Она… она как сама природа. Она так же свободна от всех законов и обязательств, как закат солнца, так же раскованна и бесцеремонна, как ветер. Если можно так сказать, она не понимает, как можно любить и уважать человека, когда он делает то-то, и не одобрять его, когда он делает то-то, – она принимает его таким, каков он есть. Она как чистое небо, как подводная чаща водорослей, как полет птиц, как пенная волна. Вот что она такое, по-моему, для него – сама Природа. А вы – вы как…
Он в смущении замолчал.
– Продолжайте, – настаивала она. – Мне нужно это понять.
– Вы – как величественное здание… Я с ним не согласен, – продолжал Мелвил. – Я домашняя кошка, и стоит мне оказаться на улице, как я тут же начну царапаться в дверь и проситься в дом. Я не рвусь наружу. Мысль об этом меня пугает. Но он не такой.
– Да, – сказала она, – он не такой.
Мелвилу показалось, что его интерпретация убедила ее. Некоторое время она стояла в задумчивости. Но понемногу он начал понимать, что это можно истолковать и иначе.
– Конечно, – сказала она, задумчиво глядя на него. – Да. Да, так может показаться. Так это может выглядеть. Но на самом деле… Существует не только видимость, не только впечатление. В конце концов, здесь есть аналогия. Приятно время от времени выйти из дома на воздух, но большинство из нас, почти все мы должны жить в домах.
– Безусловно, – согласился Мелвил.
– Не может же он… Что будет он с ней делать? Как может он с ней жить? Что может быть у них общего?
– Здесь речь идет о влечении, – сказал Мелвил, – а не о продуманных планах.
– Рано или поздно, – сказала она, – он вернется – если я разрешу ему вернуться. Даже если сейчас он все испортит, даже если проиграет свои выборы, так что придется начинать сначала, с нуля и с куда меньшими шансами на успех, даже если потом будет терзаться…
Она всхлипнула.
– Мисс Глендауэр, – сказал внезапно Мелвил, – мне кажется, вы не совсем понимаете.
– Что я не понимаю?
– Вы считаете, что он не может жениться на этой… на этом существе, появившемся среди нас?
– Как может он это сделать?
– Да, не может. Вы считаете, что воображение увело его от вас и заставило гнаться за несбыточным. Что он необдуманно, бессмысленно и без всякой пользы губит себя, совершает колоссальную глупость и что теперь нужно просто снова поставить все на свои места.
Он замолчал. Она ничего не ответила, но продолжала внимательно слушать.
– Вы не понимаете одного, – продолжал он. – И кажется, никто этого не понимает. Ведь она пришла…
– Из моря.
– Из другого мира. Она пришла и нашептывает нам, что вся наша жизнь призрачна и нереальна, убога и ограниченна, она разрушает своими чарами все иллюзии…
– Так что он…
– Да, и тут она шепчет ему: «Бывают сны лучше!»
Она смотрела на него с нескрываемым недоумением.
– Она намекает на эти неясные лучшие сны, она шепчет, что есть путь…
– Какой же путь?
– Не знаю какой. Но это нечто такое… что подрывает сами основы этой нашей жизни.
– Вы хотите сказать…
– Она русалка, существо, сотканное из грез и желаний, сирена, шепот, соблазн. Она завлечет его своими…
Он умолк.
– Куда? – прошептала она.
– В пучину.
– В пучину?
Наступила долгая пауза. Охваченный бесконечным сочувствием, Мелвил пытался подобрать как можно более туманные выражения, но не мог ничего придумать. Наконец он выпалил:
– Вы прекрасно знаете, что может существовать только один путь из того сна, в который мы все погружены.
– И этот путь?
– Этот путь… – начал Мелвил и не решился продолжать.
– Вы хотите сказать, – сказала она, побледнев, – что этот путь…
Мелвил не нашел в себе сил произнести это слово. Он только посмотрел ей прямо в глаза и едва заметно кивнул.
– Но как?… – спросила она.
– Во всяком случае… – поспешно сказал он, стараясь выразиться как-нибудь помягче, – во всяком случае, если она его заполучит, этот ваш крохотный мирок… Понимаете, ему в него уже не вернуться.
– Не вернуться, – повторила она.
– Не вернуться, – подтвердил Мелвил.
– А вы уверены? – усомнилась она.
– В чем уверен?
– Что это так.
– Что влечение есть влечение, а пучина есть пучина? Да.
– Я никогда не думала… – начала она и остановилась. – Мистер Мелвил, – сказала она через некоторое время, – знаете, я не понимаю. Я думала… Сама не знаю, что я думала. Я думала, с его стороны это обычная тривиальная глупость – так потерять голову. Я согласна – я поняла, что вы хотели сказать, – согласна, что мы по-разному на него действуем. Но это… это ваше предположение, что она может толкнуть его на какой-то решительный и бесповоротный шаг… В конце концов она…
– Она – ничто, – сказал Мелвил. – Она – рука, которая схватила его и не выпускает, она всего лишь символ чего-то неведомого.
– Неведомого? Чего же?
