Впрочем, пажу это не помогло. Боси, вы не разомнете мне шею?
Она откинулась к нему, и Мун восхищенно провел по ее шее кончиками пальцев, разглядывая в зеркале ее лицо. Когда она закрыла глаза, он чуть наклонился, чтобы заглянуть в вырез халата на выпуклую кремовую наготу, будившую трепет его отрочества, и, уже не таясь, перегнулся через ее плечо, глубоко вглядываясь в розоватый сумрак, пока его желание не достигло пика при виде земляничины соска.
– Знаете, Боси, он действительно меня любит, он всегда ласков, но он никогда не будет… внимательным, даже если все вокруг него будет рушиться… Все это несколько удручает, Боси, музыка подходит к концу. А я ненавижу сэра Мортимера.
От ее всхлипа у него чуть не остановилось сердце. Он захотел обнять ее, погладить по волосам, прижать ее лицо к пуговицам своей рубашки, похлопать по спине (потереться лицом о ее мягкое горло, обвить ее руками, накрыть ладонью…).
– И нигде больше нет буквально ни одного Малквиста. Девятый и последний, конец рода. Все повывелись.
По ее щеке скользнула слезинка и утопила его. Она поймала ее ногтем.
– Взгляните, Боси. Чистый спирт. Я сама себе отвратительна. – Ее отражение весело посмотрело на него. – Боси, у вас есть дети?
– Пока что нет. Нету.
– Ваша жена беременна?
– Нет.
– У нее случались выкидыши?
– Нет.
– А у вас где-нибудь есть незаконные дети?
– Нет, миледи.
– И никаких подружек, которым приходилось делать аборты?
– Нет.
– И вы не гомосексуалист?
– Нет.
– И не импотент?
– Нет.
– Наверное, вы бесплодны. Он не знал, что на это сказать. Сотворение жизни казалось ему выше человеческих устремлений, и он не верил, что его может тронуть такая божественность, но…
– Не думаю, что я чем-то отличаюсь от остальных.
– Нет. Я тоже, Боси.
Ее голова уперлась ему в грудь. Он смотрел на ее отражение. Ее глаза опять закрылись.
– Так вы никогда никого не брюхатили?
– Нет, я… нет.
– А часто пытались?
– Никогда, – дерзко ответил он.
Ее отражение открыло глаза.
– Что вы хотите сказать, Боси?
– Что я никогда никого не брюхатил.
– Боси, вы что, девственник?!
– Да, – стыдливо признался Мун.
– Но я думала, что вы… а как же ваша жена?
– Она тоже девственница. Стало быть, и я, – просто сказал он.
– Но почему, Боси…
– Она боится, – объяснил он. – Она любит только играть, понимаете, у нее на этот счет блок.
– А давно вы поженились?
– Прошлым летом. Наша фотография была в «Тэтлере».
– И давно вы ее знаете?
– Я вырос вместе с ней. Мы дружили с самого… детства. В деревне. Мы вместе играли в деревне. – («И однажды я украсил ее цветочными гирляндами и поцеловал…»)
– Маленькая сучка.
– Нет, – возразил Мун. – Я хочу сказать, у нее было ужасное детство и семья, понимаете, и… и я все делал не так, мы никогда не были в состоянии, когда это становится естественным, мы прикидывались естественными, но в действительности наблюдали, как мы изображаем естественность, и она не могла. – Вспомнив, он умолк. – Думаю, у меня был неправильный подход к ней…
– Бедный Боси. – Она улыбнулась ему. – Неизвестная величина.
Он стоял неловко, точно школьник.
– Вы не выключите ванну?
– Да, миледи.
В ванной на черном полу на фоне черного кафеля бок о бок стояли две черные ванны. Раковина, унитаз и коврики у ванн были розовые. Дверь, ведущая в гардеробную лорда Малквиста, стояла настежь. Он заглянул туда: пусто. На полосатом меховом диване под окном аккуратно разложена одежда.
