И мы просто обязаны его разыскать!
* * *
Наконец-то я все поняла, милостивый боже!
Прежде всего, поняла причины ненависти ко мне тётки и всю глубину этой ненависти. А ведь я иногда упрекала себя: нет никакой ненависти, она лишь плод моего воображения. Нет, оказывается, была и самая что ни на есть настоящая. И к тому же с каждым годом росла и увеличивалась, возможно, потому, что с каждым, годом я все более делалась похожей на свою мать. И служила постоянным, ежедневным напоминанием тётке о её жизненной катастрофе. Вот почему она систематически, изо дня в день измывалась над этим живым напоминанием, самыми изощрёнными способами стараясь отравить мне жизнь.
Паранойя? Сумасшествие? В какой-то степени несомненно. И садизм чистой воды. Охотней всего она совсем сжила бы меня со света, отравила, но тем самым лишила бы себя удовольствия измываться надо мной. И над кем измывалась? Над слабым, беззащитным ребёнком, ни в чем не повинным, оставленным ей сестрою под опеку со всем имуществом этого ребёнка. Теперь-то я знаю истинные размеры состояния, оставленного бабушкой сестре. Самое удивительное в том, что ребёнок выжил и остался более или менее нормальным… Говорю «более или менее», потому что, разумеется, жизнь с тёткой отразилась на моей психике и чертах характера. И если бы не Бартек, не знаю, чем бы это кончилось…
Проникнуть в квартиру соседей оказалось легче, чем я предполагала. Заехала к слесарю на Ружаную за ключами и прямо от него — на Фильтровую. Перед домом что-то подсказало мне один из ключей испробовать у входа в подъезд дома. И в самом деле, один оказался от замка в подъезде, не пришлось звонить пани Бернацкой, чтобы она по домофону открыла входную дверь. Слесарь оказался на высоте, ключи сделал отличные, да, наверное, и мои слепки получились удачными. Вот и лестничная площадка, рядом две квартиры: пани Бернацкой и бывшая бабушкина.
И опять я не стала звонить в квартиру, чтобы предварительно убедиться, что она пустая, что никто из жильцов, например, не заболел гриппом и не остался дома в неурочное время. А вдруг пани Бернацкая из своей квартиры услышит звонок в соседнюю дверь?
Мне повезло, квартира оказалась пустой. Тот самый шкафчик в кухне оказался битком набит: посуда, кастрюли, вазочки и миллион других вещей. У меня дрожали руки, когда я принялась все это вытаскивать из шкафа, стараясь складывать в том же порядке, в каком стояло в шкафу, чтобы потом положить, как лежало и стояло раньше. Вот наконец и тайник.
Прадедушка обстоятельно описал, как его открыть.
Много лет пролетело, но механизм действовал отлично. Я распахнула дверцу потайного шкафчика в стене, и у меня захватило дух…
Нет, в тайнике не было ничего из того, что принято называть драгоценностями. Зато я нашла там вещи, которые для меня были дороже во сто крат золота и драгоценных камней. На полке лежала связка писем и старая тетрадь. На конвертах — адрес и фамилия моей бабушки, на страницах писем — её имя.
И был там ещё большой конверт с метриками моих родителей, их свидетельством о браке, дипломом отца… Мама родилась в январе, значит, тот самый брелок с Козерогом принадлежал ей…
Постаравшись кастрюли, горшки и прочую посуду расставить в шкафу на полках так же, как вся эта посуда стояла, я заперла пустой тайник и кухонный шкаф.
Нет, я поехала не домой, а на кладбище. Единственное место, куда мне следовало ехать в таком настроении. Села на скамеечку у нашего фамильного склепа, который нашла с помощью администрации кладбища. Тётка и его скрывала от меня. А я ещё собиралась и её похоронить здесь. Теперь не сделаю этого.
Около двух часов просидела я на кладбище, читая письма и записи в тетради. Это не был дневник в полном смысле слова, бабушка не записывала в тетради событий и происшествий, а только свои мысли.
Видимо, не с кем ей было делиться ими, поэтому записывала для себя. События же и факты содержались в письмах, которые она получала и с которыми я вот теперь могла ознакомиться.
Из них я узнала, что её родная сестра, та самая проклятая «тётка», страстно влюбилась в молодого парня, младше её на тридцать лет. И впала в бешенство, когда этот молодой человек женился на её родной племяннице, дочери моей бабушки. Тётка люто возненавидела обоих. Молодым человеком, предметом её безумной любви, был мой отец.
Факт свадьбы скрыли от тётки. Узнав об этом постфактум, она впала в такую ярость, что опасались за её рассудок, врачи настаивали на помещении её в психлечебницу. То-то мне казалось, что она ненормальная… Из записей бабушки следует, что вскоре тётка немного успокоилась, решили не класть её в больницу. Бабушка надеялась, что с сестрой все будет в порядке, время возьмёт своё, залечит душевную рану. Пять лет прошли относительно спокойно, только тётка совершенно отделилась от семьи.
