Вот в чем причина всего.
– А что вас увлекает? – спросил Мелвил. Он был совершенно убежден, что это Морская Дама своими разговорами довела Чаттериса до такого состояния, и хотел проверить, насколько далеко она зашла. – Вот, например, – может быть, существуют какие-то другие сны? – спросил он, чтобы окончательно убедиться.
Но эти слова не оказали на Чаттериса никакого видимого действия, и Мелвил отказался от своего подозрения.
– Что значит – другие сны? – спросил Чаттерис.
– Может быть, существует какой-то другой путь, другая жизнь, другой аспект…
– Об этом не может быть и речи, – ответил Чаттерис и добавил зачем-то:
– Эделин – очень хорошая девушка.
Мелвил своим молчанием подтвердил превосходные качества Эделин.
– Все это, знаете ли, просто настроение. Мой путь в жизни уже проложен – очень хороший путь, лучше, чем я заслуживаю.
– Куда лучше, – сказал Мелвил.
– Намного, – вызывающе сказал Чаттерис.
– Очень намного, – подтвердил Мелвил.
– Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – сказал Чаттерис. – Нельзя позволять себе даже на мгновение усомниться в том, что дело, которым тебе выпало заниматься, и есть самое-самое единственное в жизни. Иначе начинается то, что даже уличные мальчишки теперь называют «патологией».
Однако никакой другой интересной темы Мелвилу в голову не пришло.
– Там, в Сандгейте, все были здоровы, когда вы уезжали? – спросил он после паузы.
– Кроме коротышки Бантинга.
– Заболел?
– Удил рыбу.
– А, ну конечно. Бризы, весенние приливы… А мисс Уотерс?
Чаттерис бросил на него подозрительный взгляд и с деланной небрежностью ответил:
– Она-то здорова. И так же очаровательна, как всегда.
– Она вправду собирается заняться агитацией?
– Недавно она опять об этом заговаривала.
– Она многое готова для вас сделать, – сказал Мелвил и выдержал долгую многозначительную паузу.
– А кто такая вообще эта мисс Уотерс? – спросил Чаттерис таким тоном, словно приглашал посплетничать.
– Она очень мила, – сказал Мелвил и этим ограничился.
Подождав немного, Чаттерис перестал притворяться, будто его интересуют мелкие сплетни, и стал очень серьезным.
– Послушайте, – сказал он, – кто такая эта мисс Уотерс?
– Откуда я могу знать? – уклончиво ответил Мелвил.
– Вы знаете. И остальные тоже знают. Кто она такая?
Мелвил посмотрел ему в глаза.
– Вам этого не говорят?
– В том-то и дело, – сказал Чаттерис.
– А почему вам так хочется это знать?
– А почему бы мне этого не знать?
– Есть что-то вроде договоренности – держать это в тайне.
– Что «это»?
Мой троюродный брат сделал неопределенный жест.
– Неужели с ней что-то неладно? Мой троюродный брат не ответил даже жестом.
– У нее что-то есть в прошлом?
У моего троюродного брата мелькнула мысль о разных возможных перипетиях подводной жизни.
– Да, – ответил он.
– Мне это безразлично. Наступила пауза.
– Послушайте, Мелвил, – сказал Чаттерис. – Я хочу это знать. Если только это не что-то такое, что держат в тайне именно от меня… Я не люблю, когда люди, с которыми я общаюсь, ведут себя со мной как с чужим. Что там насчет мисс Уотерс?
– А что говорит мисс Глендауэр?…
– Ничего определенного. Она ее невзлюбила и не говорит почему. А у миссис Бантинг так и написано на лице, что она ни за что не проговорится. А сама она смотрит и… А эта ее горничная выглядит так, словно… В общем, все это не дает мне покоя.
– А почему бы вам не спросить ее?
– Как я могу ее спросить, пока не буду знать, в чем дело? Черт возьми, я, кажется, ясно вас спрашиваю.