Когда он вернулся в спальню, красный махровый халат лежал на табурете, а полог балдахина был задернут от изножья до подушек. Леди Малквист высунула в проем голову и выставила голое плечо. Она прикусила губу и улыбнулась:
– Боси.
Мун попытался сказать что-нибудь, что придало бы ему смелости, искупило вину, облагородило этот миг.
– Думаю, я люблю вас, – сказал он.
– Это не обязательно, Боси, и не так уж важно.
Одной рукой она обвила его шею, притянула к своему рту, словно русалка, завлекающая утопшего моряка в свою пещеру, втащила под полог и уложила в мягком сером свете, блуждая пальцами по его телу, присосавшись к его рту, вращаясь под ним с подводной грацией, крепко стискивая, издавая морские стоны, которые задерживались в затопленных помещениях его разума, где все страхи распались на пряди водорослей, уплыли и исчезли, пока он цеплялся за святилище конечностями и ртом. С огромной благодарностью Мун трудился над ее телом, которое, казалось, надулось вокруг него, и последняя очистительная судорога сотрясла его, оставив упокоенным, безжизненным, невесомым. Он почувствовал, как ее тело освободилось и, дыша ртом, она осела, растянулась на постели, отделившись вздохом, и обмякла под ним, восхитительная надувная женщина с ярмарки.
– А теперь лучше зови меня Лаурой.
III
Мун неподвижно лежал, пытаясь воспротивиться возвращению в мир. Беспокойство возвращалось к нему урывками, в случайном порядке: мысль о том, что его туфли пачкают покрывало, перемена освещения, ленивое любопытство относительно бомбы, тикающей в кармане его пальто внизу, закрывшаяся где-то дверь. Упершись носком в пятку, он, не расшнуровывая, стянул туфли. Столкнул их с края постели и исследовал свой душевный покой на предмет изъянов. Бомба опять затикала. Он открыл глаза и увидел, что он один в комнатке внутри комнаты.
Мун сел и оправил одежду, опечалившись вытянутыми коленками и шутовской жалкостью спущенных штанов. Действительно ли в этом провале во времени, в себе и в памяти не было ничего смешного? Он подумал, что, быть может, все-таки смирится с жизнью, если сможет время от времени (два-три раза в день) встречать леди Малквист с целью утоления сексуального зуда. Он позволил себе погрузиться в последние несколько минут, а по возвращении обнаружил, что в одиночестве сидит на кровати бывалым мужчиной.
«Я это сделал, – в изумлении думал он. – Я возлег с леди Малквист (как поэтично!). Трахнул ее, – похвалялся Мун-якобинец, – был с ней близок, – заявлял Мун-журналист, – имел сексуальную связь, – думал Мун-святоша. – Я совершил прелюбодеяние, – признавался Мун-соответчик, – изведал плотские утехи, – клялся Мун-юрист, – в библейском смысле я познал ее…
У меня была интрижка с Лаурой Малквист. (О хитроумный Мун!)»
Он свесил ноги со своей стороны постели и наступил на осколок разбитой бутылки из-под виски, вонзившийся сквозь носок в пятку его единственной здоровой ноги.
Мун опять сел и стянул носок. Кровь сочилась из глубокого пореза. Он попытался зализать его, но не дотянулся. Снова встав, допрыгал до туалетного столика, надеясь отыскать что-нибудь для перевязки, и действительно обнаружил белый хлопчатобумажный пояс, которым и перевязал ногу, проделав новую дырку для пряжки. Изрядное количество крови отметило его маршрут по ковру, а сквозь краснеющий пояс просачивалось еще.
Он оглянулся в поисках жгута, а потом вспомнил, что видел в гардеробной вешалку с галстуками. Он прохромал туда через дверь, выбрал черный галстук и туго перетянул им икру.
– В чем дело, Боси?