Мой троюродный брат пожал плечами:
– Того, чего мы не можем найти в этой жизни. Того, что мы постоянно ищем.
– Но что это? – спросила она.
Мелвил не ответил. Она пристально посмотрела на него, потом снова повернулась к окну, за которым ярко светило солнце.
– Вы хотите, чтобы он вернулся? – спросил он.
– Не знаю.
– Вы хотите, чтобы он вернулся?
– Мне кажется, до сих пор он мне не был так нужен.
– А теперь?
– Да… Но… если он не вернется?
– Ради работы, – сказал Мелвил, – он не вернется.
– Я знаю.
– И ради собственного самоуважения и всего прочего в этом роде тоже не вернется.
– Да.
– Ведь все это, знаете, тоже сны, только не такие увлекательные. Тот дворец, который вы для него приготовили, – тоже сон. Но…
– Да?
– Он мог бы вернуться… – начал Мелвил, но, взглянув на нее, умолк. Потом он говорил мне, что у него было смутное намерение расшевелить ее, пробудить, вызвать у нее некую вспышку романтической силы, прилив страсти, которая только еще и могла бы вернуть Чанериса. Но в этот момент его как громом ударило – он понял, какая это была нелепая фантазия. Она стояла перед ним – незыблемо верная себе, умная, доброжелательная, но ограниченная, ненастоящая и бессильная. Ее поза, ее лицо говорили лишь об одном – что она от всей души протестует против всего, что с ней произошло, что она сознательно и решительно против этого, что она не намерена с этим смириться.
И тут, к его изумлению, в ней произошла какая-то перемена. Подняв голову, она вдруг протянула к нему обе руки, и в глазах ее появилось что-то такое, чего он никогда раньше не видел.
Он машинально взял ее за руки, и несколько секунд они стояли так, глядя друг другу в глаза с каким-то новым пониманием.
– Скажите ему, – произнесла она с изумившей его прямотой, – чтобы он вернулся. Нет ничего другого, кроме меня. Скажите ему, чтобы он вернулся!
– И…
– Скажите ему это.
– Что вы его прощаете?
– Нет! Скажите ему, что я хочу его. Если он не вернется ради этого, он не вернется вообще.
Если он не вернется ради этого… – она на мгновение умолкла, – я его не хочу. Нет! Я его не хочу. Он не мой и может идти куда угодно.
Мелвил почувствовал, что ее руки, до сих пор бессильно лежавшие в его ладонях, крепко их сжали и отпустили.
– Очень любезно с вашей стороны, что вы взялись нам помочь, – сказала она, когда он повернулся к двери.
Он взглянул на нее.
– Это очень любезно с вашей стороны, – повторила она и тут же воскликнула:
– Скажите ему, что хотите, лишь бы он вернулся ко мне!.. Хотя нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Он в смущении замолчал.
– Продолжайте, – настаивала она. – Мне нужно это понять.
– Вы – как величественное здание… Я с ним не согласен, – продолжал Мелвил. – Я домашняя кошка, и стоит мне оказаться на улице, как я тут же начну царапаться в дверь и проситься в дом. Я не рвусь наружу. Мысль об этом меня пугает. Но он не такой.
– Да, – сказала она, – он не такой.
Мелвилу показалось, что его интерпретация убедила ее. Некоторое время она стояла в задумчивости. Но понемногу он начал понимать, что это можно истолковать и иначе.
– Конечно, – сказала она, задумчиво глядя на него. – Да. Да, так может показаться. Так это может выглядеть. Но на самом деле… Существует не только видимость, не только впечатление. В конце концов, здесь есть аналогия. Приятно время от времени выйти из дома на воздух, но большинство из нас, почти все мы должны жить в домах.
– Безусловно, – согласился Мелвил.
– Не может же он… Что будет он с ней делать? Как может он с ней жить? Что может быть у них общего?
– Здесь речь идет о влечении, – сказал Мелвил, – а не о продуманных планах.
– Рано или поздно, – сказала она, – он вернется – если я разрешу ему вернуться. Даже если сейчас он все испортит, даже если проиграет свои выборы, так что придется начинать сначала, с нуля и с куда меньшими шансами на успех, даже если потом будет терзаться…
Она всхлипнула.
– Мисс Глендауэр, – сказал внезапно Мелвил, – мне кажется, вы не совсем понимаете.
– Что я не понимаю?
– Вы считаете, что он не может жениться на этой… на этом существе, появившемся среди нас?
– Как может он это сделать?
– Да, не может. Вы считаете, что воображение увело его от вас и заставило гнаться за несбыточным. Что он необдуманно, бессмысленно и без всякой пользы губит себя, совершает колоссальную глупость и что теперь нужно просто снова поставить все на свои места.
Он замолчал. Она ничего не ответила, но продолжала внимательно слушать.
– Вы не понимаете одного, – продолжал он. – И кажется, никто этого не понимает. Ведь она пришла…
– Из моря.
– Из другого мира. Она пришла и нашептывает нам, что вся наша жизнь призрачна и нереальна, убога и ограниченна, она разрушает своими чарами все иллюзии…
– Так что он…
– Да, и тут она шепчет ему: «Бывают сны лучше!»