– Ну, хорошо, – сказал Мелвил. И тут он решил рассказать Чаттерису все. Однако он не мог придумать, как это подать. На мгновение ему пришло в голову, что нужно просто сказать: «Дело в том, что она русалка». Но он сразу же понял, как невероятно это прозвучит. Он всегда подозревал, что Чаттерис способен повести себя как настоящий романтик с континента. Он вполне может вспылить, если услышит такое про даму…
Муки сомнения терзали Мелвила. Как вы знаете, он никогда не видел ее хвоста собственными глазами. В этой обстановке история Морской Дамы показалась ему еще более не правдоподобной, чем тогда, когда он впервые услышал ее от миссис Бантинг. Их окружала атмосфера солидной реальности, какую навевает только первоклассный лондонский клуб. Повсюду громоздились тяжеловесные кресла, стояли массивные столы, а на них – тяжелые каменные спичечницы. Даже спички в них были особые, толстые и увесистые. Рядом на внушительном столе со слоновыми ногами, крытом зеленым сукном, лежало несколько номеров «Тайме», последний «Панч», стояли массивная бронзовая чернильница и свинцовое пресс-папье. «Бывают и другие сны!» Нет, это немыслимо. В тишине отчетливо слышалось хриплое дыхание высокопоставленной персоны, сидевшей в кресле в дальнем углу комнаты, – тяжелое и равномерное, словно кто-то пилил камень. Мелвилу вдруг представилось, что это хриплое дыхание и есть подлинное мерило реальности: казалось, при первом же слабом намеке на существование чего-то столь невероятного, как русалка, оно прервется и перейдет в предсмертный хрип.
– Вы не поверите, если я скажу, – произнес Мелвил.
– Ну, все равно – говорите.
Мой троюродный брат взглянул на стоящее рядом пустое кресло. Видно было, что оно набито самым лучшим конским волосом, какой только можно купить за деньги, набито с бесконечной тщательностью и почти религиозным прилежанием. Гостеприимно распахнув свои подлокотники, оно внушало всякому, что не хлебом единым жив человек – потому что, насытившись хлебом, ему непременно следует вздремнуть. Кресло, чуждое каких бы то ни было снов!
Русалки?
Ему пришло в голову – а вдруг он стал жертвой глупого заблуждения, загипнотизированный уверениями миссис Бантинг? Что, если найдется какое-нибудь более правдоподобное объяснение, какая-нибудь фраза, которая проляжет мостом от правдоподобия к истине?
– Нет, ничего не выйдет, – пробормотал он наконец.
Чаттерис украдкой не сводил с него глаз.
– А, в конце концов мне наплевать, – сказал он и швырнул вторую сигарету в огромный резной камин. – Меня это не касается.
Потом он неожиданно вскочил и бессмысленно взмахнул руками.
– Можете не говорить, – сказал он с таким видом, как будто намеревался добавить много такого, о чем впоследствии пришлось бы пожалеть. Набираясь решимости, он еще раз беспомощно взмахнул руками, но в конце концов, видимо, так и не сумел придумать ничего такого, что соответствовало бы остроте момента и было бы в достаточной степени достойно сожаления. Он круто повернулся и направился к двери.
– Ну и не надо! – выпалил он, обращаясь к газете, за которой скрывалась персона с хриплым дыханием.
– Если уж вы так не хотите! – бросил он почтительному официанту в дверях.
А швейцар услышал, что ему наплевать – наплевать, черт возьми!
– Должно быть, кто-то из приглашенных, – сказал швейцар, до крайности шокированный. – Вот чем кончается, когда сюда пускают эту молодежь.
VI
Мелвил с трудом удержался, чтобы не последовать за ним.
– Черт бы его взял! – произнес он.
А потом, когда до него начало доходить, что произошло, произнес с еще большей горячностью:
– Черт бы его взял!
