Я буду готов.
Оставшись один, Хамфри окинул взглядом хорошо знакомую и теперь, перед отъездом, ставшую такой дорогой комнату, где столько часов провел вместе со старым доктором. Все, что его мать сделала и чем пожертвовала, не принесло ей ничего, кроме стыда, вдобавок к мрачной тайне, которую она хранила долгие годы. Нет, лучше не думать о матери.
У него оставалась только Летти. Имея на одной чаше; весов ее благополучие, Хамфри абсолютно сознательно бросил на другую свою карьеру, привязанность доктора Коппарда, любовь и самоотверженность матери. Он неможет винить их и жалеть себя, ибо поставил на карту все, что имел, стремясь выиграть, ничем не пожертвовав, но потерпел крах.
Сейчас он должен думать только о Летти. Во время их последней встречи она не проявила никаких признаков привязанности к нему и дала понять, что больше не желает его видеть. Но тогда мозг ее был одурманен ядом миссис Роуэн, которая к тому же сама присутствовала в комнате, властно влияя на происходящее. Теперь все должно сложиться по-другому. У Летти было достаточно времени все хорошенько обдумать, осознать, что Хамфри – ее единственный во всем мире друг. Она отправится с ним в изгнание, и они вместе начнут новую жизнь.
Когда Хамфри поставил стакан и медленно двинулся к выходу во двор, его живое воображение бежало впереди, суля всевозможные блага. Он уже видел себя в должности судового врача. Судовладельцы, как правило, не слишком интересуются квалификацией и биографией претендента на эту должность – слишком мало хороших врачей готовы отправиться в море. Он сможет зарабатывать деньги любимой работой и после каждого плавания будет возвращаться в маленький домик к своей Летти.
Доктор Коппард еще не управился. В последний раз он сам запрягал лошадь очень давно, и животному не нравились незнакомые, руки. Старик тяжело дышал, при свете фонаря Хамфри увидел, что лицо его побагровело, а на лбу и верхней губе выступили капли пота, и в третий раз почувствовал раскаяние.
– Почему бы вам не лечь, сэр? Я сам могу доехать до Депдена и Кентфорда и найти там кого-нибудь, кто приведет двуколку назад. Вы ни в, чем не окажетесь замешаны – подумают, будто я самовольно взял двуколку. Иначе у вас могут быть неприятности.
– Ты не в том состоянии, чтобы править лошадью, – отрезал доктор Коппард.
– Рана, чего доброго, воспалится и у тебя начнется жар. Тебе нельзя даже ходить. У меня здесь мягкий плед – влезай и устраивайся поудобней. Где находится эта чертова дыра? На западе? Ну, так я и знал! Это худшая дорога во всем Суффолке!
Доктор сел рядом с Хамфри и прикрыл ковриком их колени. Заметив, что старик положил на плед тяжелый старомодный пистолет, Хамфри протянул руку и схватил его.
– Я ценю это, сэр. Но если нас остановят, вы должны меня выдать. Бери необходим хотя бы один врач.
– Лучшего он все равно потерял. Я старик, Хамфри. Всю прошлую неделю я думал…
Он не договорил и хлестнул поводьями по спине лошади.
Но через десять минут, когда стук копыт прекратил отдаваться эхом от стен теснящихся друг возле друга домов и дорога запетляла среди полей, доктор Коппард принялся задавать вопросы. Отвечая на них, Хамфри постепенно рассказал ему всю историю. Когда были исчерпаны самые незначительные подробности, старик промолвил:
– Для меня вся эта история выглядит настоящим колдовством. Когда я думаю, что всего три месяца назад…
Он оборвал фразу, помолчал и с горечью добавил:
– А теперь мы с тобой спасаемся от виселицы. Это ужасно, Хамфри. Видит Бог, ты достаточно страдал, чтобы выслушивать еще и мои упреки, но я все-таки считаю своим долгом предупредить: по-моему, ты совершаешь ошибку, пытаясь снова увидеть эту девушку. А если она последует за тобой, то все обернется еще хуже. Я не хочу ее обвинять – возможно, твоя Летти сама по себе достаточно безобидна, но по отношению к тебе она представляется мне орудием злого рока. Такие люди существуют. И самое скверное, что, судя по твоим словам, она вовсе не любит тебя.
