И я твёрдо решила, нет, поклялась сама себе, что ни за что не скажу ему этого, мужчины, как правило, избегают преувеличенных чувств. Хотя… В те давние времена, почитай, четверть столетия назад, я тоже скрывала, сколько могла, своё к нему отношение. Догадывался ли он о том, что является мужчиной моей мечты?…
Постаралась взять себя в руки, нечего разнеживаться, не место и не время. Срочно, срочно начать думать о другом! О чем же? Как о чем? О голове, конечно. Очень помогло, без особого труда вызвала в памяти голову Елены Выстраш, словно наяву увидела, как она смотрит на меня мёртвыми глазами из пластиковой сумки, и кусок сыра — не с навозом, другого — застрял в глотке.
— Закажи мне рюмочку хорошего коньяка, — угрюмо попросила я Гжегожа. — Из двух зол лучше упиться, чем на каждом шагу переживать такие потрясения. Ну разумеется, о нем говорится в письме. Ох, недаром никак не могу изгнать его из памяти. Вот, прочитай, я у него украла, и теперь у меня это… черт знает что! Хотя, если честно, я догадываюсь, что именно. Не так просто все объяснить. Сколько у нас времени?
— Полтора часа, я сделал все от меня зависящее.
И я начала свою печальную исповедь.
— Так уж, видно, мне на роду написано… Хотя нет, честно признаю — по собственной глупости угораздило меня связаться с типом, который больше всего на свете обожал хитроумные интриги и всевозможные тайны…
Гжегож умел слушать. Не меньше четверти часа заняла у меня отрицательная характеристика моего последнего спутника жизни. Он был человеком из чуждого нам мира, состоял в непонятных мне партийных организациях, целиком погрузившись в распутывание каких-то сложнейших махинаций на самых высших уровнях. Был непременным членом нескольких контрольных комиссий, сотрудничал с контрразведкой, Министерством внутренних дел и ещё с чем-то в том же роде. Годами собирал доказательства чьей-то вины и буквально тонул в тоннах обвиняющей макулатуры. Жили мы отдельно, каждый в своей квартире, и долгое время я видела в нем аса разведки, этакого бесстрашного борца невидимого фронта и вообще супермена. Гжегож хорошо знал меня, знал, что меня хлебом не корми — дай только соприкоснуться с какой-нибудь потрясающей тайной, относился к моей мании снисходительно и принимал меня такой, какая я есть. Нет, уж ему я спокойно могла исповедаться во всем на свете, он понял истинные причины моего увлечения тем человеком, перед ним я не стеснялась сознаться в собственной глупости.
— Патологический врун! — гневно продолжала я. — В большой тайне сообщил мне, что раздобыл материалы, по взрывной силе не уступающие атомной бомбе. Он их хорошенько припрягал, никто не найдёт, уж он об этом позаботился. Потребовалось немало времени, пока я не разобралась в истинной сущности этого человека. Я поняла, что все его тайны из пальца высосаны, гроша медного не стоят, он просто пытался создать ореол вокруг себя, дескать, вот он какая важная персона. Никаких потрясающих тайн он не знал, и однажды я ему в глаза высказала все, что о нем думаю. С этого дня он меня возненавидел, ведь я разрушила с таким трудом создаваемую им легенду о себе. Что же касается макулатуры, он действительно был ею завален, и люди могли подумать — я и в самом деле имею доступ к ней. Это неправда, не имела я никакого доступа.
— А ключ от его квартиры имела?
Принесли коньяк. Выпила, закурила. Опять взглянула в любимые глаза. Ясное дело, сразу выхватил суть.
— Представь себе, у меня и в самом деле был ключ. В течение целых трех недель. Так уж получилось, мы расстались, но ему необходимо было, уж не помню для чего, некоторое время держать у меня запасные ключи от своей квартиры. Думаю, не стоит клятвенно уверять, что я ими не воспользовалась, ноги моей не было в его квартире! Возможно, ты не забыл, что мне присуща прямо какая-то идиотская лояльность, так и в этом случае…
— Да успокойся же!
— Я совершенно спокойна. Что, весь коньяк выпит? Нет, больше не надо заказывать, обойдусь. Вот в те годы я действительно напереживалась, слава Богу, все в прошлом. Но вспоминать такое… Дебилка, представляешь, ведь я и в самом деле несколько лет гордилась тем, что верно служу обожаемому кумиру, что оказалась достойной его доверия… А потом выяснилось — моё благородство было излишним, могла быть хоть последней свиньёй, поскольку он и мне не доверял и принял свои меры предосторожности…
Гжегож произнёс коротенькое нецензурное слово и все-таки заказал коньяк и себе, и мне.
— Вот этого я и не вынесла и, узнав, высказала ему все, что думаю, и он меня возненавидел. Ах, об этом я уже говорила? Ну и из-за этого пошли псу под хвост пятнадцать лет нашей благополучной жизни…
— Но ведь связывало вас что-то? Постель?…
— Постель? — яростно вскричала я. — Хоть ты меня не нервируй! В этом от него такой же толк, как от меня в опере.
