Можно предположить, что именно представительницы знати первыми заводили русальные пляски, как того требовал древний обычай, согласно которому на старших по рангу лежала обязанность начинать все священнодействия, вплоть до ритуального зачина хозяйственных дел. Вспоминается одно красочное описание, дошедшее до нас из XVI века. В 1545 году великий князь московский Иван ездил в Коломну, где «была у него потеха: пашню пахал вешнюю и з бояры и сеял гречиху. И иныя потехи: на ходулех ходил и в саван наряжался». Б. А. Рыбаков дал верный комментарий этому известию: «Здесь все связано в единый аграрно-магический комплекс: увеличение человеческого роста ходулями было связано с магическим представлением о высоте будущих колосьев, а саван — с культом предков, лежащих в земле и помогающих плодородию земли». [39. Там же. С. 28.] Правда, для летописца занятия Ивана в Коломне — не больше чем «потеха». Но в прошлом подобные действия имели, несомненно, важное ритуальное значение.
Если древнерусская знать была так опутана языческими верованиями и обычаями, то это тем более присуще народным массам. В 1024 году в Суздальской земле разразился голод, которому предшествовало несколько неурожайных лет. Людьми овладело отчаяние. И вот тут появились два волхва. Они говорили, что «гобино» (урожай) задерживают местные старейшины — «старая чадь». Началось избиение «старой чади». Эти события можно понять лишь с точки зрения языческих представлений.
У древних народов общественные лидеры пользовались репутацией магов, укреплявшей их авторитет и власть, способствующей даже возникновению культа правителей. Магия, разумеется, приносила общине либо добро, либо зло. Вожди, наделяемые сверхъестественными способностями, обязаны были посредством магии обеспечить благосостояние общества. А поскольку оно зависело от урожая, то правители нередко выступали в роли «вызывателей, делателей дождя». Это ремесло таило смертельную опасность, готовую в любой момент обрушиться на голову незадачливых магов. «Положение занимающегося общественной магией, — писал Дж. Фрэзер, — действительно очень непрочно: народ твердо уверен, что в его власти вызвать дождь, заставить засиять солнце, созреть плоды. Поэтому естественно, что засуху и недостаток съестных припасов также приписывают его преступной небрежности или злонамеренному упрямству. Он несет за это должное наказание». [40. Фрэзер Дж. Указ. соч. С. 103.] В жизни подчас бывало, что во время засухи люди, доведенные до крайней степени отчаяния, убивали своих правителей, убежденные в том, что они задерживают дождь. Подобные обычаи имели широкое распространение в древности. Их можно наблюдать, по словам Дж. Фрэзера, у всех арийцев от Индии до Ирландии. В ряду привлеченных этнографических сведений следует рассматривать и события 1024 года в Суздальской земле, где во время недорода, породившего голод, представители языческого культа волхвы, одобряемые народом, убивали вождей-старейшин, утверждая, что те не дают пролиться дождю, задерживая урожай.
Нечто похожее произошло в Ростовской земле полустолетием спустя. «Однажды во время недорода в Ростовской области, — повествует летописец, — явились два волхва из Ярославля, говоря, что „мы знаем, кто обилье держит“. И пошли они по берегу Волги и, куда ни придут в погост, тут и называли лучших женщин, говоря, что эта жито держит, а эта — мед, а эта — рыбу, а эта — меха. И стали приводить к ним сестер своих, матерей и жен своих. Волхвы же, в навожденьи, взрезая тем заплечья, вынимали оттуда либо жито, либо рыбу, и таким способом убивали многих женщин, и имущество их забирали себе. И пришли они на Белоозеро, и было с ними 300 человек». В тот момент на Белоозере оказался киевский боярин Ян Вышатич, прибывший сюда по поручению князя Святослава Ярославича за сбором дани. Расспросив о волхвах, Ян узнал, что они — люди, подвластные Святославу. «Выдайте волхвов этих сюда, потому что смерды они мои и моего князя», — заявил Ян тем, кто сопровождал волхвов. Но они «сего не послушаша». Тогда боярин со своими дружинниками решил сам схватить кудесников-волхвов. Однако это ему не удалось. Раздосадованный неудачей, Ян пригрозил белозерцам: «Если не захватите волхвов этих, не уйду от вас хоть целый год». И белозерцы привели кудесников к Яну. «Чего ради погубили столько людей?» — приступил к ним с допросом Ян Вышатич. Волхвы объяснили, почему они убивали «лучших жен». Летописец красочно воспроизвел религиозный диспут, возникший между Яном и волхвами. Затем боярин, досыта поиздевавшись над беззащитными кудесниками, приказал родственникам убитых женщин: «Мстите за своих». Волхвы были убиты. [41. ПВЛ. Ч.1. С.317-319.]