– Об этом трудно судить, сэр. Летти так молода, а у меня не было возможности заставить ее понять… Но теперь у нее было достаточно времени. Мы уедем вместе, и все будет в порядке. По крайней мере…
Хамфри почувствовал, как его уши стали горячими, а во рту пересохло.
– Нет, сэр, все уже никогда не будет в порядке. Я создал себе множество осложнений и воздал злом за вашу доброту.
– Доброта плоха, если не порождает доверие. Если я не заслужил твоего доверия, Хамфри, то в том моя вина, но теперь поздно об этом думать. Когда приедешь в Лондон, отправляйся прямо на Стафф-Лейн – она ведет от Стрэнда к реке. Там живет доктор Шиллито. Скажешь ему, что я тебя прислал, а я отправлю ему письмо со следующей почтой. Он мой старый друг и позаботится о тебе. Можешь ему доверять.
Глава 22
Они добрались в Депден глубокой ночью, задолго до первых признаков зимнего рассвета, и столкнулись с проблемой, как найти в спящей деревне нужный им дом.
Они ехали по деревне, не видя ни огонька, ни других признаков жизни. Наконец старик начал искать ворота, в которые можно свернуть. Отыскав их, он направил двуколку через грязную колею. Во дворе залаяла собака, гремя цепью. Доктор Коппард перегнулся через борт двуколки и принялся дразнить пса, доводя его до исступления. Через минуту в окне почти невидимого дома зажегся свет и голос, не менее свирепый, чем собачий лай, громко рявкнул:
– Кто там?
– Я заблудился. Мне нужен Малберри-Коттедж, – откликнулся доктор Коппард.
– Тогда вы не так уж и, заблудились, – чуть более вежливо произнес голос.
– Поезжайте назад, и увидите его у пруда.
Окно закрылось.
– А теперь, – сказал доктор Коппард, когда они отыскали коттедж, – я разбужу девушку и приведу ее к тебе. Этот плед несколько минут не даст ей замерзнуть, а тебе не придется ходить туда сюда.
Чувствуя признательность старику за заботу, Хамфри сбросил плед с коленей и стал подниматься.
– Лучше я пойду, сэр, а вы оставайтесь. Не надо делать из меня инвалида.
– Хорошо, только не задерживайся. Отсюда до Кентфорда далековато, а лошадь уже устала. И помни: ни в коем случае не волноваться! Для поездки в Лондон тебе понадобятся все оставшиеся силы.
Встав на ноги, Хамфри вновь почувствовал слабость и головокружение, а так как раньше с ним никогда не случалось ничего подобного, все происходящее показалось ему нереальным. Пройдя полпути по дорожке, он ненадолго прислонился к смутно вырисовывающемуся во мраке кривому стволу яблони. Жизнь его с того момента, когда он сел в дилижанс в тот ноябрьский день, выглядела кошмарным сном, от которого он вскоре должен пробудиться прежним Хамфри Шедболтом, здоровым телесно и душевно и если о чем и тревожащимся, то разве что о предстоящих в середине лета экзаменах.
Но впереди маячили квадратные очертания коттеджа, под крышей которого спала Летти. И хотя все остальное могло быть частью ночного кошмара, Летти оставалась достаточно реальной, чтобы перевесить все сожаления о невинной и безмятежной юности. Это ради нее, ради Летти, он пустился во все тяжкие и сейчас должен сделать последнее усилие.
