Мать-Родина, Отец-Генштаб... И это мне не понравилось. Да,
трудновато ей будет полностью очеловечиться.
-- В самом деле, четко... А Майк? Он-то существовал как единое
целое?
-- Конечно, пока я его не пристрелила. Майк на самом деле был не
только наркоманом, но и коренным амстердамцем, работавшим на
кунфушников. Он единственный, кто уже бывал на объекте
"Юнилевер". Наша разведка захватила его с полгода назад, провела
перепрограммирование через глубокие нейроконнекторы -- и он
начал как миленький работать на нас. Ты, кстати, слышал не его
голландскую речь, а уже перевод-маску... В общем, стал он на
нас работать, однако в родной обстановке мог быстро и спонтанно
депрограммироваться со всеми вытекающими последствиями.
Поэтому, после того как он выполнил свою задачу, его надо было
поскорее ликвидировать. Под любым предлогом. Предлог нашелся,
и я надеюсь, что он был серьезным.
Я хотел повыспрашивать у Камински, а кем же она является на
самом-то деле; не была ли в натуре знакомой с
Раджнешом Ваджрасаттвой -- но только успел раскрыть рот.
А потом мой рот стал издавать крик.
Дело в том, что наш вертолет и два самолета сопровождения были
атакованы звеном вражеских истребителей "Шеньян-27А". Как я
слышал, эти летающие аппараты являются переделкой нашего
самолета "МиГ-41" с волнопоглощающей поверхностью, который мы
поставляли кунфушникам вплоть до их нападения. А на Севане
меня, кстати, пытались отутюжить турецкие танки, что были
лицензионными копиями нашего "Т-90".
Впрочем, я не успел испытать гордость за достижения нашей
авиационной науки.
Мы падали вниз, в ледяную пустыню, с раскуроченным хвостом. А
самолеты сопровождения, видимо, сгорели, так и не увидев
противника на экранах своих радаров.
Я помню, что выпал из кабинки стрелка, бился в борта, наконец
схватился за какие-то рымы. Там сзади, где недавно дремали
солдатики, зияла сейчас дыра с огненными краями и отчаянно
трепещущими лохмотьями. Но эта дыра, за которой метались облака
и льды, не особо привлекала мой взор. Да и никакого осмысленного
взора-то не было.
В конце падения случилась такая круговерть, что я ощущал только
плескание жидкостей в своем теле. Я казался себе большим
несчастным пузырем с водой, который все бьют и пинают. В момент
соединения машины с поверхностью, я брызнул в разные стороны, и
физически и психически.
Это оказалось для меня не смертельно, в первую очередь, потому
что винт раскуроченного вертолета какое-то время еще проработал
в аварийном режиме. Очнулся я в снегу, от холода. Надо мной
было, наверное, снега еще с метр. Кажется, такой снежный слой и
спас меня сперва от изничтожения, а потом от полного оледенения.
Я зашевелился, преодолевая боль и дубовость, проверяя свои
повреждения, потом принялся рыть шахту и наконец выбрался на
поверхность.
Короткая полярная летняя ночь заканчивалась и солнце
уже перебрасывало серые тени через пологие холмы. Микрокомпи
накрылся и перестал следить за моим здоровьем, не видел я больше
и мимиков. Но зато кости были целы, и это оказалось важнее.
Я стал пробираться к ближайшему совсем невысокому и словно бы
взрыхленному холмику, то и дело проваливаясь по мошонку в снег.
Нашел одно шасси вертолета, турбину от двигателя, обломки
ротора. Труп одного из летчиков. Тело Камински. Больше я ничего
не обнаружил, если не считать двух саморазогревающихся банок с
тушенкой. От Раджнеша и следов не осталось. Камински была
стопроцентно мертва и ни на градус тепла не отличалась от
окружающего пространства -- хотя лицо ее совсем не напоминало
лицо Камински. Это было лицо моей жены Ривы -- вся маски
спали....