Он встал и увидел, что высокопоставленный член клуба, который до сих пор спал, неодобрительно смотрит на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– А что вас увлекает? – спросил Мелвил. Он был совершенно убежден, что это Морская Дама своими разговорами довела Чаттериса до такого состояния, и хотел проверить, насколько далеко она зашла. – Вот, например, – может быть, существуют какие-то другие сны? – спросил он, чтобы окончательно убедиться.
Но эти слова не оказали на Чаттериса никакого видимого действия, и Мелвил отказался от своего подозрения.
– Что значит – другие сны? – спросил Чаттерис.
– Может быть, существует какой-то другой путь, другая жизнь, другой аспект…
– Об этом не может быть и речи, – ответил Чаттерис и добавил зачем-то:
– Эделин – очень хорошая девушка.
Мелвил своим молчанием подтвердил превосходные качества Эделин.
– Все это, знаете ли, просто настроение. Мой путь в жизни уже проложен – очень хороший путь, лучше, чем я заслуживаю.
– Куда лучше, – сказал Мелвил.
– Намного, – вызывающе сказал Чаттерис.
– Очень намного, – подтвердил Мелвил.
– Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – сказал Чаттерис. – Нельзя позволять себе даже на мгновение усомниться в том, что дело, которым тебе выпало заниматься, и есть самое-самое единственное в жизни. Иначе начинается то, что даже уличные мальчишки теперь называют «патологией».
Однако никакой другой интересной темы Мелвилу в голову не пришло.
– Там, в Сандгейте, все были здоровы, когда вы уезжали? – спросил он после паузы.
– Кроме коротышки Бантинга.
– Заболел?
– Удил рыбу.
– А, ну конечно. Бризы, весенние приливы… А мисс Уотерс?
Чаттерис бросил на него подозрительный взгляд и с деланной небрежностью ответил:
– Она-то здорова. И так же очаровательна, как всегда.
– Она вправду собирается заняться агитацией?
– Недавно она опять об этом заговаривала.
– Она многое готова для вас сделать, – сказал Мелвил и выдержал долгую многозначительную паузу.
– А кто такая вообще эта мисс Уотерс? – спросил Чаттерис таким тоном, словно приглашал посплетничать.
– Она очень мила, – сказал Мелвил и этим ограничился.
Подождав немного, Чаттерис перестал притворяться, будто его интересуют мелкие сплетни, и стал очень серьезным.
– Послушайте, – сказал он, – кто такая эта мисс Уотерс?
– Откуда я могу знать? – уклончиво ответил Мелвил.
– Вы знаете. И остальные тоже знают. Кто она такая?
Мелвил посмотрел ему в глаза.
– Вам этого не говорят?
– В том-то и дело, – сказал Чаттерис.
– А почему вам так хочется это знать?
– А почему бы мне этого не знать?
– Есть что-то вроде договоренности – держать это в тайне.
– Что «это»?
Мой троюродный брат сделал неопределенный жест.
– Неужели с ней что-то неладно? Мой троюродный брат не ответил даже жестом.
– У нее что-то есть в прошлом?
У моего троюродного брата мелькнула мысль о разных возможных перипетиях подводной жизни.
– Да, – ответил он.
– Мне это безразлично. Наступила пауза.
– Послушайте, Мелвил, – сказал Чаттерис. – Я хочу это знать. Если только это не что-то такое, что держат в тайне именно от меня… Я не люблю, когда люди, с которыми я общаюсь, ведут себя со мной как с чужим. Что там насчет мисс Уотерс?
– А что говорит мисс Глендауэр?…
– Ничего определенного. Она ее невзлюбила и не говорит почему. А у миссис Бантинг так и написано на лице, что она ни за что не проговорится. А сама она смотрит и… А эта ее горничная выглядит так, словно… В общем, все это не дает мне покоя.
– А почему бы вам не спросить ее?
– Как я могу ее спросить, пока не буду знать, в чем дело? Черт возьми, я, кажется, ясно вас спрашиваю.
