https://www.dushevoi.ru/products/tumby-s-rakovinoy/s-zerkalom/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

» А я отвечаю, что «и красть же, говорю, священнослужителям тоже, верно, не позволено: вы, говорю, верно хорошенько английских законов не знаете. В Англии вас за это повесили бы». – «Да ты, говорит, если уж про разные законы стал рассуждать, то ты ещё знаешь ли, что если тебя за это в жандармскую канцелярию отправить, так тебя там сейчас спустят по пояс в подпол да начнут в два пука пороть. Вот тебе и будет Англия. Что? Хорошо тебе от этого станет?» А я ему и отвечаю: «Вы, говорю, все знаете, вам даже известно уже, во сколько пуков там порют». А он: «Конечно, говорит, известно: это по самому по простому правилу, кто сам претерпевал, тот и понять может, что с обеих сторон станут с пучьями и начнут донимать как найлучше». – «Прекрасная, говорю, картина»; а он: «Да, говорит, ты это заметь; а теперь лучше, брат, слушай меня, забудь про все свои глупости и уходи», и с этим, слышу, он опять завалился на своё логово. Ну, тут уже, разумеется, я все понял, как он проврался, но чтоб ещё более от него выведать, я говорю ему: «Но ведь вы же, говорю, дьякон, и в жандармах не служите, чтобы законы наблюдать». А он, представьте себе, ничего этого не понял, к чему это я подвёл, и отляпал: «А ты почему, говорит, знаешь, что я не служу в жандармах? Ан у меня, может, и белая рукавица есть, и я её тебе, пожалуй, сейчас и покажу, если ты ещё будешь мне мешать спать». Но я, разумеется, уже до этого не стал дожидаться, потому что, во-первых, меня это не интересовало, а во-вторых, я уже все, что мне нужно было знать, то выведал, а потом, зная его скотские привычки драться… «Нет-с, говорю, не хочу и вовсе не интересуюсь вашими доказательствами», и сейчас же пошёл к Бизюкиным, чтобы поскорей рассказать все это Дарье Николаевне. Дарья Николаевна точно так же, как и я сейчас, и говорит, что она и сама подозревала, что они все здесь служат в тайной полиции.
– Кто служит в тайной полиции? – спросил Варнаву его изумлённый собеседник.
– Да вот все эти наши различные людцы, а особенно попы: Савелий, Ахилла.
– Ну, батюшка, вы с своею Дарьей Николаевной, просто сказать, рехнулись.
– Нет-с; Дарью Николаевну на этот счёт не обманешь: она ведь уж много вынесла от таких молодцов.
– Врёт она, ваша Дарья Николаевна, – ничего она ни от кого не вынесла!
– Кто не вынес? Дарья Николаевна?!
– Да.
– Покорно вас благодарю! – отвечал с комическим поклоном учитель.
– А что такое?
– Помилуйте, да ведь её секли, – с гордостью произнёс Препотенский.
– В детстве; да и то, видно, очень мало.
– Нет-с, не в детстве, а всего за два дня до её свадьбы.
– Вы меня все больше и больше удивляете.
– Нечего удивляться: это факт-с.
– Ну, простите моё невежество, – я не знал этого факта.
– Да как же-с, я ведь и говорю, что это всякому надо знать, чтобы судить. Дело началось с того, что Дарья Николаевна тогда решилась от отца уйти.
– Зачем?
– Зачем? Как вы странно это спрашиваете!
– Я потому так спрашиваю, что отец, кажется, её не гнал, не теснил, не неволил.
– Ну да мало ли что! Ни к чему не неволил, а так просто, захотела уйти – и ушла. Чего же ей было с отцом жить? Бизюкин её младшего братишку учил, и он это одобрил и сам согласился с ней перевенчаться, чтоб отец на неё права не имел, а отец её не позволял ей идти за Бизюкина и считал его за дурака, а она, решившись сделать скандал, уж, разумеется, уступить не могла и сделала по-своему… Она так распорядилась, что уж за другого её выдавать нечего было думать, и обо всем этом, понимаете, совершенно честно сказала отцу. Да вы слушаете ли меня, Валерьян Николаевич?
– Не только слушаю, но с каждым вашим словом усугубляю моё любопытство.