— Да черт с ним, успокойся, забудь. А вот почему мы тут сидим…
— Потому что там был негр, — сразу успокаиваясь, напомнила я.
Мы долго молчали. Первым заговорил Гжегож.
— И почему ты, сто тысяч чертей, тогда не подошла ко мне?
— У меня был уже муж. Первый.
— Каких только глупостей не делает человек по молодости, по дурости…
Пришлось ему напомнить.
— Так ведь меня собака укусила. Я вовсе не собиралась поразить его, но так уж получилось.
— Что?!
— Собака, — грустно повторила я. — Есть такая примета: кого в детстве собака укусит, тот рано замуж выйдет. Надо бы сказать «та», примета относится лишь к особям женского пола, о мужских не доводилось слышать. Я уже не говорю о такой малости, как глубочайшая убеждённость с самого раннего возраста в том, что никто никогда не захочет взять меня в жены. И когда вдруг такой нашёлся… Сам понимаешь, Гжесь, не могла я упустить такую оказию.
— О великий Боже и все греческие боги… — торжественно начал Гжегож, но я не дала ему закончить.
— Погоди, ведь мы так ни к чему и не пришли, остановились на полпути. У меня наклёвывается следующая концепция: кто-то уверен, что я рылась в бумагах бывшего аманта, что я раскопала в них нечто для этого кого-то ценное и это ценное припрягала. Уж не знаю, из каких соображений похитила и припрягала, может, просто назло этому, бывшенькому. Так следует из письма Елены. А потом я получаю от неё письмо, узнаю, что в моем распоряжении страшное оружие, и могу это оружие пустить в ход. Чтоб не пустила, надо меня припугнуть.
— А что за баба, которая тебя ненавидит?
— Вот уж бабы никак не могу отгадать, может, сама проявится. Тут другая проблема: или они у меня это нечто отберут, или вынуждены будут меня убить. Поскольку отбирать у меня нечего, остаётся лишь вторая версия. И что скажешь?
Вторая версия Гжегожу явно не понравилась. Посовещавшись, мы пришли к умному выводу: необходимо что-нибудь разузнать, чтобы прояснить эту запутанную историю. Он не сомневался, что я попытаюсь сделать это, и не пытался меня отговорить.
— Только прошу — постарайся соблюдать осторожность. Мне кажется, самым безопасным является ксёндз. Ведь твоя Елена исповедывалась ему…
— Ксёндз сохранит тайну исповеди. Он просто обязан.
— Так ведь не ксёндз станет тебе исповедываться, а ты у него исповедуешься. Исповедуешься и попросишь совета. Одно из двух. Или ксёндз окажется порядочным человеком и сохранит тайну исповеди, но даст тебе совет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Постаралась взять себя в руки, нечего разнеживаться, не место и не время. Срочно, срочно начать думать о другом! О чем же? Как о чем? О голове, конечно. Очень помогло, без особого труда вызвала в памяти голову Елены Выстраш, словно наяву увидела, как она смотрит на меня мёртвыми глазами из пластиковой сумки, и кусок сыра — не с навозом, другого — застрял в глотке.
— Закажи мне рюмочку хорошего коньяка, — угрюмо попросила я Гжегожа. — Из двух зол лучше упиться, чем на каждом шагу переживать такие потрясения. Ну разумеется, о нем говорится в письме. Ох, недаром никак не могу изгнать его из памяти. Вот, прочитай, я у него украла, и теперь у меня это… черт знает что! Хотя, если честно, я догадываюсь, что именно. Не так просто все объяснить. Сколько у нас времени?
— Полтора часа, я сделал все от меня зависящее.
И я начала свою печальную исповедь.
— Так уж, видно, мне на роду написано… Хотя нет, честно признаю — по собственной глупости угораздило меня связаться с типом, который больше всего на свете обожал хитроумные интриги и всевозможные тайны…
Гжегож умел слушать. Не меньше четверти часа заняла у меня отрицательная характеристика моего последнего спутника жизни. Он был человеком из чуждого нам мира, состоял в непонятных мне партийных организациях, целиком погрузившись в распутывание каких-то сложнейших махинаций на самых высших уровнях. Был непременным членом нескольких контрольных комиссий, сотрудничал с контрразведкой, Министерством внутренних дел и ещё с чем-то в том же роде. Годами собирал доказательства чьей-то вины и буквально тонул в тоннах обвиняющей макулатуры. Жили мы отдельно, каждый в своей квартире, и долгое время я видела в нем аса разведки, этакого бесстрашного борца невидимого фронта и вообще супермена. Гжегож хорошо знал меня, знал, что меня хлебом не корми — дай только соприкоснуться с какой-нибудь потрясающей тайной, относился к моей мании снисходительно и принимал меня такой, какая я есть. Нет, уж ему я спокойно могла исповедаться во всем на свете, он понял истинные причины моего увлечения тем человеком, перед ним я не стеснялась сознаться в собственной глупости.
