Женщина как-то странно на нас посмотрела, но ограничилась одним «спасибо», когда мы, звякнув колокольчиком, снова вышли на солнечный свет.
Мне нужно было тяжелое масло для биплана, поэтому Стью и я отправились на боковую улицу к торговцу инструментами. Пол двинулся дальше – изучать другую улицу.
Инструментальный магазинчик был деревянной пещерой с неструганым полом, с целыми штабелями автопокрышек, деталями машин и разбросанными повсюду старыми рекламами. Здесь стоял запах новой резины и было очень прохладно.
Торговец был чем-то очень занят, и прошло не меньше двадцати минут, прежде чем я смог спросить, есть ли у него тяжелое масло.
– Вы говорите, марки 60? 50, может, и есть, 60 – вряд ли. А для-чего оно вам?
– У меня здесь старый самолет, ему нужно тяжелое масло. Подойдет и 50, если у вас нет 60.
– А, так вы те самые парни с самолетами. Я видел, как вы тут летали вчера вечером. А в аэропорту разве нет масла?
– Нет. Это старый аэроплан; для таких, как этот, они масла не держат.
Он сказал, что посмотрит, и исчез, спустившись по деревянным ступеням в подвал.
Пока мы ждали, я заметил пыльный плакат, высоко пришпиленный к деревянной обшивке стены: «Мы можем… Мы хотим… Мы должны…. Франклин Д. Рузвельт. Покупайте облигации военного займа США и марки СЕЙЧАС!» На картинке яркими цветами был изображен американский флаг и авианосец, мчащийся по аккуратным гребешкам морских волн. Плакат висел на этой стене дольше, чем наш парашютист жил на этой земле.
Мы побродили среди всех этих блоков, смазки, газонокосилок, и наконец наш торговец появился с галлоном масла в банке.
– Это 50, – все, что я смог для вас найти. Подойдет?
– Отлично. Большое вам спасибо.
Потом за доллар и двадцать пять центов я купил банку новомодной смазки, поскольку излюбленной старыми бродячими пилотами марки в продаже не было. Новейшая моторная смазка – Она умощняет, – гласила этикетка. Я не был убежден, что хочу, чтобы мой Райт «умощнился», но должен же я был иметь что-нибудь для смазки блока цилиндров, а это тоже годилось.
Одно из наших правил гласило, что все горючее и топливо мы оплачиваем из доходов от Великого Американского Воздушного Цирка, отложенных до раздела заработков, поэтому я записал, что Великий Американский Цирк должен мне два доллара двадцать пять центов, которые я выложил из своего кармана.
К тому времени, как мы вернулись в аэропорт, на поле нас дожидались две машины со зрителями.
Стью разложил для укладки свой парашют, а я захотел научиться чему-нибудь в этом деле, поэтому Пол взялся прокатить двух юных пассажиров в своем Ласкомбе. Приятно было наблюдать, как Пол летает и зарабатывает для нас деньги, пока мы возимся с тонким нейлоном.
В первый раз Стью говорил, а я слушал.
– Потяни эту стропу, будь добр… да, вот за эту штуку с железным уголком на конце. Теперь возьмем все стропы от этих лямок…
Укладка парашюта всегда была для меня загадкой. Стью приложил все старания, чтобы показать, как это делается, – раскладка парашютных строп (… мы уже не называем их подвесными стропами. Страшновато звучит, по-моему…), складывание клиньев полотнища в длинную аккуратную тощую пирамиду, втягивание этой пирамиды в рукав, загибание углов, что каким-то образом должно было предотвращать прожигание ткани при раскрытии парашюта, и запихивание всего этого в ранец.
– Теперь мы продеваем вытяжную чеку сюда… вот так. И вот мы готовы к прыжку. – Он похлопал по ранцу и затолкал внутрь торчавшие куски материала. После этого он снова превратился в лаконичного Стью и коротко спросил, не совершить ли нам еще один прыжок после полудня.