Хамфри выпрямился и зашагал к дому. Поднявшись на крыльцо, он нащупал дверь и, собравшись с силами, постучал. Заунывно завывал холодный ветер – его стоны, в которых слышались все горести мира, предвещали дурное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Оставшись один, Хамфри окинул взглядом хорошо знакомую и теперь, перед отъездом, ставшую такой дорогой комнату, где столько часов провел вместе со старым доктором. Все, что его мать сделала и чем пожертвовала, не принесло ей ничего, кроме стыда, вдобавок к мрачной тайне, которую она хранила долгие годы. Нет, лучше не думать о матери.
У него оставалась только Летти. Имея на одной чаше; весов ее благополучие, Хамфри абсолютно сознательно бросил на другую свою карьеру, привязанность доктора Коппарда, любовь и самоотверженность матери. Он неможет винить их и жалеть себя, ибо поставил на карту все, что имел, стремясь выиграть, ничем не пожертвовав, но потерпел крах.
Сейчас он должен думать только о Летти. Во время их последней встречи она не проявила никаких признаков привязанности к нему и дала понять, что больше не желает его видеть. Но тогда мозг ее был одурманен ядом миссис Роуэн, которая к тому же сама присутствовала в комнате, властно влияя на происходящее. Теперь все должно сложиться по-другому. У Летти было достаточно времени все хорошенько обдумать, осознать, что Хамфри – ее единственный во всем мире друг. Она отправится с ним в изгнание, и они вместе начнут новую жизнь.
Когда Хамфри поставил стакан и медленно двинулся к выходу во двор, его живое воображение бежало впереди, суля всевозможные блага. Он уже видел себя в должности судового врача. Судовладельцы, как правило, не слишком интересуются квалификацией и биографией претендента на эту должность – слишком мало хороших врачей готовы отправиться в море. Он сможет зарабатывать деньги любимой работой и после каждого плавания будет возвращаться в маленький домик к своей Летти.
Доктор Коппард еще не управился. В последний раз он сам запрягал лошадь очень давно, и животному не нравились незнакомые, руки. Старик тяжело дышал, при свете фонаря Хамфри увидел, что лицо его побагровело, а на лбу и верхней губе выступили капли пота, и в третий раз почувствовал раскаяние.
– Почему бы вам не лечь, сэр? Я сам могу доехать до Депдена и Кентфорда и найти там кого-нибудь, кто приведет двуколку назад. Вы ни в, чем не окажетесь замешаны – подумают, будто я самовольно взял двуколку. Иначе у вас могут быть неприятности.
– Ты не в том состоянии, чтобы править лошадью, – отрезал доктор Коппард.
– Рана, чего доброго, воспалится и у тебя начнется жар. Тебе нельзя даже ходить. У меня здесь мягкий плед – влезай и устраивайся поудобней. Где находится эта чертова дыра? На западе? Ну, так я и знал! Это худшая дорога во всем Суффолке!
Доктор сел рядом с Хамфри и прикрыл ковриком их колени. Заметив, что старик положил на плед тяжелый старомодный пистолет, Хамфри протянул руку и схватил его.
– Я ценю это, сэр. Но если нас остановят, вы должны меня выдать. Бери необходим хотя бы один врач.
– Лучшего он все равно потерял. Я старик, Хамфри. Всю прошлую неделю я думал…
Он не договорил и хлестнул поводьями по спине лошади.
Но через десять минут, когда стук копыт прекратил отдаваться эхом от стен теснящихся друг возле друга домов и дорога запетляла среди полей, доктор Коппард принялся задавать вопросы. Отвечая на них, Хамфри постепенно рассказал ему всю историю. Когда были исчерпаны самые незначительные подробности, старик промолвил:
– Для меня вся эта история выглядит настоящим колдовством. Когда я думаю, что всего три месяца назад…
Он оборвал фразу, помолчал и с горечью добавил:
– А теперь мы с тобой спасаемся от виселицы. Это ужасно, Хамфри. Видит Бог, ты достаточно страдал, чтобы выслушивать еще и мои упреки, но я все-таки считаю своим долгом предупредить: по-моему, ты совершаешь ошибку, пытаясь снова увидеть эту девушку. А если она последует за тобой, то все обернется еще хуже. Я не хочу ее обвинять – возможно, твоя Летти сама по себе достаточно безобидна, но по отношению к тебе она представляется мне орудием злого рока. Такие люди существуют. И самое скверное, что, судя по твоим словам, она вовсе не любит тебя.
