— Нет, это я прошу тебя в ознаменование нашего вечного мира предоставить мне этого двойного изменника на публичную казнь, — ответил майор Шурудан.
— В таком случае — казним его совместно, ибо он предал каждого из нас.
Конрада поставили в центре полянки перед домом, солдаты Шурудана встали справа, воины Фигероя зашли слева. Антон Пустероде сверкал плечевыми фонариками и победно ревел, рея над обречённым Конрадом. Внутренний Голос отчаянно завопил: «Беги, беги, пока жив, не то, говорю тебе, точно казнят!» И Конрад ринулся в кустарник, опрокинув на землю Марка Фигероя и так тяпнув ногой Шурудана, что тот взвыл. Солдаты сперва растерянно попрыгали и потолкались, потом пустились преследовать беглеца. Но Конрад спасал собственную жизнь, а преследователи ничего не спасали и потому не усердствовали. Они вскоре отстали так далеко, что и голосов уже не было слышно. Конрад, однако, бежал со все той же отчаянной торопливостью и не остановился, пока не выскочил на затерянную в кустарнике новую полянку.
Здесь, измученный, он свалился у домика, стоявшего на краю полянки. На скамейке сидел жилистый старик и молча глядел на Конрада. В неистовстве бега Конрад примчался к собственному дому, откуда ещё сегодняшней ночью с таким облегчением удрал на широкую волю — отец с хмурым любопытством ожидал, как поведёт себя Конрад дальше.
— Я воротился, как видишь, — пролепетал Конрад и сделал немалое усилие, чтобы встать на ноги.
— Я знал, что ты воротишься, Конрад, — сказал отец. — Я всегда верил, что ты не вовсе потерял совесть, хотя к этому шло. Расскажи теперь, что тебе пришлось пережить за этот день. Судя по тому, как ты рвался сквозь кусты, выход в другую жизнь не принёс тебе радости.
Отец ещё не кончил, а Конрад сразу вспомнил, что испытал на трех избранных дорогах. Все восстановилось в памяти с такой яркостью, словно было только что пережито, и уже не казалось трижды одолевавшим его сном, а было как бы трижды повторенной явью. Отец слушал и кивал, потом сказал:
— Не уверен, что реально было, как ты рассказываешь, но что должно было быть именно так, убеждён. Ибо в тебе бог смешан с чёртом, и ты равно годен и на зло, и на добро, и на подвиг, и на позор. И не ты командуешь обстоятельствами, а они — тобой, хоть тебе и воображается по-иному. А как ты поведёшь себя, зависит не так от тебя, как от обстановки, ибо каждая найдёт в тебе, что ей нужно. Сколько раз я колотил тебя, но так и не выколотил неопределённости из твоего характера. И ещё бы надо поотдубасить
— да бесполезно.
— Отец, ты же не будешь отрицать, что я не инертен, не безучастен, не равнодушен…
— И много других «не». Активен, активен, даже чересчур. На нашей проклятой планете это чаще всего ведёт к катастрофе.
— У меня под рукой нет другой планеты, отец.
Отец долго вглядывался в Конрада — крепкий старик, как бы весь вырубленный из плотного узловатого дерева, с густой, как смола, кровью — не жиденькой водицей. Его жёсткую руку Конрад хорошо знал, его советами и наставлениями перенебрегал, слушал только свои Внутренние Голоса. Но сейчас Внутренние Голоса молчали, и Конрад был готов выслушать самый жестокий совет, был бы он только полезен.
— Есть такая планета, сын. Сто лет назад группа людей сбежала с Земли и скрылась вот на этой скудной, поганой Марите. Здесь мы постепенно вырождаемся, истребляем один другого в бесчисленных мятежах и кратковременных захватах власти. Возвращайся на Землю, сын. Уверен, там не обстоятельства командуют людьми, а люди обстоятельствами. Надо же, чтобы где-нибудь в мире было местечко, где не дорога выбирает тебя, а ты — свою жизненную дорогу. Иди там по главной, а не по боковой душевной склонности; по основной, а не по второстепенной способности. И ты будешь там стоить ровно столько, сколько реально стоишь. Не больше — но и не меньше.
— Слышал, слышал: Земля — прародина, утраченный рай, — сказал Конрад с досадой. — Но в знаменитой и затхлой пещере в ущелье Альдонсы все эти сто лет покоится повреждённый звездолёт. И нет надежды, что его восстановят для самостоятельного похода.
— Его уже восстановили, Конрад. Механик Бартоломей Хапи и его опытный помощник Кренстон закончили долгий ремонт космического корабля. И они тайно подготовили группу людей, мечтающих о прародине. Завтра они отлетают. Мне тоже предложили присоединиться, я отказался.
— Почему? Разве ты не мечтаешь о рае?
— Мечтаю, Конрад. Всегда мечтал. Но я слишком стар для такого полёта. Другое дело — ты. Ты сможешь ещё увидеть зеленую горячую Землю — уверен, уверен, что она именно такая!
— Мысль в этом есть, но я устал, отец. Сколько было событий сегодня на этих трех дорогах! Ты говоришь — отлетают завтра утром? В таком случае ночь я посплю, а на рассвете ты меня разбуди. Что я должен сказать твоему другу механику Бартоломею Хапи?
— Только то, что ты мой сын и что я послал тебя. Этого будет вполне достаточно для побега на Землю.
— Впервые ты убедил меня, отец. Цени мою покладистость. Теперь не буди меня до утренней Москиты.
Конрад направился к дому, но отец задержал его.
— Боюсь, у тебя не будет ночи для отдыха, Конрад. Прислушайся к шуму в кустах. Вон там, там…
Он показывал в сторону, откуда прибежал Конрад. Из кустов доносился треск далёких шагов, Конраду послышался даже трубный рёв Антон Пустероде.
— Это солдаты Шурудана и Фигероя! — воскликнул Конрад. — Они разыскивают меня. Что делать, отец?
— Отдай мне свой импульсатор и беги! На час я их задержу, а за это время ты пробежишь половину пути до пещеры Альдонса. Торопись, Конрад, твои враги приближаются.
Конрад опрометью кинулся к кустам. На краю зарослей он оглянулся. Отец торопливо сложил баррикаду из брёвен, залёг за ней, направил импульсатор на кусты. Конрад не видел лица отца, но не сомневался, что оно светится торжеством. В годы военной службы отец хорошо овладел импульсатором и собирался теперь действовать, как давно жаждала душа.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14