Судебные платежи поступали в княжескую «клеть» — казну, а оттуда уже передавались епископу. Святослав Ольгович поступил несколько иначе, чем его предшественники: взамен десятины от вир и продаж, сумма которой была, надо думать, колеблющейся, он велел своему онежскому домажиричу (управителю) выдавать епископу постоянно 100 гривен. [Гривна — денежная единица, содержавшая 51,19 г серебра.] А случится, домажирич не сможет выплатить сполна 100 гривен, то взять у него 80, а остальные 20 гривен получить из княжеской клети. Кроме того, новгородской епископии шли отчисления с дани размером в 43 с половиной «сорочка». [Сорочек — денежная единица, употреблявшаяся на севере. В сорочке было сорок шкурок: беличьих, куньих или собольих.]
Таким образом, десятина являлась важным (если не важнейшим) источником доходов церкви на Руси XI-XII веков.
На служителей церкви князь Владимир возложил обязанность наблюдения за правильностью мер и весов с правом получения за это пошлин. Кроме того, Владимир пожаловал епископу суд над людьми, совершившими преступления против церкви, семьи и нравственности. Штрафы, налагаемые на виновных, шли, разумеется, владыке. Какие же преступные деяния оказались в ведении церкви? Это, конечно, преступления, составляющие святотатство: кража церковного имущества, осквернение могил, порча крестов (на кладбищах или в церквах), церковных стен, ввод в церковь собак, скота, запуск птиц и другие подобные непотребства.
В судебной компетенции церкви находились правонарушения, связанные с проявлением язычества и причинившие вред людям. Сюда относились «ведовьство» (колдовство), изготовление из трав различных зелий-ядов и вообще всякого рода чародейство. Языческие моления «под овином, или в рощеньи [роще], или у воды» были также предметом судебного разбирательства епископа. Церковному суду подлежали «роспусты» (бракоразводные дела), «умычка» (похищение девиц), «смилное» (прелюбодеяние), «заставанье» (поимка мужем жены при нарушении супружеской верности), «пошибанье» (изнасилование), кровосмесительные браки, избиение детьми родителей, «зубоежа» (кусание во время драки). На владычный суд должны были идти братья или дети, затеявшие тяжбу о наследстве. Наконец, «еретичество» также было объявлено сферой церковного суда.
Последующие церковные уставы (Ярослава и Всеволода) расширяли церковную юрисдикцию, конкретизировали правонарушения, входили в детали, подсказанные жизнью.
Церковный устав князя Ярослава Мудрого, составленный при участии митрополита Илариона, много внимания уделяет преступлениям против нравственности, брака и семьи. Если устав Владимира только перечислял злодеяния, не определяя размеров платежей за содеянное, то устав Ярослава фиксирует суммы судебных штрафов. Так, за «умчание девки» виновный платил 5 гривен золота потерпевшей «за срам» и 5 гривен епископу, если «девка» была боярской дочерью. За дочь «менших бояр» выплачивалось соответственно по гривне золота, а за дщерь «добрых» людей — по 5 гривен серебра. [Отношение золота к серебру тогда принималось как один к десяти. 5 гривен золота, следовательно, равнялись 50 гривнам серебра.] Похищение «девки» бывало, как правило, компанейским предприятием, в котором участвовали товарищи похитителя, именуемые в уставе «умычниками». Так вот эти «умычники» обязаны были уплатить епископу по гривне серебра каждый, а «казнил» (наказывал) их уже сам князь.
Устав Ярослава ставит вне закона древние формы семьи, — такие, как многоженство. «Если кто, — гласит одна из статей устава, — две жены имеет, то епископу 40 гривен, а ту, которая подлегла (вторую, незаконную жену), взять в дом церковный, а первую держать по закону».
Появление монастырей в период княжения Ярослава обусловило наличие в церковном уставе князя узаконений, касающихся монашества. Составителей устава очень тревожили моральные аспекты поведения братьев и сестер во Христе. За «блуд» с «черницею» (монахиней) надо было выложить круглую сумму — 100 гривен. Относительно же монаха или монахини, «впавших в блуд», епископ по своему усмотрению определял меру пресечения. То же самое грозило попу и попадье, попавшим в сети порока. Обильные возлияния среди духовенства были столь привычным занятием, что провинившимися считали лишь тех попов и «чернецов» (монахов), которые «упивались без времени», то есть в неподходящий момент, например во время службы.
Уход из монашества считался серьезным прегрешением, караемым епископом: «Аще чернець или черница рострижеться, епископу в вине, во что их обрядит».