Летописный рассказ о волхвах, истреблявших «лучших жен» в Ростовской земле, содержит фантастические подробности, что вызывает значительные трудности при его истолковании. Но внимательный анализ источников позволяет дойти до подлинной сути событий. Прежде всего необходимо иметь в виду одно существенное обстоятельство: описанные летописцем происшествия происходили в славяно-финской этнической среде. Обращаясь непосредственно к летописному тексту, к его изучению, убеждаемся, что в нем смешаны два различных порядка верований и ритуальных действ, что и придало ему фантастичность. Первый из них отразился в приемах извлечения из «лучших жен» припасов. Волхвы, как мы знаем, разрезая у женщин заплечье, вынимали оттуда жито и рыбу. Обряды мордвы, которые наблюдал в 60-х годах XIX века выдающийся этнограф и писатель П.И. Мельников-Печерский, дают ключ к разгадке летописного повествования.
Когда наступало время общественных жертвоприношений языческим богам мордвы, специальные сборщики ходили по дворам и собирали всякую снедь, но непременно брали ее у женщин, которые заранее приготовляли особые мешочки с мукой, медом, яйцами и прочими продуктами. Обнаженные по пояс женщины, перебросив эти мешочки через плечи, стояли спиной к двери в ожидании сборщиков. Последние, войдя в помещение и помолившись богам, отрезали мешочки, укалывая при этом женщину пятикратно в плечо и спину священным ножом, а затем удалялись, направляясь в другой двор. [42. См.: Мельников-Печерский П.И. Полн. собр. соч. Т.7. СПб., 1909. С.439-440.] На фоне этих мордовских обычаев проясняется баснословный рассказ летописца о «лучших женах», начиненных якобы житом, рыбой и медом. Баснословность его — результат совмещения в летописном повествовании двух разных ритуалов, бытовавших в Ростовской земле и знакомых автору «Повести временных лет» понаслышке. Один из них нам теперь известен. Это — ритуал сбора припасов для общественных жертвоприношений и празднеств. Другой указывает на практику ритуальных убийств женщин, подозреваемых в пагубном влиянии на урожай.
Два волхва из Ярославля появились во время недорода. Они выступили как провидцы, знающие то, что недоступно знать другим. «Мы знаем, кто обилье держит», — говорили волхвы. Под «обильем» здесь надо понимать хлеб, урожай. Дар ясновидения волхвов выразился в их способности найти между «лучшими женщинами» тех, кто «обилье держит», насылая голод на людей. Именно этих «избранниц» они обрекли на смерть.
Колдовская суть деяний «лучших жен» подчеркивается тем, что пресечение зла, творимого ими, возможно только в результате их истребления («если истребим их, будет изобилие»).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Если древнерусская знать была так опутана языческими верованиями и обычаями, то это тем более присуще народным массам. В 1024 году в Суздальской земле разразился голод, которому предшествовало несколько неурожайных лет. Людьми овладело отчаяние. И вот тут появились два волхва. Они говорили, что «гобино» (урожай) задерживают местные старейшины — «старая чадь». Началось избиение «старой чади». Эти события можно понять лишь с точки зрения языческих представлений.
У древних народов общественные лидеры пользовались репутацией магов, укреплявшей их авторитет и власть, способствующей даже возникновению культа правителей. Магия, разумеется, приносила общине либо добро, либо зло. Вожди, наделяемые сверхъестественными способностями, обязаны были посредством магии обеспечить благосостояние общества. А поскольку оно зависело от урожая, то правители нередко выступали в роли «вызывателей, делателей дождя». Это ремесло таило смертельную опасность, готовую в любой момент обрушиться на голову незадачливых магов. «Положение занимающегося общественной магией, — писал Дж. Фрэзер, — действительно очень непрочно: народ твердо уверен, что в его власти вызвать дождь, заставить засиять солнце, созреть плоды. Поэтому естественно, что засуху и недостаток съестных припасов также приписывают его преступной небрежности или злонамеренному упрямству. Он несет за это должное наказание». [40. Фрэзер Дж. Указ. соч. С. 103.] В жизни подчас бывало, что во время засухи люди, доведенные до крайней степени отчаяния, убивали своих правителей, убежденные в том, что они задерживают дождь. Подобные обычаи имели широкое распространение в древности. Их можно наблюдать, по словам Дж. Фрэзера, у всех арийцев от Индии до Ирландии. В ряду привлеченных этнографических сведений следует рассматривать и события 1024 года в Суздальской земле, где во время недорода, породившего голод, представители языческого культа волхвы, одобряемые народом, убивали вождей-старейшин, утверждая, что те не дают пролиться дождю, задерживая урожай.