– О… Дверь в ванную была открыта. В ванне, натирая себя губкой, стояла леди Малквист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Она откинулась к нему, и Мун восхищенно провел по ее шее кончиками пальцев, разглядывая в зеркале ее лицо. Когда она закрыла глаза, он чуть наклонился, чтобы заглянуть в вырез халата на выпуклую кремовую наготу, будившую трепет его отрочества, и, уже не таясь, перегнулся через ее плечо, глубоко вглядываясь в розоватый сумрак, пока его желание не достигло пика при виде земляничины соска.
– Знаете, Боси, он действительно меня любит, он всегда ласков, но он никогда не будет… внимательным, даже если все вокруг него будет рушиться… Все это несколько удручает, Боси, музыка подходит к концу. А я ненавижу сэра Мортимера.
От ее всхлипа у него чуть не остановилось сердце. Он захотел обнять ее, погладить по волосам, прижать ее лицо к пуговицам своей рубашки, похлопать по спине (потереться лицом о ее мягкое горло, обвить ее руками, накрыть ладонью…).
– И нигде больше нет буквально ни одного Малквиста. Девятый и последний, конец рода. Все повывелись.
По ее щеке скользнула слезинка и утопила его. Она поймала ее ногтем.
– Взгляните, Боси. Чистый спирт. Я сама себе отвратительна. – Ее отражение весело посмотрело на него. – Боси, у вас есть дети?
– Пока что нет. Нету.
– Ваша жена беременна?
– Нет.
– У нее случались выкидыши?
– Нет.
– А у вас где-нибудь есть незаконные дети?
– Нет, миледи.
– И никаких подружек, которым приходилось делать аборты?
– Нет.
– И вы не гомосексуалист?
– Нет.
– И не импотент?
– Нет.
– Наверное, вы бесплодны. Он не знал, что на это сказать. Сотворение жизни казалось ему выше человеческих устремлений, и он не верил, что его может тронуть такая божественность, но…
– Не думаю, что я чем-то отличаюсь от остальных.
– Нет. Я тоже, Боси.
Ее голова уперлась ему в грудь. Он смотрел на ее отражение. Ее глаза опять закрылись.
– Так вы никогда никого не брюхатили?
– Нет, я… нет.
– А часто пытались?
– Никогда, – дерзко ответил он.
Ее отражение открыло глаза.
– Что вы хотите сказать, Боси?
– Что я никогда никого не брюхатил.
– Боси, вы что, девственник?!
– Да, – стыдливо признался Мун.
– Но я думала, что вы… а как же ваша жена?
– Она тоже девственница. Стало быть, и я, – просто сказал он.
– Но почему, Боси…
– Она боится, – объяснил он. – Она любит только играть, понимаете, у нее на этот счет блок.
– А давно вы поженились?
– Прошлым летом. Наша фотография была в «Тэтлере».
– И давно вы ее знаете?
– Я вырос вместе с ней. Мы дружили с самого… детства. В деревне. Мы вместе играли в деревне. – («И однажды я украсил ее цветочными гирляндами и поцеловал…»)
– Маленькая сучка.
– Нет, – возразил Мун. – Я хочу сказать, у нее было ужасное детство и семья, понимаете, и… и я все делал не так, мы никогда не были в состоянии, когда это становится естественным, мы прикидывались естественными, но в действительности наблюдали, как мы изображаем естественность, и она не могла. – Вспомнив, он умолк. – Думаю, у меня был неправильный подход к ней…
– Бедный Боси. – Она улыбнулась ему. – Неизвестная величина.
Он стоял неловко, точно школьник.
– Вы не выключите ванну?
– Да, миледи.
В ванной на черном полу на фоне черного кафеля бок о бок стояли две черные ванны. Раковина, унитаз и коврики у ванн были розовые. Дверь, ведущая в гардеробную лорда Малквиста, стояла настежь. Он заглянул туда: пусто. На полосатом меховом диване под окном аккуратно разложена одежда.