Церковный устав Ярослава предоставлял епископу право взимания судебного штрафа с поджигателей: «Аже кто зажьжеть двор, или гумно, или что иное, епископу 100 гривен, а князь казнить». Общему суду епископа и князя подвергались «тати» (воры), укравшие коноплю, лен, «всякое жито», одежду, исподнюю и верхнюю. Все эти и многие другие правонарушения, отданные уставом Ярослава на суд церкви, приносили ей крупные доходы.
В уставе князя Всеволода Мстиславича (1136-1137), составленном для новгородского епископа, находим немало из того, о чем говорилось в уставе Владимира. Но есть здесь некоторые дополнения, а также конкретные черты из новгородской действительности. Всеволод Мстиславич передал епископу суд по торговым делам. Прежде торговыми весами и мерилами распоряжалось Иванское сто — купеческое объединение в Новгороде. Теперь распоряжение становилось совместным. Епископ должен был «блюсти без пакости» образцы мер и весов, не «умаливати» их и не «умноживати». Если же кто-нибудь «скривится» (нарушит упомянутые эталоны), то его «живот» (имущество) конфискуется и делится на три части, одна из которых шла «святей Софи», то есть новгородскому епископу.
Суды, отправляемые епископом, его надзор за эталонами мер и весов, взимание торговых пошлин делали древнерусскую церковь с момента ее учреждения организацией с публично-правовыми полномочиями, в конечном счете — носительницей светской власти, в очерченных уставами пределах. Если десятина являла собой уступку князем части собственных доходов, то церковные суды — частичную уступку власти. Последняя мера была вызвана не только необходимостью материального обеспечения церкви, но и социальными условиями Руси, где знатные люди выступали в качестве общественных лидеров, облеченных властью. Знатность являлась синонимом общественной и политической активности. Поэтому высшее духовенство не могло замкнуться в узком кругу церковных интересов и взяло на себя часть общеполезных функций. В результате оно как бы обмирщвлялось, увлекаемое суетой текущей жизни. И в этом сказывалось воздействие общества, открывшего двери своего дома христианству. Подобное обмиршвление находило выражение и в других областях деятельности древнерусского духовенства, о чем речь пойдет дальше. Хотелось бы подчеркнуть: ни десятина, ни церковные суды, обозначенные уставом Владимира и других князей, не имели феодального характера. Показательно, что в них нет никаких упоминаний о земельной собственности церкви. На этот факт обратили внимание историки. Известный советский исследователь княжеских уставов Я.Н. Щапов пишет: «Важной особенностью устава Владимира является отсутствие землевладения среди названных в нем источников материального обеспечения церкви».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Таким образом, десятина являлась важным (если не важнейшим) источником доходов церкви на Руси XI-XII веков.
На служителей церкви князь Владимир возложил обязанность наблюдения за правильностью мер и весов с правом получения за это пошлин. Кроме того, Владимир пожаловал епископу суд над людьми, совершившими преступления против церкви, семьи и нравственности. Штрафы, налагаемые на виновных, шли, разумеется, владыке. Какие же преступные деяния оказались в ведении церкви? Это, конечно, преступления, составляющие святотатство: кража церковного имущества, осквернение могил, порча крестов (на кладбищах или в церквах), церковных стен, ввод в церковь собак, скота, запуск птиц и другие подобные непотребства.
В судебной компетенции церкви находились правонарушения, связанные с проявлением язычества и причинившие вред людям. Сюда относились «ведовьство» (колдовство), изготовление из трав различных зелий-ядов и вообще всякого рода чародейство. Языческие моления «под овином, или в рощеньи [роще], или у воды» были также предметом судебного разбирательства епископа. Церковному суду подлежали «роспусты» (бракоразводные дела), «умычка» (похищение девиц), «смилное» (прелюбодеяние), «заставанье» (поимка мужем жены при нарушении супружеской верности), «пошибанье» (изнасилование), кровосмесительные браки, избиение детьми родителей, «зубоежа» (кусание во время драки). На владычный суд должны были идти братья или дети, затеявшие тяжбу о наследстве. Наконец, «еретичество» также было объявлено сферой церковного суда.
Последующие церковные уставы (Ярослава и Всеволода) расширяли церковную юрисдикцию, конкретизировали правонарушения, входили в детали, подсказанные жизнью.