– Ну, хорошо, – сказал Мелвил. И тут он решил рассказать Чаттерису все. Однако он не мог придумать, как это подать. На мгновение ему пришло в голову, что нужно просто сказать: «Дело в том, что она русалка». Но он сразу же понял, как невероятно это прозвучит. Он всегда подозревал, что Чаттерис способен повести себя как настоящий романтик с континента. Он вполне может вспылить, если услышит такое про даму…
Муки сомнения терзали Мелвила. Как вы знаете, он никогда не видел ее хвоста собственными глазами. В этой обстановке история Морской Дамы показалась ему еще более не правдоподобной, чем тогда, когда он впервые услышал ее от миссис Бантинг. Их окружала атмосфера солидной реальности, какую навевает только первоклассный лондонский клуб. Повсюду громоздились тяжеловесные кресла, стояли массивные столы, а на них – тяжелые каменные спичечницы. Даже спички в них были особые, толстые и увесистые. Рядом на внушительном столе со слоновыми ногами, крытом зеленым сукном, лежало несколько номеров «Тайме», последний «Панч», стояли массивная бронзовая чернильница и свинцовое пресс-папье. «Бывают и другие сны!» Нет, это немыслимо. В тишине отчетливо слышалось хриплое дыхание высокопоставленной персоны, сидевшей в кресле в дальнем углу комнаты, – тяжелое и равномерное, словно кто-то пилил камень. Мелвилу вдруг представилось, что это хриплое дыхание и есть подлинное мерило реальности: казалось, при первом же слабом намеке на существование чего-то столь невероятного, как русалка, оно прервется и перейдет в предсмертный хрип.
– Вы не поверите, если я скажу, – произнес Мелвил.
– Ну, все равно – говорите.
Мой троюродный брат взглянул на стоящее рядом пустое кресло. Видно было, что оно набито самым лучшим конским волосом, какой только можно купить за деньги, набито с бесконечной тщательностью и почти религиозным прилежанием. Гостеприимно распахнув свои подлокотники, оно внушало всякому, что не хлебом единым жив человек – потому что, насытившись хлебом, ему непременно следует вздремнуть. Кресло, чуждое каких бы то ни было снов!
Русалки?
Ему пришло в голову – а вдруг он стал жертвой глупого заблуждения, загипнотизированный уверениями миссис Бантинг? Что, если найдется какое-нибудь более правдоподобное объяснение, какая-нибудь фраза, которая проляжет мостом от правдоподобия к истине?
– Нет, ничего не выйдет, – пробормотал он наконец.
Чаттерис украдкой не сводил с него глаз.
– А, в конце концов мне наплевать, – сказал он и швырнул вторую сигарету в огромный резной камин. – Меня это не касается.
Потом он неожиданно вскочил и бессмысленно взмахнул руками.
– Можете не говорить, – сказал он с таким видом, как будто намеревался добавить много такого, о чем впоследствии пришлось бы пожалеть. Набираясь решимости, он еще раз беспомощно взмахнул руками, но в конце концов, видимо, так и не сумел придумать ничего такого, что соответствовало бы остроте момента и было бы в достаточной степени достойно сожаления. Он круто повернулся и направился к двери.
– Ну и не надо! – выпалил он, обращаясь к газете, за которой скрывалась персона с хриплым дыханием.
– Если уж вы так не хотите! – бросил он почтительному официанту в дверях.
А швейцар услышал, что ему наплевать – наплевать, черт возьми!
– Должно быть, кто-то из приглашенных, – сказал швейцар, до крайности шокированный. – Вот чем кончается, когда сюда пускают эту молодежь.
VI
Мелвил с трудом удержался, чтобы не последовать за ним.
– Черт бы его взял! – произнес он.
А потом, когда до него начало доходить, что произошло, произнес с еще большей горячностью:
– Черт бы его взял!
Он встал и увидел, что высокопоставленный член клуба, который до сих пор спал, неодобрительно смотрит на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35