– Почему бы и нет, – сказал Пол, оказавшись поблизости и окинув оценивающим взглядом уложенный ранец. Уже много лет прошло с тех пор, как он прекратил прыжки, этот побывавший во всяких переделках парашютист, имевший за плечами 230 прыжков, не раз получавший травмы при приземлении, которые месяцами держали его в госпитале.
– Это можно и сейчас сделать, – сказал он, – если ты пообещаешь приземлиться поближе к цели.
– Я постараюсь.
Пять минут спустя они уже взлетели на Ласкомбе, а я следил за ними с земли, держа в руках кинокамеру Пола, получив от него задание заснять прыжок.
В объективе видоискателя Стью выглядел кувыркающейся черной точкой, затем, крестообразно раскинув руки и ноги, он стабилизировал падение, по огромной спирали спикировал сначала в одну сторону, потом в другую. Он полностью владел своим телом в полете; по-моему, он мог лететь в любом направлении, только не вверх. Он падал секунд двадцать, потом его руки рывком сложились, снова раскрылись, он дернул вытяжную чеку, и парашют раскрылся. Звук выстреливающего из ранца нейлона был похож на одиночный выстрел из пистолета 50-го калибра. Такой же громкий и резкий.
Как и всякий парашютист, Стью жил только ради свободного падения в прыжке, ради двадцати секунд из целых двадцати четырех часов, составляющих сутки. Теперь он уже был «под куполом», каковые слова должны произноситься очень небрежным тоном, ибо собственно прыжок уже закончился, хотя до земли еще 2000 футов, и еще предстоит проделать несколько искусных манипуляций с этим летательным аппаратом шириной в 28 футов и высотой в 40.
Он хорошо заходил на цель, опускаясь прямо на меня, стоявшего рядом с ветровым конусом. Последнюю сотню футов его полета и приземление я заснял на пленку, несколько подавшись назад, чтобы своими ботинками он не врезался в дорогостоящий объектив Пола.
Парашютист, как я это заметил через видоискатель, испытывает в момент приземления довольно сильный удар. У меня под ногами вздрогнула земля, когда Стью приземлился в 20 футах от меня. Ветер относил купол прямо на меня, но я отодвинулся чуть севернее. Внезапно меня охватила гордость за Стью. Он был частью нашей маленькой команды, обладал отвагой и мастерством, которым не обладали мы, и работал как профессионал, опытный парашютист, хотя за плечами у него было всего двадцать пять прыжков.
– Шикарно, малыш.
– По крайней мере, меня не занесло на ржаное поле. – Он выскользнул из ремней и принялся собирать стропы в длинную косу. Спустя минуту приземлился Пол и подошел к нам.
– Слушай, я-таки свалился с этой высоты, как огонь, – сказал он. – Как тебе это скольжение? Я буквально заставил его встать на крыло, верно? А потом КАМНЕМ вниз! Что ты об этом думаешь?
– Я не видел твоего скольжения, Пол. Я снимал Стью.
В этот самый момент к нашей компании подошла девочка лет шести-семи, протянула маленький неисписанный блокнот и робко попросила у Стью автограф.
– У меня? – переспросил Стью, обалдевший от того, что оказался на сцене в лучах прожекторов.
Она кивнула. Он смело поставил свою подпись на бумаге, и девочка убежала со своим призом.
– ЗВЕЗДА! – сказал Хансен. – Все хотят видеть только ЗВЕЗДУ! Никто не видит моего выдающегося скольжения, потому что НА СЦЕНЕ старый охотник за славой!
– Мне очень жаль, Пол, – сказал Стью.
Я в душе решил купить в десятицентовом магазине коробочку золотых звезд и расклеить их на всех вещах Стью.
Звезда сразу же разложила свой парашют и целиком погрузилась в его укладку на завтра. Я отправился к биплану, и Пол пошел за мной следом.
– Пока пассажиров больше нет, – сказал он.