Она смотрела на него с нескрываемым недоумением.
– Она намекает на эти неясные лучшие сны, она шепчет, что есть путь…
– Какой же путь?
– Не знаю какой. Но это нечто такое… что подрывает сами основы этой нашей жизни.
– Вы хотите сказать…
– Она русалка, существо, сотканное из грез и желаний, сирена, шепот, соблазн. Она завлечет его своими…
Он умолк.
– Куда? – прошептала она.
– В пучину.
– В пучину?
Наступила долгая пауза. Охваченный бесконечным сочувствием, Мелвил пытался подобрать как можно более туманные выражения, но не мог ничего придумать. Наконец он выпалил:
– Вы прекрасно знаете, что может существовать только один путь из того сна, в который мы все погружены.
– И этот путь?
– Этот путь… – начал Мелвил и не решился продолжать.
– Вы хотите сказать, – сказала она, побледнев, – что этот путь…
Мелвил не нашел в себе сил произнести это слово. Он только посмотрел ей прямо в глаза и едва заметно кивнул.
– Но как?… – спросила она.
– Во всяком случае… – поспешно сказал он, стараясь выразиться как-нибудь помягче, – во всяком случае, если она его заполучит, этот ваш крохотный мирок… Понимаете, ему в него уже не вернуться.
– Не вернуться, – повторила она.
– Не вернуться, – подтвердил Мелвил.
– А вы уверены? – усомнилась она.
– В чем уверен?
– Что это так.
– Что влечение есть влечение, а пучина есть пучина? Да.
– Я никогда не думала… – начала она и остановилась. – Мистер Мелвил, – сказала она через некоторое время, – знаете, я не понимаю. Я думала… Сама не знаю, что я думала. Я думала, с его стороны это обычная тривиальная глупость – так потерять голову. Я согласна – я поняла, что вы хотели сказать, – согласна, что мы по-разному на него действуем. Но это… это ваше предположение, что она может толкнуть его на какой-то решительный и бесповоротный шаг… В конце концов она…
– Она – ничто, – сказал Мелвил. – Она – рука, которая схватила его и не выпускает, она всего лишь символ чего-то неведомого.
– Неведомого? Чего же?
Мой троюродный брат пожал плечами:
– Того, чего мы не можем найти в этой жизни. Того, что мы постоянно ищем.
– Но что это? – спросила она.
Мелвил не ответил. Она пристально посмотрела на него, потом снова повернулась к окну, за которым ярко светило солнце.
– Вы хотите, чтобы он вернулся? – спросил он.
– Не знаю.
– Вы хотите, чтобы он вернулся?
– Мне кажется, до сих пор он мне не был так нужен.
– А теперь?
– Да… Но… если он не вернется?
– Ради работы, – сказал Мелвил, – он не вернется.
– Я знаю.
– И ради собственного самоуважения и всего прочего в этом роде тоже не вернется.
– Да.
– Ведь все это, знаете, тоже сны, только не такие увлекательные. Тот дворец, который вы для него приготовили, – тоже сон. Но…
– Да?
– Он мог бы вернуться… – начал Мелвил, но, взглянув на нее, умолк. Потом он говорил мне, что у него было смутное намерение расшевелить ее, пробудить, вызвать у нее некую вспышку романтической силы, прилив страсти, которая только еще и могла бы вернуть Чанериса. Но в этот момент его как громом ударило – он понял, какая это была нелепая фантазия. Она стояла перед ним – незыблемо верная себе, умная, доброжелательная, но ограниченная, ненастоящая и бессильная. Ее поза, ее лицо говорили лишь об одном – что она от всей души протестует против всего, что с ней произошло, что она сознательно и решительно против этого, что она не намерена с этим смириться.
И тут, к его изумлению, в ней произошла какая-то перемена. Подняв голову, она вдруг протянула к нему обе руки, и в глазах ее появилось что-то такое, чего он никогда раньше не видел.
Он машинально взял ее за руки, и несколько секунд они стояли так, глядя друг другу в глаза с каким-то новым пониманием.
– Скажите ему, – произнесла она с изумившей его прямотой, – чтобы он вернулся. Нет ничего другого, кроме меня. Скажите ему, чтобы он вернулся!
– И…
– Скажите ему это.
– Что вы его прощаете?
– Нет! Скажите ему, что я хочу его. Если он не вернется ради этого, он не вернется вообще.
Если он не вернется ради этого… – она на мгновение умолкла, – я его не хочу. Нет! Я его не хочу. Он не мой и может идти куда угодно.
Мелвил почувствовал, что ее руки, до сих пор бессильно лежавшие в его ладонях, крепко их сжали и отпустили.
– Очень любезно с вашей стороны, что вы взялись нам помочь, – сказала она, когда он повернулся к двери.
Он взглянул на нее.
– Это очень любезно с вашей стороны, – повторила она и тут же воскликнула:
– Скажите ему, что хотите, лишь бы он вернулся ко мне!.. Хотя нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35