Когда он вернулся в спальню, красный махровый халат лежал на табурете, а полог балдахина был задернут от изножья до подушек. Леди Малквист высунула в проем голову и выставила голое плечо. Она прикусила губу и улыбнулась:
– Боси.
Мун попытался сказать что-нибудь, что придало бы ему смелости, искупило вину, облагородило этот миг.
– Думаю, я люблю вас, – сказал он.
– Это не обязательно, Боси, и не так уж важно.
Одной рукой она обвила его шею, притянула к своему рту, словно русалка, завлекающая утопшего моряка в свою пещеру, втащила под полог и уложила в мягком сером свете, блуждая пальцами по его телу, присосавшись к его рту, вращаясь под ним с подводной грацией, крепко стискивая, издавая морские стоны, которые задерживались в затопленных помещениях его разума, где все страхи распались на пряди водорослей, уплыли и исчезли, пока он цеплялся за святилище конечностями и ртом. С огромной благодарностью Мун трудился над ее телом, которое, казалось, надулось вокруг него, и последняя очистительная судорога сотрясла его, оставив упокоенным, безжизненным, невесомым. Он почувствовал, как ее тело освободилось и, дыша ртом, она осела, растянулась на постели, отделившись вздохом, и обмякла под ним, восхитительная надувная женщина с ярмарки.
– А теперь лучше зови меня Лаурой.
III
Мун неподвижно лежал, пытаясь воспротивиться возвращению в мир. Беспокойство возвращалось к нему урывками, в случайном порядке: мысль о том, что его туфли пачкают покрывало, перемена освещения, ленивое любопытство относительно бомбы, тикающей в кармане его пальто внизу, закрывшаяся где-то дверь. Упершись носком в пятку, он, не расшнуровывая, стянул туфли. Столкнул их с края постели и исследовал свой душевный покой на предмет изъянов. Бомба опять затикала. Он открыл глаза и увидел, что он один в комнатке внутри комнаты.
Мун сел и оправил одежду, опечалившись вытянутыми коленками и шутовской жалкостью спущенных штанов. Действительно ли в этом провале во времени, в себе и в памяти не было ничего смешного? Он подумал, что, быть может, все-таки смирится с жизнью, если сможет время от времени (два-три раза в день) встречать леди Малквист с целью утоления сексуального зуда. Он позволил себе погрузиться в последние несколько минут, а по возвращении обнаружил, что в одиночестве сидит на кровати бывалым мужчиной.
«Я это сделал, – в изумлении думал он. – Я возлег с леди Малквист (как поэтично!). Трахнул ее, – похвалялся Мун-якобинец, – был с ней близок, – заявлял Мун-журналист, – имел сексуальную связь, – думал Мун-святоша. – Я совершил прелюбодеяние, – признавался Мун-соответчик, – изведал плотские утехи, – клялся Мун-юрист, – в библейском смысле я познал ее…
У меня была интрижка с Лаурой Малквист. (О хитроумный Мун!)»
Он свесил ноги со своей стороны постели и наступил на осколок разбитой бутылки из-под виски, вонзившийся сквозь носок в пятку его единственной здоровой ноги.
Мун опять сел и стянул носок. Кровь сочилась из глубокого пореза. Он попытался зализать его, но не дотянулся. Снова встав, допрыгал до туалетного столика, надеясь отыскать что-нибудь для перевязки, и действительно обнаружил белый хлопчатобумажный пояс, которым и перевязал ногу, проделав новую дырку для пряжки. Изрядное количество крови отметило его маршрут по ковру, а сквозь краснеющий пояс просачивалось еще.
Он оглянулся в поисках жгута, а потом вспомнил, что видел в гардеробной вешалку с галстуками. Он прохромал туда через дверь, выбрал черный галстук и туго перетянул им икру.
– В чем дело, Боси?
– О… Дверь в ванную была открыта. В ванне, натирая себя губкой, стояла леди Малквист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39