– Затишье перед бурей. – Я похлопал по борту биплана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Мне нужно было тяжелое масло для биплана, поэтому Стью и я отправились на боковую улицу к торговцу инструментами. Пол двинулся дальше – изучать другую улицу.
Инструментальный магазинчик был деревянной пещерой с неструганым полом, с целыми штабелями автопокрышек, деталями машин и разбросанными повсюду старыми рекламами. Здесь стоял запах новой резины и было очень прохладно.
Торговец был чем-то очень занят, и прошло не меньше двадцати минут, прежде чем я смог спросить, есть ли у него тяжелое масло.
– Вы говорите, марки 60? 50, может, и есть, 60 – вряд ли. А для-чего оно вам?
– У меня здесь старый самолет, ему нужно тяжелое масло. Подойдет и 50, если у вас нет 60.
– А, так вы те самые парни с самолетами. Я видел, как вы тут летали вчера вечером. А в аэропорту разве нет масла?
– Нет. Это старый аэроплан; для таких, как этот, они масла не держат.
Он сказал, что посмотрит, и исчез, спустившись по деревянным ступеням в подвал.
Пока мы ждали, я заметил пыльный плакат, высоко пришпиленный к деревянной обшивке стены: «Мы можем… Мы хотим… Мы должны…. Франклин Д. Рузвельт. Покупайте облигации военного займа США и марки СЕЙЧАС!» На картинке яркими цветами был изображен американский флаг и авианосец, мчащийся по аккуратным гребешкам морских волн. Плакат висел на этой стене дольше, чем наш парашютист жил на этой земле.
Мы побродили среди всех этих блоков, смазки, газонокосилок, и наконец наш торговец появился с галлоном масла в банке.
– Это 50, – все, что я смог для вас найти. Подойдет?
– Отлично. Большое вам спасибо.
Потом за доллар и двадцать пять центов я купил банку новомодной смазки, поскольку излюбленной старыми бродячими пилотами марки в продаже не было. Новейшая моторная смазка – Она умощняет, – гласила этикетка. Я не был убежден, что хочу, чтобы мой Райт «умощнился», но должен же я был иметь что-нибудь для смазки блока цилиндров, а это тоже годилось.
Одно из наших правил гласило, что все горючее и топливо мы оплачиваем из доходов от Великого Американского Воздушного Цирка, отложенных до раздела заработков, поэтому я записал, что Великий Американский Цирк должен мне два доллара двадцать пять центов, которые я выложил из своего кармана.
К тому времени, как мы вернулись в аэропорт, на поле нас дожидались две машины со зрителями.
Стью разложил для укладки свой парашют, а я захотел научиться чему-нибудь в этом деле, поэтому Пол взялся прокатить двух юных пассажиров в своем Ласкомбе. Приятно было наблюдать, как Пол летает и зарабатывает для нас деньги, пока мы возимся с тонким нейлоном.
В первый раз Стью говорил, а я слушал.
– Потяни эту стропу, будь добр… да, вот за эту штуку с железным уголком на конце. Теперь возьмем все стропы от этих лямок…
Укладка парашюта всегда была для меня загадкой. Стью приложил все старания, чтобы показать, как это делается, – раскладка парашютных строп (… мы уже не называем их подвесными стропами. Страшновато звучит, по-моему…), складывание клиньев полотнища в длинную аккуратную тощую пирамиду, втягивание этой пирамиды в рукав, загибание углов, что каким-то образом должно было предотвращать прожигание ткани при раскрытии парашюта, и запихивание всего этого в ранец.
– Теперь мы продеваем вытяжную чеку сюда… вот так. И вот мы готовы к прыжку. – Он похлопал по ранцу и затолкал внутрь торчавшие куски материала. После этого он снова превратился в лаконичного Стью и коротко спросил, не совершить ли нам еще один прыжок после полудня.