Через пять лет мои родители погибли в автокатастрофе. Я осталась сиротой. Бабушка отдавала себе отчёт в том, что очень больна, что её дни сочтены.
Пришлось обратиться к сестре, единственному близкому человеку. Бабушка была уверена, что её безумная страсть к моему отцу давно остыла, и в любом случае она позаботится о ребёнке некогда любимого человека. Да ещё если при этом наследует очень большое состояние. Судя по записям бабушки, сестра её обманула, притворившись заботливой и внимательной сестрой, сделав вид, что от прошлого не осталось и следа. И все-таки бабушка инстинктивно не доверяла сестре полностью. Пожилая и тяжело больная женщина, потеряв единственную дочь, оставляла теперь маленькую внучку на милость сестре, в порядочности которой была далеко не уверена. Душа её изболелась из-за меня, эта неуверенность в моем будущем раньше времени свела её в могилу.
Может, оно и лучше, что бабушка не знала, какую судьбу мне уготовила. Ненависть тётки к моим родителям с годами не ослабела, а только усилилась, и она перенесла её на меня. Только теперь я поняла, почему она так издевалась надо мной, почему уничтожала все фотографии родителей, любую вещь, связанную с ними, почему назвала меня своей фамилией, и я долгие годы не знала своей настоящей фамилии, пока пани Кристина не просветила меня. Пясковский — это была фамилия моего отца, которого по-страшному возненавидела тётка. Отнять у меня всякую память о моих родителях — вот в чем заключалась её страшная месть.
Сорок восемь лет было тогда тётке, когда она влюбилась, когда сходила с ума по молодому парню, совсем юноше. Самый критический возраст для женщины. Она никогда не была не только привлекательной, но просто молодой, она и в молодости выглядела старообразно, неудивительно, что не пользовалась успехом у мужчин, никогда в жизни никто не влюбился в неё. Через пять лет он женился на моей матери, а ещё через пять они оба погибли. И он оказался для неё навеки потерян. Мстить она смогла лишь мне, его дочери, и делала это с патологической жестокостью.
Повзрослев, я вырвалась от неё, временно поселилась в квартире своей учительницы рисования. Нет, тётка не смирилась с этим. После её смерти я поняла, какую страшную вещь она задумала, вот и полиция подтвердила, что квартиру она собиралась продать и свалиться мне на голову перед самым возвращением пани Яжембской. Что бы я смогла сделать?
Не впустить её в квартиру? Она бы устроила скандал на лестнице, подняла крик на весь дом, убедила бы всех, какая я бесчувственная, неблагодарная скотина, оставляю на улице старую беспомощную тётку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
* * *
Наконец-то я все поняла, милостивый боже!
Прежде всего, поняла причины ненависти ко мне тётки и всю глубину этой ненависти. А ведь я иногда упрекала себя: нет никакой ненависти, она лишь плод моего воображения. Нет, оказывается, была и самая что ни на есть настоящая. И к тому же с каждым годом росла и увеличивалась, возможно, потому, что с каждым, годом я все более делалась похожей на свою мать. И служила постоянным, ежедневным напоминанием тётке о её жизненной катастрофе. Вот почему она систематически, изо дня в день измывалась над этим живым напоминанием, самыми изощрёнными способами стараясь отравить мне жизнь.
Паранойя? Сумасшествие? В какой-то степени несомненно. И садизм чистой воды. Охотней всего она совсем сжила бы меня со света, отравила, но тем самым лишила бы себя удовольствия измываться надо мной. И над кем измывалась? Над слабым, беззащитным ребёнком, ни в чем не повинным, оставленным ей сестрою под опеку со всем имуществом этого ребёнка. Теперь-то я знаю истинные размеры состояния, оставленного бабушкой сестре. Самое удивительное в том, что ребёнок выжил и остался более или менее нормальным… Говорю «более или менее», потому что, разумеется, жизнь с тёткой отразилась на моей психике и чертах характера. И если бы не Бартек, не знаю, чем бы это кончилось…
Проникнуть в квартиру соседей оказалось легче, чем я предполагала. Заехала к слесарю на Ружаную за ключами и прямо от него — на Фильтровую. Перед домом что-то подсказало мне один из ключей испробовать у входа в подъезд дома. И в самом деле, один оказался от замка в подъезде, не пришлось звонить пани Бернацкой, чтобы она по домофону открыла входную дверь. Слесарь оказался на высоте, ключи сделал отличные, да, наверное, и мои слепки получились удачными. Вот и лестничная площадка, рядом две квартиры: пани Бернацкой и бывшая бабушкина.
И опять я не стала звонить в квартиру, чтобы предварительно убедиться, что она пустая, что никто из жильцов, например, не заболел гриппом и не остался дома в неурочное время. А вдруг пани Бернацкая из своей квартиры услышит звонок в соседнюю дверь?
Мне повезло, квартира оказалась пустой. Тот самый шкафчик в кухне оказался битком набит: посуда, кастрюли, вазочки и миллион других вещей. У меня дрожали руки, когда я принялась все это вытаскивать из шкафа, стараясь складывать в том же порядке, в каком стояло в шкафу, чтобы потом положить, как лежало и стояло раньше. Вот наконец и тайник.