Церковный устав князя Ярослава Мудрого, составленный при участии митрополита Илариона, много внимания уделяет преступлениям против нравственности, брака и семьи. Если устав Владимира только перечислял злодеяния, не определяя размеров платежей за содеянное, то устав Ярослава фиксирует суммы судебных штрафов. Так, за «умчание девки» виновный платил 5 гривен золота потерпевшей «за срам» и 5 гривен епископу, если «девка» была боярской дочерью. За дочь «менших бояр» выплачивалось соответственно по гривне золота, а за дщерь «добрых» людей — по 5 гривен серебра. [Отношение золота к серебру тогда принималось как один к десяти. 5 гривен золота, следовательно, равнялись 50 гривнам серебра.] Похищение «девки» бывало, как правило, компанейским предприятием, в котором участвовали товарищи похитителя, именуемые в уставе «умычниками». Так вот эти «умычники» обязаны были уплатить епископу по гривне серебра каждый, а «казнил» (наказывал) их уже сам князь.
Устав Ярослава ставит вне закона древние формы семьи, — такие, как многоженство. «Если кто, — гласит одна из статей устава, — две жены имеет, то епископу 40 гривен, а ту, которая подлегла (вторую, незаконную жену), взять в дом церковный, а первую держать по закону».
Появление монастырей в период княжения Ярослава обусловило наличие в церковном уставе князя узаконений, касающихся монашества. Составителей устава очень тревожили моральные аспекты поведения братьев и сестер во Христе. За «блуд» с «черницею» (монахиней) надо было выложить круглую сумму — 100 гривен. Относительно же монаха или монахини, «впавших в блуд», епископ по своему усмотрению определял меру пресечения. То же самое грозило попу и попадье, попавшим в сети порока. Обильные возлияния среди духовенства были столь привычным занятием, что провинившимися считали лишь тех попов и «чернецов» (монахов), которые «упивались без времени», то есть в неподходящий момент, например во время службы.
Уход из монашества считался серьезным прегрешением, караемым епископом: «Аще чернець или черница рострижеться, епископу в вине, во что их обрядит».
Церковный устав Ярослава предоставлял епископу право взимания судебного штрафа с поджигателей: «Аже кто зажьжеть двор, или гумно, или что иное, епископу 100 гривен, а князь казнить». Общему суду епископа и князя подвергались «тати» (воры), укравшие коноплю, лен, «всякое жито», одежду, исподнюю и верхнюю. Все эти и многие другие правонарушения, отданные уставом Ярослава на суд церкви, приносили ей крупные доходы.
В уставе князя Всеволода Мстиславича (1136-1137), составленном для новгородского епископа, находим немало из того, о чем говорилось в уставе Владимира. Но есть здесь некоторые дополнения, а также конкретные черты из новгородской действительности. Всеволод Мстиславич передал епископу суд по торговым делам. Прежде торговыми весами и мерилами распоряжалось Иванское сто — купеческое объединение в Новгороде. Теперь распоряжение становилось совместным. Епископ должен был «блюсти без пакости» образцы мер и весов, не «умаливати» их и не «умноживати». Если же кто-нибудь «скривится» (нарушит упомянутые эталоны), то его «живот» (имущество) конфискуется и делится на три части, одна из которых шла «святей Софи», то есть новгородскому епископу.
Суды, отправляемые епископом, его надзор за эталонами мер и весов, взимание торговых пошлин делали древнерусскую церковь с момента ее учреждения организацией с публично-правовыми полномочиями, в конечном счете — носительницей светской власти, в очерченных уставами пределах. Если десятина являла собой уступку князем части собственных доходов, то церковные суды — частичную уступку власти. Последняя мера была вызвана не только необходимостью материального обеспечения церкви, но и социальными условиями Руси, где знатные люди выступали в качестве общественных лидеров, облеченных властью. Знатность являлась синонимом общественной и политической активности. Поэтому высшее духовенство не могло замкнуться в узком кругу церковных интересов и взяло на себя часть общеполезных функций. В результате оно как бы обмирщвлялось, увлекаемое суетой текущей жизни. И в этом сказывалось воздействие общества, открывшего двери своего дома христианству. Подобное обмиршвление находило выражение и в других областях деятельности древнерусского духовенства, о чем речь пойдет дальше. Хотелось бы подчеркнуть: ни десятина, ни церковные суды, обозначенные уставом Владимира и других князей, не имели феодального характера. Показательно, что в них нет никаких упоминаний о земельной собственности церкви. На этот факт обратили внимание историки. Известный советский исследователь княжеских уставов Я.Н. Щапов пишет: «Важной особенностью устава Владимира является отсутствие землевладения среди названных в нем источников материального обеспечения церкви».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44