Дальше не пустят! Стража!
- Вперед! - прошептал Эпафродит и решительно направился к неподвижному, словно статуя, палатинцу.
Спиридион юркнул за олеандр.
При виде Эпафродита палатинец отвернулся и пошел прочь, словно смотрел на пустое место.
Спиридион был изумлен. Испуганно последовал он за греком и, склонившись к нему, произнес голосом, в котором звучал ужас:
- Ты волшебник, о господин!
- Да, но только на эту ночь! Караул околдован. Он не видит нас!
Спиридион обрадовался. Всей душой уверовав в волшебную силу Эпафродита, он смелее пошел вперед, трепеща перед греком. Скажи тот сейчас, что он, Спиридион, не получит ни гроша, евнух не осмелился бы возразить волшебнику и безропотно, с покорностью выполнил бы любое его желание.
Скоро они приблизились ко второму караулу, что стоял у ворот, ведущих из сада во дворец.
Матово отсвечивал шлем в безлунной ночи. Серой тенью поблескивал меч в руках воина.
Спиридион открыл дверь так тихо, что не скрипнули петли. Солдат не двинулся с места, не поднял свой меч и не преградил им путь. Каменным изваянием застыл он на месте.
Теперь Спиридион окончательно убедился в волшебных чарах Эпафродита.
В страхе перед Эпафродитом и в то же время осмелев под защитой могущественного грека, он быстро повел обоих по мрачному лабиринту коридоров, лестниц и кривых переходов к последней двери, которая вела в жилище тюремщика.
Здесь Спиридион остановился.
- Господин, ты заколдуешь тюремщика?
- Нет, его не могу.
- Мы пропали! - застонал евнух.
- Открывай! - приказал Эпафродит.
- Пропали, пропали! - причитал евнух и быстро крестился, отодвигая засов.
- Зажги факел!
Нумида высек под плащом крохотный огонек и зажег факел.
Спиридион указал пальцем на вход и, весь дрожа, сжался у стены за влажным от сырости столбом.
- Я подожду, я подожду, идите одни!
Нумида ударил в дверь.
- Открывай!
- Нет, никому.
- Великий властелин земли и моря приказывает тебе!
Серая физиономия тюремщика появилась в дверях, освещенная светом факела. Эпафродит распахнул плащ, и тот остолбенел, потрясенный сверканием роскошного одеяния.
- Ты большой человек, - поклонился тюремщик, - но ты не самодержец! Не могу.
- Читай!
Эпафродит извлек из серебряной трубки пергамен с подписью Юстиниана, содержащий императорское дозволение видеть Ориона.
Плохо умел читать тюремщик, однако руку деспота он узнал.
Он поклонился до земли и снял ключи.
- Чтоб ты не сомневался, вот тебе еще одно доказательство! Узнаешь перстень?
- Августы? - разинул тот рот и поклонился снова, на сей раз перстню.
Заскрипели резные ключи, загремели засовы, завизжали первые двери, заскрежетали вторые и третьи.
- Только ты, господин, иди один, о нем, - он указал на Нумиду, - не написано.
- Хорошо, пойду только я, - ответил Эпафродит и взял факел у Нумиды, многозначительно посмотрев на него.
Душа грека замерла от волнения. Тонкий нос его даже не ощутил жуткого смрада, хлынувшего из темницы. Один шаг до победы, одна минута, быстрая и решающая. Эпафродит вдруг почувствовал силу в своей старой и дряблой руке, он готов был схватить нож и вонзить его в грудь любому, кто встанет на его пути.
Увидев Истока, грек побледнел. Губы его задрожали, глаза защипало от слез. Грохнула цепь, - это исток шевельнулся, чтоб посмотреть на вошедшего. Тьма была в его глазах, жалкое безумие отражалось в них.
Эпафродит встал посреди темницы, факел трепетал в его руке, он не мог выдавить из себя ни единого слова.
В этот момент за дверью раздался шум, на пол рухнуло что-то тяжелое. В темницу вбежал Нумида, его туника была в пятнах крови.