Прадедушка обстоятельно описал, как его открыть.
Много лет пролетело, но механизм действовал отлично. Я распахнула дверцу потайного шкафчика в стене, и у меня захватило дух…
Нет, в тайнике не было ничего из того, что принято называть драгоценностями. Зато я нашла там вещи, которые для меня были дороже во сто крат золота и драгоценных камней. На полке лежала связка писем и старая тетрадь. На конвертах — адрес и фамилия моей бабушки, на страницах писем — её имя.
И был там ещё большой конверт с метриками моих родителей, их свидетельством о браке, дипломом отца… Мама родилась в январе, значит, тот самый брелок с Козерогом принадлежал ей…
Постаравшись кастрюли, горшки и прочую посуду расставить в шкафу на полках так же, как вся эта посуда стояла, я заперла пустой тайник и кухонный шкаф.
Нет, я поехала не домой, а на кладбище. Единственное место, куда мне следовало ехать в таком настроении. Села на скамеечку у нашего фамильного склепа, который нашла с помощью администрации кладбища. Тётка и его скрывала от меня. А я ещё собиралась и её похоронить здесь. Теперь не сделаю этого.
Около двух часов просидела я на кладбище, читая письма и записи в тетради. Это не был дневник в полном смысле слова, бабушка не записывала в тетради событий и происшествий, а только свои мысли.
Видимо, не с кем ей было делиться ими, поэтому записывала для себя. События же и факты содержались в письмах, которые она получала и с которыми я вот теперь могла ознакомиться.
Из них я узнала, что её родная сестра, та самая проклятая «тётка», страстно влюбилась в молодого парня, младше её на тридцать лет. И впала в бешенство, когда этот молодой человек женился на её родной племяннице, дочери моей бабушки. Тётка люто возненавидела обоих. Молодым человеком, предметом её безумной любви, был мой отец.
Факт свадьбы скрыли от тётки. Узнав об этом постфактум, она впала в такую ярость, что опасались за её рассудок, врачи настаивали на помещении её в психлечебницу. То-то мне казалось, что она ненормальная… Из записей бабушки следует, что вскоре тётка немного успокоилась, решили не класть её в больницу. Бабушка надеялась, что с сестрой все будет в порядке, время возьмёт своё, залечит душевную рану. Пять лет прошли относительно спокойно, только тётка совершенно отделилась от семьи.
Через пять лет мои родители погибли в автокатастрофе. Я осталась сиротой. Бабушка отдавала себе отчёт в том, что очень больна, что её дни сочтены.
Пришлось обратиться к сестре, единственному близкому человеку. Бабушка была уверена, что её безумная страсть к моему отцу давно остыла, и в любом случае она позаботится о ребёнке некогда любимого человека. Да ещё если при этом наследует очень большое состояние. Судя по записям бабушки, сестра её обманула, притворившись заботливой и внимательной сестрой, сделав вид, что от прошлого не осталось и следа. И все-таки бабушка инстинктивно не доверяла сестре полностью. Пожилая и тяжело больная женщина, потеряв единственную дочь, оставляла теперь маленькую внучку на милость сестре, в порядочности которой была далеко не уверена. Душа её изболелась из-за меня, эта неуверенность в моем будущем раньше времени свела её в могилу.
Может, оно и лучше, что бабушка не знала, какую судьбу мне уготовила. Ненависть тётки к моим родителям с годами не ослабела, а только усилилась, и она перенесла её на меня. Только теперь я поняла, почему она так издевалась надо мной, почему уничтожала все фотографии родителей, любую вещь, связанную с ними, почему назвала меня своей фамилией, и я долгие годы не знала своей настоящей фамилии, пока пани Кристина не просветила меня. Пясковский — это была фамилия моего отца, которого по-страшному возненавидела тётка. Отнять у меня всякую память о моих родителях — вот в чем заключалась её страшная месть.
Сорок восемь лет было тогда тётке, когда она влюбилась, когда сходила с ума по молодому парню, совсем юноше. Самый критический возраст для женщины. Она никогда не была не только привлекательной, но просто молодой, она и в молодости выглядела старообразно, неудивительно, что не пользовалась успехом у мужчин, никогда в жизни никто не влюбился в неё. Через пять лет он женился на моей матери, а ещё через пять они оба погибли. И он оказался для неё навеки потерян. Мстить она смогла лишь мне, его дочери, и делала это с патологической жестокостью.
Повзрослев, я вырвалась от неё, временно поселилась в квартире своей учительницы рисования. Нет, тётка не смирилась с этим. После её смерти я поняла, какую страшную вещь она задумала, вот и полиция подтвердила, что квартиру она собиралась продать и свалиться мне на голову перед самым возвращением пани Яжембской. Что бы я смогла сделать?
Не впустить её в квартиру? Она бы устроила скандал на лестнице, подняла крик на весь дом, убедила бы всех, какая я бесчувственная, неблагодарная скотина, оставляю на улице старую беспомощную тётку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63