазеть на небо, когда на земле все устроено так плохо.
Житов. Астрономия – торжество разума.
Анна . По-моему, разум больше бы торжествовал, если бы на земле не было голодных.
Маруся. Какие горы! Какое солнце! Как вы можете говорить, спорить, когда так светит солнце!
Лунц . Вы как будто против науки, Анна Сергеевна!
Анна . Не против науки, а против ученых, которые науку делают предлогом, чтобы уклониться от общественных обязанностей.
Шмидт. Человек должен говорить: «я хочу», обязанность – это рабство.
Инна Александровна Не люблю я этих разговоров, и охота людям себе кровь портить. Василий Васильевич… да подымитесь же! Вот что (отводит его к веранде) : вы денег-то своих не давайте. Хватит. Поллак – очень великодушный молодой человек и, в случае чего… (Смеется.) А все-таки – астролябия.
Житов. Как же теперь ваша экспедиция в Канаду, Инна Александровна?
Деньги-то?
Инна Александровна Ну, достану! Год еще впереди. Я ловка денег доставать. А вы вот что, Василий Васильевич, прошу вас, как друга: нападать они будут на моего старика, – рады, что он молчит, – так вы уж постойте за него, хорошо?
Житов. Хорошо.
Инна Александровна А я пойду. Нужно Колюшке белье приготовить, так хлопот много… (Уходит.)
Сергей Николаевич. (продолжает) . Я очень люблю хорошие разговоры. Во всех речах я вижу искорки света, и это так красиво, как Млечный Путь. Очень жаль, что люди большею частью говорят о пустяках.
Анна. Красивыми словами люди часто отделываются от работы.
Верховцев . Вот вы очень спокойный человек, Сергей Николаевич, вы даже неспособны, кажется, обижаться, – а случалось ли вам когда-нибудь плакать? Я, конечно, беру не тот счастливый возраст, когда вы путешествовали без штанов, а вот теперь?.
Сергей Николаевич. О да! Я очень слезлив.
Верховцев Вот как!
Сергей Николаевич. Когда я увидел комету Биелу, предсказанную Галлеем, я заплакал.
Верховцев Причина уважительная, хотя для меня и не совсем понятная. А вы ее понимаете, господа?
Лунц . Да, конечно. Ведь Галлей мог ошибаться.
Верховцев. Что же, тогда нужно было бы рвать волосы от отчаяния?
Маруся. Вы преувеличиваете, Валентин.
Анна . А когда сына чуть не расстреляли, он остался совершенно спокоен.
Сергей Николаевич. В мире каждую секунду умирает по человеку, а во всей вселенной, вероятно, каждую секунду разрушается целый мир. Как же я могу плакать и приходить в отчаяние из-за смерти одного человека?
Верховцев. Так, Шмидт, не правда ли, это очень сильно, как раз по-вашему? Так что, если Николаю не удастся бежать, и его…
Сергей Николаевич. Конечно, это будет очень грустно, но…
Маруся. Не шутите так, Сергей Николаевич. Мне больно, когда я слышу такие шутки.
Сергей Николаевич. Да я и не шучу, милая Маруся. Вообще я никогда не умел шутить, хотя очень люблю, когда шутят другие, например Валентин.
Верховцев Благодарю вас.
Житов. Это правда, Сергей Николаевич никогда не шутит.
Маруся. (затуманиваясь) . Тем хуже.
Верховцев . Что значит-заткнуть уши астрономической ватой! Хорошо, спокойно. Пусть весь мир взвоет, как собака…
Лунц Когда молодой Будда увидел голодную тигрицу, он отдал ей себя, да. Он не сказал: я бог, я занят важными делами, а ты только голодный зверь, – он отдал ей себя!
Сергей Николаевич. Вы видите надпись (показывая на фронтон обсерватории) : «Наес domus Uraniae est. Curae procul este profanae. Temnitur hic humilis tellus. Hinc ITUR AD ASTRO». Это значит: «Это храм Урании. Прочь, суетные заботы! Попирается здесь низменная земля – отсюда идут к звездам».
Верховцев . Да, но что вы разумеете под суетными заботами, уважаемый звездочет? Вот у меня ноги содраны до кости осколком… это тоже, по-вашему, суетная забота?
Анна. Конечно.
Сергей Николаевич. Да. Смерть, несправедливость, несчастья, все черные тени земли – вот суетные заботы.
Верховцев . Значит, явись завтра новый Наполеон, новый деспот, и зажми весь мир в железном кулаке – это тоже будет суетная забота?
Сергей Николаевич. Да… Я так думаю.
Верховцев (обводит всех взглядом и грубо смеется) . Так вот оно что!
Анна . Это возмутительно! Это какие-то боги, которые предоставляют людям страдать, как им угодно, а сами…
Маруся. Трейч, почему вы ничего не возразите?
Трейч. Я слушаю.
Верховцев. Так может говорить только тот, кто живет на содержании у правительства и в полной безопасности сидит на своей крыше.
Сергей Николаевич (слегка краснея) . Не всегда в безопасности, Валентин. Галилей умер в темнице. Джордано Бруно погиб на костре. Путь к звездам всегда орошен кровью.
Верховцев. Мало ли что было… Христиан тоже преследовали, а это не помешало им, в свою очередь, поджаривать на углях невинных астрономов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13