Троих ближайших морпехов
уложил сразу. Меня, конечно, едва не изрешетили, но я уже
перебрался за брашпиль лебедки.
Пули и иглы кунфушников в общем-то дзинькали рядышком и я
понимал, что еще минута и мне конец -- тем более, что я видел,
как на меня наводят ствол гранатомета. Но против такой кончины я
не особо возражал.
Впрочем, благородная кончина была отложена.
Раздались выстрелы с неожиданной стороны. Помимо меня они были
неожиданными и для кунфушников. Гранатометчик, а с ним еще трое
морских пехотинцев покатились по палубе, брызгая кровью. Из
люка выскочила очухавшаяся и злая Камински с короткоствольным
автоматом -- на лице ее уже восстановилась валькиричья красота.
Вражеские морпехи еще стреляли по нам со стороны рубки, но без
особого успеха.
Рядом с нашим ржавым "корытом" болтался на волнах катер
кунфушников. Но с него перебраться на либерийский борт было не
так-то просто. По крайней мере, тех двоих морских пехотинцев,
что попробовали вскарабкаться по веревочным трапам, мы с
Камински сняли сразу. Потом катер отвалился от нашего борта и
стал отходить подальше. Я так понял, чтобы удобнее было вжарить
по нам ракетой "корабль-корабль".
Но сцена внезапно усложнилась. От неба, похожего на грязное
одеяло, отделились две пилюли -- да это же вертолеты -- и спустя
десять секунд они произвели ракетные залпы. По катеру и по
надстройке. Ракеты, скатившись сверху яркими шариками, сыграли
точно.
Судовую надстройку объемным боезарядом превратило в скомканную
туалетную бумагу. А кунфушный катер, благодаря умелому
воздействию кассетной боеголовки, обернулся снопом бенгальских
огней, которые осели черной трухой на морскую гладь.
Никаких других останков я на поверхности воды не
различил.
-- Точную наводку я сделала?-- похвастала Камински и поиграла
лазерным "фонариком"-целеосветителем.
Немного погодя один из двух вертолетов, огромная
машина с защищенным винтом роторного типа, завис над палубой,
гоня ледяную крошку на лица совсем очумевших матросов-негров. Из
открывшегося люка упало несколько трапов и сетка-люлька. Заодно
на резиновых тросах спустилось пяток солдат и офицер.
Несмотря на то, что вертолет и вояки были без опозновательных
знаков, я сразу узнал наших.
Офицер направился ко мне -- это был один из тех солдафонов,
которых я видел в подземном бункере военной разведки.
На этот раз он представился:
-- Полковник Лучинский... Ваджрасаттва с вами?
-- А как же, в виде леденца.
Я показал пальцем на трюм.
Спустя десять минут мы с Камински уже сидели в здоровенной
кабине вертолета и дули чай с шоколадом.
Биокибернетик пребывал пока в состоянии "мертвой царевны".
Температура полутрупа, десять ударов сердца в минуту, еле
заметное дыхание. Полковник принял решение
оставить его в виде "леденца" -- неудачно разморозишь и
довезешь одну тухлятину. А за это дело генерал головку снесет...
Наоборот две капельницы еще добавляли ученому консервантов. Для
пущей сохранности "мертвую царевну" положили в "хрустальный
гроб", если точнее, в бортовой холодильник.
Похоже, задание родины выполнено. По-крайней мере, свою часть
задания мы с Камински исполнили.
Камински вначале отдыхала на скамье напротив; поверх трофейного
халатика на ней сейчас была здоровенная десантная куртка.
На лице лишь какие-то остатки валькиристости: может, дело
даже не в маске, а в душевном настрое -- ее и моем.
Затем Камински перебралась ко мне и села вплотную, пусть места
свободного хоть отбавляй. Солдатики-то вообще играли в карты на
другом конце кабины, а там и вовсе закемарили. Полковник
подробно расспросив нас, тоже не показывался. Наверное, ему
было неловко, что сам-то он ничего рассказать не может.