— Патологический врун! — гневно продолжала я. — В большой тайне сообщил мне, что раздобыл материалы, по взрывной силе не уступающие атомной бомбе. Он их хорошенько припрягал, никто не найдёт, уж он об этом позаботился. Потребовалось немало времени, пока я не разобралась в истинной сущности этого человека. Я поняла, что все его тайны из пальца высосаны, гроша медного не стоят, он просто пытался создать ореол вокруг себя, дескать, вот он какая важная персона. Никаких потрясающих тайн он не знал, и однажды я ему в глаза высказала все, что о нем думаю. С этого дня он меня возненавидел, ведь я разрушила с таким трудом создаваемую им легенду о себе. Что же касается макулатуры, он действительно был ею завален, и люди могли подумать — я и в самом деле имею доступ к ней. Это неправда, не имела я никакого доступа.
— А ключ от его квартиры имела?
Принесли коньяк. Выпила, закурила. Опять взглянула в любимые глаза. Ясное дело, сразу выхватил суть.
— Представь себе, у меня и в самом деле был ключ. В течение целых трех недель. Так уж получилось, мы расстались, но ему необходимо было, уж не помню для чего, некоторое время держать у меня запасные ключи от своей квартиры. Думаю, не стоит клятвенно уверять, что я ими не воспользовалась, ноги моей не было в его квартире! Возможно, ты не забыл, что мне присуща прямо какая-то идиотская лояльность, так и в этом случае…
— Да успокойся же!
— Я совершенно спокойна. Что, весь коньяк выпит? Нет, больше не надо заказывать, обойдусь. Вот в те годы я действительно напереживалась, слава Богу, все в прошлом. Но вспоминать такое… Дебилка, представляешь, ведь я и в самом деле несколько лет гордилась тем, что верно служу обожаемому кумиру, что оказалась достойной его доверия… А потом выяснилось — моё благородство было излишним, могла быть хоть последней свиньёй, поскольку он и мне не доверял и принял свои меры предосторожности…
Гжегож произнёс коротенькое нецензурное слово и все-таки заказал коньяк и себе, и мне.
— Вот этого я и не вынесла и, узнав, высказала ему все, что думаю, и он меня возненавидел. Ах, об этом я уже говорила? Ну и из-за этого пошли псу под хвост пятнадцать лет нашей благополучной жизни…
— Но ведь связывало вас что-то? Постель?…
— Постель? — яростно вскричала я. — Хоть ты меня не нервируй! В этом от него такой же толк, как от меня в опере.
— Да черт с ним, успокойся, забудь. А вот почему мы тут сидим…
— Потому что там был негр, — сразу успокаиваясь, напомнила я.
Мы долго молчали. Первым заговорил Гжегож.
— И почему ты, сто тысяч чертей, тогда не подошла ко мне?
— У меня был уже муж. Первый.
— Каких только глупостей не делает человек по молодости, по дурости…
Пришлось ему напомнить.
— Так ведь меня собака укусила. Я вовсе не собиралась поразить его, но так уж получилось.
— Что?!
— Собака, — грустно повторила я. — Есть такая примета: кого в детстве собака укусит, тот рано замуж выйдет. Надо бы сказать «та», примета относится лишь к особям женского пола, о мужских не доводилось слышать. Я уже не говорю о такой малости, как глубочайшая убеждённость с самого раннего возраста в том, что никто никогда не захочет взять меня в жены. И когда вдруг такой нашёлся… Сам понимаешь, Гжесь, не могла я упустить такую оказию.
— О великий Боже и все греческие боги… — торжественно начал Гжегож, но я не дала ему закончить.
— Погоди, ведь мы так ни к чему и не пришли, остановились на полпути. У меня наклёвывается следующая концепция: кто-то уверен, что я рылась в бумагах бывшего аманта, что я раскопала в них нечто для этого кого-то ценное и это ценное припрягала. Уж не знаю, из каких соображений похитила и припрягала, может, просто назло этому, бывшенькому. Так следует из письма Елены. А потом я получаю от неё письмо, узнаю, что в моем распоряжении страшное оружие, и могу это оружие пустить в ход. Чтоб не пустила, надо меня припугнуть.
— А что за баба, которая тебя ненавидит?
— Вот уж бабы никак не могу отгадать, может, сама проявится. Тут другая проблема: или они у меня это нечто отберут, или вынуждены будут меня убить. Поскольку отбирать у меня нечего, остаётся лишь вторая версия. И что скажешь?
Вторая версия Гжегожу явно не понравилась. Посовещавшись, мы пришли к умному выводу: необходимо что-нибудь разузнать, чтобы прояснить эту запутанную историю. Он не сомневался, что я попытаюсь сделать это, и не пытался меня отговорить.
— Только прошу — постарайся соблюдать осторожность. Мне кажется, самым безопасным является ксёндз. Ведь твоя Елена исповедывалась ему…
— Ксёндз сохранит тайну исповеди. Он просто обязан.
— Так ведь не ксёндз станет тебе исповедываться, а ты у него исповедуешься. Исповедуешься и попросишь совета. Одно из двух. Или ксёндз окажется порядочным человеком и сохранит тайну исповеди, но даст тебе совет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68