– Об этом трудно судить, сэр. Летти так молода, а у меня не было возможности заставить ее понять… Но теперь у нее было достаточно времени. Мы уедем вместе, и все будет в порядке. По крайней мере…
Хамфри почувствовал, как его уши стали горячими, а во рту пересохло.
– Нет, сэр, все уже никогда не будет в порядке. Я создал себе множество осложнений и воздал злом за вашу доброту.
– Доброта плоха, если не порождает доверие. Если я не заслужил твоего доверия, Хамфри, то в том моя вина, но теперь поздно об этом думать. Когда приедешь в Лондон, отправляйся прямо на Стафф-Лейн – она ведет от Стрэнда к реке. Там живет доктор Шиллито. Скажешь ему, что я тебя прислал, а я отправлю ему письмо со следующей почтой. Он мой старый друг и позаботится о тебе. Можешь ему доверять.
Глава 22
Они добрались в Депден глубокой ночью, задолго до первых признаков зимнего рассвета, и столкнулись с проблемой, как найти в спящей деревне нужный им дом.
Они ехали по деревне, не видя ни огонька, ни других признаков жизни. Наконец старик начал искать ворота, в которые можно свернуть. Отыскав их, он направил двуколку через грязную колею. Во дворе залаяла собака, гремя цепью. Доктор Коппард перегнулся через борт двуколки и принялся дразнить пса, доводя его до исступления. Через минуту в окне почти невидимого дома зажегся свет и голос, не менее свирепый, чем собачий лай, громко рявкнул:
– Кто там?
– Я заблудился. Мне нужен Малберри-Коттедж, – откликнулся доктор Коппард.
– Тогда вы не так уж и, заблудились, – чуть более вежливо произнес голос.
– Поезжайте назад, и увидите его у пруда.
Окно закрылось.
– А теперь, – сказал доктор Коппард, когда они отыскали коттедж, – я разбужу девушку и приведу ее к тебе. Этот плед несколько минут не даст ей замерзнуть, а тебе не придется ходить туда сюда.
Чувствуя признательность старику за заботу, Хамфри сбросил плед с коленей и стал подниматься.
– Лучше я пойду, сэр, а вы оставайтесь. Не надо делать из меня инвалида.
– Хорошо, только не задерживайся. Отсюда до Кентфорда далековато, а лошадь уже устала. И помни: ни в коем случае не волноваться! Для поездки в Лондон тебе понадобятся все оставшиеся силы.
Встав на ноги, Хамфри вновь почувствовал слабость и головокружение, а так как раньше с ним никогда не случалось ничего подобного, все происходящее показалось ему нереальным. Пройдя полпути по дорожке, он ненадолго прислонился к смутно вырисовывающемуся во мраке кривому стволу яблони. Жизнь его с того момента, когда он сел в дилижанс в тот ноябрьский день, выглядела кошмарным сном, от которого он вскоре должен пробудиться прежним Хамфри Шедболтом, здоровым телесно и душевно и если о чем и тревожащимся, то разве что о предстоящих в середине лета экзаменах.
Но впереди маячили квадратные очертания коттеджа, под крышей которого спала Летти. И хотя все остальное могло быть частью ночного кошмара, Летти оставалась достаточно реальной, чтобы перевесить все сожаления о невинной и безмятежной юности. Это ради нее, ради Летти, он пустился во все тяжкие и сейчас должен сделать последнее усилие.
Хамфри выпрямился и зашагал к дому. Поднявшись на крыльцо, он нащупал дверь и, собравшись с силами, постучал. Заунывно завывал холодный ветер – его стоны, в которых слышались все горести мира, предвещали дурное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48