-- Спасибо, Дима, что отогрел меня.
-- А что ты разве не спала, когда я старался? Откуда ты вообще
знаешь, что это был я, а не дедушка Мороз.
-- Дедушка Маразм. Да не спала я, хоть не могла пошевельнуть
даже пальцем. Хреновое ощущение. И еще я думала, что кунфушники
достанут меня и здорово потешатся. Знаешь, я не люблю быть
пассивным объектом.
-- Я это заметил.
-- Пошли в кабинку стрелка.-- предложила Камински.-- Оттуда
здоровский вид.
Мы поднялись по трапику в кабинку -- наполовину прозрачный
фонарь, несколько правда загроможденный казенной частью
турельного пулемета и свисающей лентой с самонаводящимися
реактивными пулями калибра 12,7 мм.
Уселись на сидение, вращающееся вместе с кабинкой.
Вид и в самом деле был здоровский. Где-то внизу ворочалось
холодное море и били заряды ледяной крупы. Но сейчас мы
поднялись выше облаков и закатное солнце красило их верхнюю
кромку в розовый свет, придавая им кажущуюся плотность матрасов.
-- Вот бы там поваляться,-- сказала Камински.
-- Давай не будем туда торопиться.
-- Ты знаешь, если честно, когда ты прижимал меня там в трюме,
мне почему-то захотелось быть пассивным объектом.
-- Не забывай, что прижимал-то я тебе всего лишь к груди.--
напомнил я, пытаясь разгадать, что у напарницы на уме. Замысел
очередного убийства или?..
-- А еще как-нибудь можешь?-- подначила Камински и я уловил
новые интонации в ее голосе.
-- Да я тебя боюсь, неохота связываться.
-- Не бойся, я снова семнадцатилетняя гимназистка.
-- Сигнал понял без СБС.
Действительно, почему нет? И в самом деле, Камински перестала
излучать плотоядную сосредоточенность. Доспехи валькирии как
будто треснули.
Я расстегнул молнию на ее десантной куртке, похожей на шкуру
нерпы, потом пуговицы на мягком белом халатике, тогда она сама
взяла мою руку и повела ее в интимные уголки своего тела. Те,
конечно, были мне отчасти известны, но сейчас все было иначе и
словно впервые.
Потом она раскрылась на мне как цветок и мы занялись старым
древним делом, чему несколько мешала теснота и чертов пулемет.
Ну и кисть мертвого голландца, внезапно вывалившаяся из
кармана у Камински и как бы указавшая на то, что от прошлого так
просто не отвяжешься.
Когда мы закончили, то просто сидели, обнявшись, щекой к щеке,
и смотрели на последние мазки солнца, а потом на лунные
игры по всей бескрайней облачной постели.
И я спросил:
-- Что из того, что я видел и вижу, является настоящим, а что
фигней, мимиком, маской? Ты, наверное, знаешь лучше, чего там в
меня накачивают.
-- Маскам не дано увидеть настоящие лица.
-- От философии меня всегда поташнивало. Тем более, если ее
источала женщина. Ты мне суть давай, Камински.
-- А что конкретно тебя волнует, парень?
-- Ну, существовал ли на самом деле капитан Гайстих, который,
кстати, возглавлял нашу группу?
-- Догадливый, черт.-- Камински улыбнулась без всякой
хищности.-- Маску Гайстиха носило несколько разных людей.
Последний, которого ты удачно разорвал на кусочки выстрелом из
винтовки, был просто проводником. Существование персонажа по
имени "капитан Гайстих" поддерживалось только для твоей пущей
уверенности.
-- Кто же на самом деле командир группы?
-- Никаких командиров. Есть четкое ЗАДАНИЕ и надо его выполнить
любой ценой; глупость или предательство командира --
недопустимы; у каждого члена группы свой вектор, но сложение
векторов должно привести к цели.