Исток встрепенулся, он узнал Нумиду, узнал Эпафродита. Сложив на груди окованные руки, он поднялся и глухо, как из могилы, произнес:
- О боги! Спасите меня! Помогите, молю богом вашим Христом!
Когда Нумида увидел своего любимого господина, прикованного к кормушке, разглядел его изможденное и потемневшее лицо, он зарыдал во весь голос, повалился к его ногам и стал целовать окровавленные лодыжки, рассеченные железной скобой.
- Быстрей, Нумида! - командовал Эпафродит.
Привыкший к шелку и бархату, к мягким перинам и благовонным покоям, грек опустился на колени в нечистоты возле Истока. Нумида извлек из-за пазухи и проворно размотал сверток со стальным инструментом.
Заскрипели, заскрежетали пилы. У изнеженного торговца по умащенному лицу заструился пот. Но он не прекращал работы. Гремело и скрежетало железо на обручах вокруг запястий, на лодыжках. Медленно вгрызались в металл пилы, нехотя поддавались оковы, с дикой силой разрывал их Нумида; вот уже освобождена одна нога, правая, потом левая, за ней руки. Исток поднял и вытянул их. Захрустели застывшие и онемевшие суставы. Принялись за обруч на шее. Он был слишком толст. Время летело.
- Оставьте обруч! - сказал Исток.
В нем пробудились силы, которые порождает борьба не на жизнь, а на смерть. Он взялся за ослабевшую теперь цепь, которой был прикован к кормушке, онемевшие было мускулы на ногах ожили и напряглись, он согнулся, жилы на шее вздулись.
- Не выйдет, перепиливай цепь! - крикнул Эпафродит.
И тогда раздался треск, слабое звено уступило, и Исток вырвался на середину каземата, держа в дрожащей руке обрывок цепи, идущей к обручу на шее. Колени его подогнулись, и он рухнул на сырой пол.
Снова полез Нумида за пазуху, теперь за флаконом с арабской водкой. С трудом Исток поднес ее к губам и выпил. Силы вернулись к нему, и он быстро встал без чьей-либо помощи.
- Бежим! - воскликнул Эпафродит, хватая факел, укрепленный на грязном полу.
Он поспешил по каменной лестнице, Исток за ним, придерживая рукой цепь, чтоб она не громыхала. У дверей все осторожно обошли лужу крови. Лишь Эпафродит бросил беглый взгляд на труп тюремщика, лежавшего на спине с выпученными глазами. В груди его торчал нож Нумиды. Ужас охватил грека, и он побежал так быстро, что чуть не погасил факел.
Когда они добрались до того места, где в страхе жался к стене Спиридион, Эпафродит крикнул:
- Запирай!
- Не успею! Бежим!
Как испуганное животное, чуть ли не на четвереньках мчался Спиридион по кривым переходам и лестницам. Эпафродиту показалось, что обратная дорога длиннее, коридоры - уже, а ступеньки - более скользкие. Он испуганно взглянул на евнуха.
- Ты ошибся, Спиридион! Это не тот путь.
- Не бойся, он укромнее и безопаснее.
Тут только грек заметил тяжелый мешок на спине евнуха. Он собирался было спросить, что в мешке, но не успел.
Совершенно неожиданно они очутились за стеной, в густой заросли миртовых кустов.
Спиридион взял факел, рукой погасил пламя и швырнул его в кусты.
- Где мы? - спросил Эпафродит.
Спиридион приложил палец к губам, потом поднял его и прошептал:
- Феодора!
Потайными путями он вывел их под самое окно императрицы, выходившее в сад.
Несколько бесшумных шагов, и они снова на знакомой тропинке у двери, через которую вошли. Солдат, стоявший как изваяние, заметив их, тихо повернулся и последовал за ними. Они подошли ко второму часовому, тот тоже присоединился к ним. И трижды еще, пока они пробирались к берегу, от темных кустов отделялись тени и послушно, словно их направляла колдовская сила, следовали за беглецами.