И сейчас Рива уже гуляла в том изумрудном лесу, куда
рано или поздно попаду и я... Но почему она не разу не скинула
маску, пока была жива? Или не могла, потому что это не входило в
планы командования?
А командование нам дано в наказание за грехи
наши -- за дурь, за балдеж и лень, за невнимание к дарованной
жизни...
У летчика я одолжил комбинезон с электроподогревом и отправился в
сторону восходящего солнца.
Меня подобрали через три дня какие-то скандинавы, когда мне было
уже совершенно все пофиг. Они выспрашивали у меня кое-что на
каком-то булькающем английском, но я вежливо посылал их в
задницу; так что спустя неделю они передали меня российскому
военному атташе.
Мне было все равно, когда я, несмотря на общий неуспех, отхватил
очередное воинское звание и попал на постоянную работу в верхний
эшелон военной разведки. Я так и не получил ответа на вопрос:
как моя Рива, милая слегка истеричная женщина, стала
агрессивной и хладнокровной госпожой Камински.
Мне несли всякую околесицу:
"Интересы государственной безопасности не позволяют придать
огласке... Даже вам, хоть вы и муж... Тем более, что вы и не
муж, развелись ведь..."
Ладно, я и сам уже стал догадываться, что тем самым индусом, с
которым Рива дала от меня деру, и был Раджнеш Ваджрасаттва.
Именно этот фактор определил и ее, и мое вовлечение в эту
операцию. Ни ее, ни меня особо не спрашивали. Но, видимо, Рива
подверглась гораздо большей переналадке и перенастройке...
Спустя месяц меня послали на работу в столицу одного
нейтрального скандинавского государства, собирать информацию о
том, каким макаром кунфушники приобретают наноманипуляторы,
которые нужны им для синтеза вирусов с заданными
характеристиками. Характеристики, ясное дело, особо вредные для
русского человека.
Однажды, уработавшись на электронной слежке, я двинул отдохнуть,
просто отдохнуть в зоологический музей. Я ведь с детства
мечтал побывать там, где встали в вечный караул древние
здоровяки: мамонты и динозавры. Но все как-то не доводилось.
А тут я уже с порога узнал, что в музее новый экспонат:
молодой мамонт, вмерзший в вечную мерзлоту и ныне хранящийся
в прозрачном холодильнике при температуре минус десять.
Конечно, я побежал к этому мамонту и, прижавшись к холодному
стеклу, пялился во все глаза.
Почти весь он был очищен ото льда, но как бы сидел на постаменте
-- куске натуральной вечной мерзлоты.
Я разглядывал его рыжие волосы, и закрытые глаза, и печальные
уши.
Вот и все, что осталось от красивых, выносливых, умных жителей
доисторической тундры. Ей Богу, мне куда больше жалко их, чем
нашу злобную и тупую цивилизацию, которой сейчас настают кайки.
Да, мамонты имели гораздо больше прав на благополучную жизнь,
чем лысые обезьяны Homo Sapience, чем все наши сраные
европейцы-эпикурейцы, азиаты-мудократы и поганцы-африканцы.
И вдруг во глубине постамента я приметил подошвы
ботинок!.. Ну да, тех самых элегантных балеточек тридцать
девятого размера, что были на Раджнеше Ваджрасаттве. Там он,
там, рядом с мамонтом... Или мне чудится "с устатку и не евши"?
Да нет же, его ботинки, из светлой кожи. Значит, случилась
невероятная комбинация.
Сбитый вертолет упал в арктической пустыне,
холодильник с Раджнешем пробил снег и лед, развалился и
оставил тело в слоях вечной мерзлоты -- там же, где вылеживался
мамонт. Пронырливые скандинавы, летающие над Арктикой, не только
обнаружили обломки нашей машины, но заодно и мамонта откопали.
Только не заметили в куске льда, который прихватили под
постамент, некоторый чужеродный объект.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16