– Оно так и следует, потому что интерес сейчас будет возрастать. Итак, она честно и прямо раскрыла отцу имеющий значение факт, а он ни более ни менее как сделал следующую подлость; он сказал ей: «Съезди, мой друг, завтра к тётке и расскажи ещё это ей». Дарья Николаевна, ничего не подозревая, взяла да и поехала, а они её там вдвоём с этою барыней и высекли. Она прямо от них кинулась к жандармскому офицеру. «Освидетельствуйте, говорит, и донесите в Петербург, – я не хочу этого скрывать, – пусть все знают, что за учреждение такое родители». А тот: «Ни свидетельствовать, говорит, вас не хочу, ни доносить не стану. Я заодно с вашим стариком и даже охотно помог бы ему, если б он собрался повторить». Ну что же ещё после этого ожидать? Вот вам-с наша и тайная полиция. Родной отец, родная тётка, и вдруг оказывается, что все они не что иное, как та же тайная полиция! Дарья Николаевна одно говорит: «по крайней мере, говорит, я одно выиграла, что я их изучила и знаю», и потому, когда я ей вчера сообщил мои открытия над Ахилкой, она говорит: «Это так и есть, он шпион! И теперь, говорит, в нашем опасном положении самый главный вопрос, чтобы ваши кости достать и по ним как можно злее учить и учить. Ахилка, говорит, ночью ещё никуда не мог их сбыть, и вы если тотчас к нему прокрадётесь, то вы можете унести их назад. Одно только, говорит, не попадайтесь, а то он может вас набить…»
– Как «набить»?
– Это так она сказала, потому что она знает Ахилкины привычки; но, впрочем, она говорит: «Нет, ничего, вы намотайте себе на шею мой толстый ковровый платок и наденьте на голову мой ватный капор, так этак, если он вас и поймает и выбьет, вам будет мягко и не больно». Я всем этим, как она учила, хорошенько обмотался и пошёл. Прихожу к этому скоту на двор во второй раз… Собака было залаяла, но Дарья Николаевна это предвидела и дала мне для собаки кусок пирожка. Я кормлю собаку и иду, и вижу, прямо предо мною стоит телега; я к телеге и все в ней нашёл – все мои кости!
– Ну тут, конечно, скорей за работу?
– Уж разумеется! Я духом снял с головы Дарьи Николаевнин капор, завязал в него кости и во всю рысь назад.
– Тем эта история и кончилась?
– Как кончилась? Напротив, она теперь в самом разгаре. Хотите, я доскажу?
– Ах, сделайте милость!
Глава 12
– Начну с объяснения того: как и почему я попал нынче в церковь? Сегодня утром рано приезжает к нам Александра Ивановна Серболова. Вы, конечно, её знаете не хуже меня: она верующая, и её убеждения касательно многого очень отсталые, но она моей матери кой-чем помогает, и потому я жертвую и заставляю себя с нею не спорить. Но к чему это я говорю? Ах да! как она приехала, маменька мне и говорит: «Встань, такой-сякой, друг мой Варнаша, проводи Александру Ивановну в церковь, чтобы на неё акцизниковы собаки не бросились». Я пошёл. Я, вы знаете, в церковь никогда не хожу; но ведь я же понимаю, что там меня ни Ахилла, ни Савелий тронуть не смеют; я и пошёл. Но, стоя там, я вдруг вспомнил, что оставил отпертою свою комнату, где кости, и побежал домой. Прихожу – маменьки нет; смотрю на стену: нет ни одной косточки!
– Схоронила?
– Да-с.
– Без шуток, схоронила?
– Да полноте, пожалуйста: какие с ней шутки! Я стал её просить: «Маменька, милая, я почитать вас буду, только скажите честно, где мои кости?» – «Не спрашивай, говорит, Варнаша, им, друг мой, теперь покойно». Все делал: плакал, убить себя грозился, наконец даже обещал ей богу молиться, – нет, таки не сказала! Злой-презлой я шёл в училище, с самою твёрдою решимостью взять нынче ночью заступ, разрыть им одну из этих могил на погосте и достать себе новые кости, чтобы меня не переспорили, и я бы это непременно и сделал. А между тем ведь это тоже небось называется преступлением?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
 сантехника мытищи 

 плитка венге