В темноте засветились белые колонки на лестнице, ведущей к воде, Эпафродит вполголоса произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
- Вперед! - прошептал Эпафродит и решительно направился к неподвижному, словно статуя, палатинцу.
Спиридион юркнул за олеандр.
При виде Эпафродита палатинец отвернулся и пошел прочь, словно смотрел на пустое место.
Спиридион был изумлен. Испуганно последовал он за греком и, склонившись к нему, произнес голосом, в котором звучал ужас:
- Ты волшебник, о господин!
- Да, но только на эту ночь! Караул околдован. Он не видит нас!
Спиридион обрадовался. Всей душой уверовав в волшебную силу Эпафродита, он смелее пошел вперед, трепеща перед греком. Скажи тот сейчас, что он, Спиридион, не получит ни гроша, евнух не осмелился бы возразить волшебнику и безропотно, с покорностью выполнил бы любое его желание.
Скоро они приблизились ко второму караулу, что стоял у ворот, ведущих из сада во дворец.
Матово отсвечивал шлем в безлунной ночи. Серой тенью поблескивал меч в руках воина.
Спиридион открыл дверь так тихо, что не скрипнули петли. Солдат не двинулся с места, не поднял свой меч и не преградил им путь. Каменным изваянием застыл он на месте.
Теперь Спиридион окончательно убедился в волшебных чарах Эпафродита.
В страхе перед Эпафродитом и в то же время осмелев под защитой могущественного грека, он быстро повел обоих по мрачному лабиринту коридоров, лестниц и кривых переходов к последней двери, которая вела в жилище тюремщика.
Здесь Спиридион остановился.
- Господин, ты заколдуешь тюремщика?
- Нет, его не могу.
- Мы пропали! - застонал евнух.
- Открывай! - приказал Эпафродит.
- Пропали, пропали! - причитал евнух и быстро крестился, отодвигая засов.
- Зажги факел!
Нумида высек под плащом крохотный огонек и зажег факел.
Спиридион указал пальцем на вход и, весь дрожа, сжался у стены за влажным от сырости столбом.
- Я подожду, я подожду, идите одни!
Нумида ударил в дверь.
- Открывай!
- Нет, никому.
- Великий властелин земли и моря приказывает тебе!
Серая физиономия тюремщика появилась в дверях, освещенная светом факела. Эпафродит распахнул плащ, и тот остолбенел, потрясенный сверканием роскошного одеяния.
- Ты большой человек, - поклонился тюремщик, - но ты не самодержец! Не могу.
- Читай!
Эпафродит извлек из серебряной трубки пергамен с подписью Юстиниана, содержащий императорское дозволение видеть Ориона.
Плохо умел читать тюремщик, однако руку деспота он узнал.
Он поклонился до земли и снял ключи.
- Чтоб ты не сомневался, вот тебе еще одно доказательство! Узнаешь перстень?
- Августы? - разинул тот рот и поклонился снова, на сей раз перстню.
Заскрипели резные ключи, загремели засовы, завизжали первые двери, заскрежетали вторые и третьи.
- Только ты, господин, иди один, о нем, - он указал на Нумиду, - не написано.
- Хорошо, пойду только я, - ответил Эпафродит и взял факел у Нумиды, многозначительно посмотрев на него.
Душа грека замерла от волнения. Тонкий нос его даже не ощутил жуткого смрада, хлынувшего из темницы. Один шаг до победы, одна минута, быстрая и решающая. Эпафродит вдруг почувствовал силу в своей старой и дряблой руке, он готов был схватить нож и вонзить его в грудь любому, кто встанет на его пути.
Увидев Истока, грек побледнел. Губы его задрожали, глаза защипало от слез. Грохнула цепь, - это исток шевельнулся, чтоб посмотреть на вошедшего. Тьма была в его глазах, жалкое безумие отражалось в них.
Эпафродит встал посреди темницы, факел трепетал в его руке, он не мог выдавить из себя ни единого слова.
В этот момент за дверью раздался шум, на пол рухнуло что-то тяжелое. В темницу вбежал Нумида, его туника была в пятнах крови.