Казалось, от лица Камински заговорил какой-то сверхорганизм:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
уложил сразу. Меня, конечно, едва не изрешетили, но я уже
перебрался за брашпиль лебедки.
Пули и иглы кунфушников в общем-то дзинькали рядышком и я
понимал, что еще минута и мне конец -- тем более, что я видел,
как на меня наводят ствол гранатомета. Но против такой кончины я
не особо возражал.
Впрочем, благородная кончина была отложена.
Раздались выстрелы с неожиданной стороны. Помимо меня они были
неожиданными и для кунфушников. Гранатометчик, а с ним еще трое
морских пехотинцев покатились по палубе, брызгая кровью. Из
люка выскочила очухавшаяся и злая Камински с короткоствольным
автоматом -- на лице ее уже восстановилась валькиричья красота.
Вражеские морпехи еще стреляли по нам со стороны рубки, но без
особого успеха.
Рядом с нашим ржавым "корытом" болтался на волнах катер
кунфушников. Но с него перебраться на либерийский борт было не
так-то просто. По крайней мере, тех двоих морских пехотинцев,
что попробовали вскарабкаться по веревочным трапам, мы с
Камински сняли сразу. Потом катер отвалился от нашего борта и
стал отходить подальше. Я так понял, чтобы удобнее было вжарить
по нам ракетой "корабль-корабль".
Но сцена внезапно усложнилась. От неба, похожего на грязное
одеяло, отделились две пилюли -- да это же вертолеты -- и спустя
десять секунд они произвели ракетные залпы. По катеру и по
надстройке. Ракеты, скатившись сверху яркими шариками, сыграли
точно.
Судовую надстройку объемным боезарядом превратило в скомканную
туалетную бумагу. А кунфушный катер, благодаря умелому
воздействию кассетной боеголовки, обернулся снопом бенгальских
огней, которые осели черной трухой на морскую гладь.
Никаких других останков я на поверхности воды не
различил.
-- Точную наводку я сделала?-- похвастала Камински и поиграла
лазерным "фонариком"-целеосветителем.
Немного погодя один из двух вертолетов, огромная
машина с защищенным винтом роторного типа, завис над палубой,
гоня ледяную крошку на лица совсем очумевших матросов-негров. Из
открывшегося люка упало несколько трапов и сетка-люлька. Заодно
на резиновых тросах спустилось пяток солдат и офицер.
Несмотря на то, что вертолет и вояки были без опозновательных
знаков, я сразу узнал наших.
Офицер направился ко мне -- это был один из тех солдафонов,
которых я видел в подземном бункере военной разведки.
На этот раз он представился:
-- Полковник Лучинский... Ваджрасаттва с вами?
-- А как же, в виде леденца.
Я показал пальцем на трюм.
Спустя десять минут мы с Камински уже сидели в здоровенной
кабине вертолета и дули чай с шоколадом.
Биокибернетик пребывал пока в состоянии "мертвой царевны".
Температура полутрупа, десять ударов сердца в минуту, еле
заметное дыхание. Полковник принял решение
оставить его в виде "леденца" -- неудачно разморозишь и
довезешь одну тухлятину. А за это дело генерал головку снесет...
Наоборот две капельницы еще добавляли ученому консервантов. Для
пущей сохранности "мертвую царевну" положили в "хрустальный
гроб", если точнее, в бортовой холодильник.
Похоже, задание родины выполнено. По-крайней мере, свою часть
задания мы с Камински исполнили.
Камински вначале отдыхала на скамье напротив; поверх трофейного
халатика на ней сейчас была здоровенная десантная куртка.
На лице лишь какие-то остатки валькиристости: может, дело
даже не в маске, а в душевном настрое -- ее и моем.
Затем Камински перебралась ко мне и села вплотную, пусть места
свободного хоть отбавляй. Солдатики-то вообще играли в карты на
другом конце кабины, а там и вовсе закемарили. Полковник
подробно расспросив нас, тоже не показывался. Наверное, ему
было неловко, что сам-то он ничего рассказать не может.