Нечто похожее произошло в Ростовской земле полустолетием спустя. «Однажды во время недорода в Ростовской области, — повествует летописец, — явились два волхва из Ярославля, говоря, что „мы знаем, кто обилье держит“. И пошли они по берегу Волги и, куда ни придут в погост, тут и называли лучших женщин, говоря, что эта жито держит, а эта — мед, а эта — рыбу, а эта — меха. И стали приводить к ним сестер своих, матерей и жен своих. Волхвы же, в навожденьи, взрезая тем заплечья, вынимали оттуда либо жито, либо рыбу, и таким способом убивали многих женщин, и имущество их забирали себе. И пришли они на Белоозеро, и было с ними 300 человек». В тот момент на Белоозере оказался киевский боярин Ян Вышатич, прибывший сюда по поручению князя Святослава Ярославича за сбором дани. Расспросив о волхвах, Ян узнал, что они — люди, подвластные Святославу. «Выдайте волхвов этих сюда, потому что смерды они мои и моего князя», — заявил Ян тем, кто сопровождал волхвов. Но они «сего не послушаша». Тогда боярин со своими дружинниками решил сам схватить кудесников-волхвов. Однако это ему не удалось. Раздосадованный неудачей, Ян пригрозил белозерцам: «Если не захватите волхвов этих, не уйду от вас хоть целый год». И белозерцы привели кудесников к Яну. «Чего ради погубили столько людей?» — приступил к ним с допросом Ян Вышатич. Волхвы объяснили, почему они убивали «лучших жен». Летописец красочно воспроизвел религиозный диспут, возникший между Яном и волхвами. Затем боярин, досыта поиздевавшись над беззащитными кудесниками, приказал родственникам убитых женщин: «Мстите за своих». Волхвы были убиты. [41. ПВЛ. Ч.1. С.317-319.]
Летописный рассказ о волхвах, истреблявших «лучших жен» в Ростовской земле, содержит фантастические подробности, что вызывает значительные трудности при его истолковании. Но внимательный анализ источников позволяет дойти до подлинной сути событий. Прежде всего необходимо иметь в виду одно существенное обстоятельство: описанные летописцем происшествия происходили в славяно-финской этнической среде. Обращаясь непосредственно к летописному тексту, к его изучению, убеждаемся, что в нем смешаны два различных порядка верований и ритуальных действ, что и придало ему фантастичность. Первый из них отразился в приемах извлечения из «лучших жен» припасов. Волхвы, как мы знаем, разрезая у женщин заплечье, вынимали оттуда жито и рыбу. Обряды мордвы, которые наблюдал в 60-х годах XIX века выдающийся этнограф и писатель П.И. Мельников-Печерский, дают ключ к разгадке летописного повествования.
Когда наступало время общественных жертвоприношений языческим богам мордвы, специальные сборщики ходили по дворам и собирали всякую снедь, но непременно брали ее у женщин, которые заранее приготовляли особые мешочки с мукой, медом, яйцами и прочими продуктами. Обнаженные по пояс женщины, перебросив эти мешочки через плечи, стояли спиной к двери в ожидании сборщиков. Последние, войдя в помещение и помолившись богам, отрезали мешочки, укалывая при этом женщину пятикратно в плечо и спину священным ножом, а затем удалялись, направляясь в другой двор. [42. См.: Мельников-Печерский П.И. Полн. собр. соч. Т.7. СПб., 1909. С.439-440.] На фоне этих мордовских обычаев проясняется баснословный рассказ летописца о «лучших женах», начиненных якобы житом, рыбой и медом. Баснословность его — результат совмещения в летописном повествовании двух разных ритуалов, бытовавших в Ростовской земле и знакомых автору «Повести временных лет» понаслышке. Один из них нам теперь известен. Это — ритуал сбора припасов для общественных жертвоприношений и празднеств. Другой указывает на практику ритуальных убийств женщин, подозреваемых в пагубном влиянии на урожай.
Два волхва из Ярославля появились во время недорода. Они выступили как провидцы, знающие то, что недоступно знать другим. «Мы знаем, кто обилье держит», — говорили волхвы. Под «обильем» здесь надо понимать хлеб, урожай. Дар ясновидения волхвов выразился в их способности найти между «лучшими женщинами» тех, кто «обилье держит», насылая голод на людей. Именно этих «избранниц» они обрекли на смерть.
Колдовская суть деяний «лучших жен» подчеркивается тем, что пресечение зла, творимого ими, возможно только в результате их истребления («если истребим их, будет изобилие»).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44