Исток встрепенулся, он узнал Нумиду, узнал Эпафродита. Сложив на груди окованные руки, он поднялся и глухо, как из могилы, произнес:
- О боги! Спасите меня! Помогите, молю богом вашим Христом!
Когда Нумида увидел своего любимого господина, прикованного к кормушке, разглядел его изможденное и потемневшее лицо, он зарыдал во весь голос, повалился к его ногам и стал целовать окровавленные лодыжки, рассеченные железной скобой.
- Быстрей, Нумида! - командовал Эпафродит.
Привыкший к шелку и бархату, к мягким перинам и благовонным покоям, грек опустился на колени в нечистоты возле Истока. Нумида извлек из-за пазухи и проворно размотал сверток со стальным инструментом.
Заскрипели, заскрежетали пилы. У изнеженного торговца по умащенному лицу заструился пот. Но он не прекращал работы. Гремело и скрежетало железо на обручах вокруг запястий, на лодыжках. Медленно вгрызались в металл пилы, нехотя поддавались оковы, с дикой силой разрывал их Нумида; вот уже освобождена одна нога, правая, потом левая, за ней руки. Исток поднял и вытянул их. Захрустели застывшие и онемевшие суставы. Принялись за обруч на шее. Он был слишком толст. Время летело.
- Оставьте обруч! - сказал Исток.
В нем пробудились силы, которые порождает борьба не на жизнь, а на смерть. Он взялся за ослабевшую теперь цепь, которой был прикован к кормушке, онемевшие было мускулы на ногах ожили и напряглись, он согнулся, жилы на шее вздулись.
- Не выйдет, перепиливай цепь! - крикнул Эпафродит.
И тогда раздался треск, слабое звено уступило, и Исток вырвался на середину каземата, держа в дрожащей руке обрывок цепи, идущей к обручу на шее. Колени его подогнулись, и он рухнул на сырой пол.
Снова полез Нумида за пазуху, теперь за флаконом с арабской водкой. С трудом Исток поднес ее к губам и выпил. Силы вернулись к нему, и он быстро встал без чьей-либо помощи.
- Бежим! - воскликнул Эпафродит, хватая факел, укрепленный на грязном полу.
Он поспешил по каменной лестнице, Исток за ним, придерживая рукой цепь, чтоб она не громыхала. У дверей все осторожно обошли лужу крови. Лишь Эпафродит бросил беглый взгляд на труп тюремщика, лежавшего на спине с выпученными глазами. В груди его торчал нож Нумиды. Ужас охватил грека, и он побежал так быстро, что чуть не погасил факел.
Когда они добрались до того места, где в страхе жался к стене Спиридион, Эпафродит крикнул:
- Запирай!
- Не успею! Бежим!
Как испуганное животное, чуть ли не на четвереньках мчался Спиридион по кривым переходам и лестницам. Эпафродиту показалось, что обратная дорога длиннее, коридоры - уже, а ступеньки - более скользкие. Он испуганно взглянул на евнуха.
- Ты ошибся, Спиридион! Это не тот путь.
- Не бойся, он укромнее и безопаснее.
Тут только грек заметил тяжелый мешок на спине евнуха. Он собирался было спросить, что в мешке, но не успел.
Совершенно неожиданно они очутились за стеной, в густой заросли миртовых кустов.
Спиридион взял факел, рукой погасил пламя и швырнул его в кусты.
- Где мы? - спросил Эпафродит.
Спиридион приложил палец к губам, потом поднял его и прошептал:
- Феодора!
Потайными путями он вывел их под самое окно императрицы, выходившее в сад.
Несколько бесшумных шагов, и они снова на знакомой тропинке у двери, через которую вошли. Солдат, стоявший как изваяние, заметив их, тихо повернулся и последовал за ними. Они подошли ко второму часовому, тот тоже присоединился к ним. И трижды еще, пока они пробирались к берегу, от темных кустов отделялись тени и послушно, словно их направляла колдовская сила, следовали за беглецами.
В темноте засветились белые колонки на лестнице, ведущей к воде, Эпафродит вполголоса произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112