-- Спасибо, Дима, что отогрел меня.
-- А что ты разве не спала, когда я старался? Откуда ты вообще
знаешь, что это был я, а не дедушка Мороз.
-- Дедушка Маразм. Да не спала я, хоть не могла пошевельнуть
даже пальцем. Хреновое ощущение. И еще я думала, что кунфушники
достанут меня и здорово потешатся. Знаешь, я не люблю быть
пассивным объектом.
-- Я это заметил.
-- Пошли в кабинку стрелка.-- предложила Камински.-- Оттуда
здоровский вид.
Мы поднялись по трапику в кабинку -- наполовину прозрачный
фонарь, несколько правда загроможденный казенной частью
турельного пулемета и свисающей лентой с самонаводящимися
реактивными пулями калибра 12,7 мм.
Уселись на сидение, вращающееся вместе с кабинкой.
Вид и в самом деле был здоровский. Где-то внизу ворочалось
холодное море и били заряды ледяной крупы. Но сейчас мы
поднялись выше облаков и закатное солнце красило их верхнюю
кромку в розовый свет, придавая им кажущуюся плотность матрасов.
-- Вот бы там поваляться,-- сказала Камински.
-- Давай не будем туда торопиться.
-- Ты знаешь, если честно, когда ты прижимал меня там в трюме,
мне почему-то захотелось быть пассивным объектом.
-- Не забывай, что прижимал-то я тебе всего лишь к груди.--
напомнил я, пытаясь разгадать, что у напарницы на уме. Замысел
очередного убийства или?..
-- А еще как-нибудь можешь?-- подначила Камински и я уловил
новые интонации в ее голосе.
-- Да я тебя боюсь, неохота связываться.
-- Не бойся, я снова семнадцатилетняя гимназистка.
-- Сигнал понял без СБС.
Действительно, почему нет? И в самом деле, Камински перестала
излучать плотоядную сосредоточенность. Доспехи валькирии как
будто треснули.
Я расстегнул молнию на ее десантной куртке, похожей на шкуру
нерпы, потом пуговицы на мягком белом халатике, тогда она сама
взяла мою руку и повела ее в интимные уголки своего тела. Те,
конечно, были мне отчасти известны, но сейчас все было иначе и
словно впервые.
Потом она раскрылась на мне как цветок и мы занялись старым
древним делом, чему несколько мешала теснота и чертов пулемет.
Ну и кисть мертвого голландца, внезапно вывалившаяся из
кармана у Камински и как бы указавшая на то, что от прошлого так
просто не отвяжешься.
Когда мы закончили, то просто сидели, обнявшись, щекой к щеке,
и смотрели на последние мазки солнца, а потом на лунные
игры по всей бескрайней облачной постели.
И я спросил:
-- Что из того, что я видел и вижу, является настоящим, а что
фигней, мимиком, маской? Ты, наверное, знаешь лучше, чего там в
меня накачивают.
-- Маскам не дано увидеть настоящие лица.
-- От философии меня всегда поташнивало. Тем более, если ее
источала женщина. Ты мне суть давай, Камински.
-- А что конкретно тебя волнует, парень?
-- Ну, существовал ли на самом деле капитан Гайстих, который,
кстати, возглавлял нашу группу?
-- Догадливый, черт.-- Камински улыбнулась без всякой
хищности.-- Маску Гайстиха носило несколько разных людей.
Последний, которого ты удачно разорвал на кусочки выстрелом из
винтовки, был просто проводником. Существование персонажа по
имени "капитан Гайстих" поддерживалось только для твоей пущей
уверенности.
-- Кто же на самом деле командир группы?
-- Никаких командиров. Есть четкое ЗАДАНИЕ и надо его выполнить
любой ценой; глупость или предательство командира --
недопустимы; у каждого члена группы свой вектор, но сложение
векторов должно привести к цели.
Казалось, от лица Камински заговорил какой-то сверхорганизм:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16