– Почему бы и нет, – сказал Пол, оказавшись поблизости и окинув оценивающим взглядом уложенный ранец. Уже много лет прошло с тех пор, как он прекратил прыжки, этот побывавший во всяких переделках парашютист, имевший за плечами 230 прыжков, не раз получавший травмы при приземлении, которые месяцами держали его в госпитале.
– Это можно и сейчас сделать, – сказал он, – если ты пообещаешь приземлиться поближе к цели.
– Я постараюсь.
Пять минут спустя они уже взлетели на Ласкомбе, а я следил за ними с земли, держа в руках кинокамеру Пола, получив от него задание заснять прыжок.
В объективе видоискателя Стью выглядел кувыркающейся черной точкой, затем, крестообразно раскинув руки и ноги, он стабилизировал падение, по огромной спирали спикировал сначала в одну сторону, потом в другую. Он полностью владел своим телом в полете; по-моему, он мог лететь в любом направлении, только не вверх. Он падал секунд двадцать, потом его руки рывком сложились, снова раскрылись, он дернул вытяжную чеку, и парашют раскрылся. Звук выстреливающего из ранца нейлона был похож на одиночный выстрел из пистолета 50-го калибра. Такой же громкий и резкий.
Как и всякий парашютист, Стью жил только ради свободного падения в прыжке, ради двадцати секунд из целых двадцати четырех часов, составляющих сутки. Теперь он уже был «под куполом», каковые слова должны произноситься очень небрежным тоном, ибо собственно прыжок уже закончился, хотя до земли еще 2000 футов, и еще предстоит проделать несколько искусных манипуляций с этим летательным аппаратом шириной в 28 футов и высотой в 40.
Он хорошо заходил на цель, опускаясь прямо на меня, стоявшего рядом с ветровым конусом. Последнюю сотню футов его полета и приземление я заснял на пленку, несколько подавшись назад, чтобы своими ботинками он не врезался в дорогостоящий объектив Пола.
Парашютист, как я это заметил через видоискатель, испытывает в момент приземления довольно сильный удар. У меня под ногами вздрогнула земля, когда Стью приземлился в 20 футах от меня. Ветер относил купол прямо на меня, но я отодвинулся чуть севернее. Внезапно меня охватила гордость за Стью. Он был частью нашей маленькой команды, обладал отвагой и мастерством, которым не обладали мы, и работал как профессионал, опытный парашютист, хотя за плечами у него было всего двадцать пять прыжков.
– Шикарно, малыш.
– По крайней мере, меня не занесло на ржаное поле. – Он выскользнул из ремней и принялся собирать стропы в длинную косу. Спустя минуту приземлился Пол и подошел к нам.
– Слушай, я-таки свалился с этой высоты, как огонь, – сказал он. – Как тебе это скольжение? Я буквально заставил его встать на крыло, верно? А потом КАМНЕМ вниз! Что ты об этом думаешь?
– Я не видел твоего скольжения, Пол. Я снимал Стью.
В этот самый момент к нашей компании подошла девочка лет шести-семи, протянула маленький неисписанный блокнот и робко попросила у Стью автограф.
– У меня? – переспросил Стью, обалдевший от того, что оказался на сцене в лучах прожекторов.
Она кивнула. Он смело поставил свою подпись на бумаге, и девочка убежала со своим призом.
– ЗВЕЗДА! – сказал Хансен. – Все хотят видеть только ЗВЕЗДУ! Никто не видит моего выдающегося скольжения, потому что НА СЦЕНЕ старый охотник за славой!
– Мне очень жаль, Пол, – сказал Стью.
Я в душе решил купить в десятицентовом магазине коробочку золотых звезд и расклеить их на всех вещах Стью.
Звезда сразу же разложила свой парашют и целиком погрузилась в его укладку на завтра. Я отправился к биплану, и Пол пошел за мной следом.
– Пока пассажиров больше нет, – сказал он.
– Затишье перед бурей. – Я похлопал по борту биплана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53