.. Конь вы знаете, станичники, у меня добрый, резвости не занимать... Прижимаю этак я и вижу: скачет Буденный!
- Врешь, - говорит другой казак. - Откуда ты знаешь Буденного?
- Э, братуха, да как же не знать! Усы черные вразлет, сам вроде не так уж велик, но плотный. Да хотя бы не знал раньше, но как увидел коня буланый с черным ремнем по спине, на лбу звездочка, хвост черный, а грива, что тебе ворона крыло, - так и подумал: это он, а не кто другой.
- У кого хвост и грива черные? У Буденного нешто?
- Да тю ты! Я же сказал, что у коня его. Не перебивай, братуха... Так вот, станичники, увидел я Буденного и думаю: пан или пропал. Сгину или пымаю его, чертяку. Жму что есть духу. Он вроде бы подпустил меня к себе. А потом как прижмет, прижмет, да куда там - как не бывало... Смотрю, он опять предо мною и к тому же смеется леший. Ну думаю: я тоже не кислым молоком мазанный. Ударил за ним снова. Кажется, не скачу, а лечу. Зло берет, а догнать не могу. Верь или не верь, братуха, - обращается рассказчик к рядом стоящему казаку, - все равно что ты бы уходил галопом, а я стоял на месте. Вот это конь - сколько живу, но таких не видел. Гнался я, гнался, оглядываюсь, а наших нет. Плюнул, выругался и вернулся.
- Так и не пымал Буденного?
- Не пымал, - сокрушенно ответил рассказчик. - До сих пор не пойму: или Буденный колдун, или конь его сатана, - заключил он.
Казак складно врал - душу отводил, но надо отдать ему должное - масть моего коня он знал во всех подробностях... Трудненько было бы нам с ординарцем, если бы мы приехали в хутор засветло.
Вскоре казаки пошли со двора в хату ужинать. Мы решили, что нам надо уходить подобру-поздорову. Но только мы собрались выехать за ворота, как во двор ввалилось человек двадцать казаков во главе со старшим урядником. Из разговора казаков я понял, что их взвод назначен в сторожевую заставу. Недолго думая я подошел к уряднику, сказал ему, что мы из 72-го полка, и попросил разрешения вернуться в свою часть. - Чего здесь путаетесь? буркнул он и, не став ждать ответа, сообщил мне пропуск.
Приехав в хутор Самохин, я поднял полк Маслакова по тревоге и приказал ему под покровом ночи подойти к хутору Жутову, окружить расположенного там противника и стремительной атакой со всех четырех сторон разгромить его. Для захвата полевых караулов белых была выделена специальная группа разведчиков, которой я сообщил полученный от урядника пропуск. Пропуск был превосходно использован нашими разведчиками. Благодаря ему они без выстрела сняли полевые караулы белогвардейцев.
В четыре утра полк Маслакова обрушился на спящего противника. Оказать серьезное сопротивление он, конечно, не мог, хотя в Жутове располагались три полка кавалерии и пехота белых. Лишь небольшая часть белогвардейцев вырвалась из хутора и в панике убежала в степь. Остальные были пленены, те, кто оказал сопротивление, зарублены. Все пленные были построены на северной окраине хутора. Я подъехал к ним и поздоровался:
- Здравствуйте, станичники!
Пленные в один голос гаркнули:
- Здравия желаем, ваше превосходительство!
В ответ на это грянул хохот стоявших за мной бойцов.
- Вот сукины дети беляки - вспомнили превосходительство! - смеялись наши бойцы.
Я обратился к пленным:
- Кто, станичники, ночевал сегодня со мной в Жутове, выходи!
Никто не выходит, все молчат. Я говорю им, в каком именно доме был ночью, но и это не помогает.
- Так что же, выходит, я не был вашим гостем? Хорошо. Тогда кто же из вас рассказывал, как он ловил Буденного?
Еще одна минута молчания, а потом, смотрю, выходит из строя чубатый казак.
- То я так... брехал, - робко озираясь, говорит он.
- Здорово, казак, врешь. А откуда же ты все-таки знаешь мою лошадь?
- Да мне тут один станичник рассказывал, - отвечает он.
Пленные не могли поверить, что я действительно был у них на хуторе.
- А когда же вы от нас уехали? - спрашивали они.
- Тогда, станичники, когда вы ели сало и пили молоко, - ответил я.
- Да не может этого быть! - не верили казаки.
В заключение я сказал:
- Вас обманули лживой агитацией и заставили воевать против своих братьев по труду. А чтобы вы не сдавались в плен, вам говорят, что красные расстреливают всех пленных. Это ложь! Мы гарантируем вам жизнь, и вы можете сейчас же написать об этом своим родным и соседям.
После того как я это сказал, пленные почувствовали себя непринужденно. Начались оживленные разговоры. Один из пленных, на вид бравый казак, спросил меня:
- А правда, что вас пуля и сабля не берет и что вы наперед знаете, о чем думает наш командир полка, и все делаете наоборот?
Я посмеялся и стал рассказывать, за что мы воюем и почему победа будет за нами.
Тут же, приспособив бумагу на коленях, пленные казаки принялись писать письма. Потом они выбрали из своей среды девять человек, которым было поручено пойти в тыл белых - разнести письма родным и передать станичникам наказы своих товарищей, оставшихся в плену.
Пленные офицеры - двадцать семь человек - были выстроены отдельно, и я сообщил им, что офицеров мы тоже не расстреливаем, если они честно отказываются от продолжения борьбы с Советской властью.
В донесении, отправленном командованию, я просил рассмотреть вопрос о дальнейшей судьбе пленных и предлагал повести решительную борьбу с расстрелами пленных, которые в тот начальный период гражданской войны в некоторых партизанских отрядах практиковались как ответ на террор белых.
У белогвардейцев массовые расстрелы пленных красноармейцев и населения, сочувствующего Советской власти, были введены в систему. Они пытались этим запугать народ, заставить его под страхом смерти служить их интересам.
Но расстрелы приводили к обратному: красноармейцы в плен не сдавались, а трудящееся население бежало от белых на советскую территорию.
Вместе с тем белогвардейская пропаганда неустанно твердила о красном терроре: "Не пойдешь сражаться с красными антихристами - они придут к тебе в дом, убьют и тебя и твою семью; сдашься им в плен - расстреляют. Значит, один выход - бороться против красных до полной победы".
И надо сказать, что на некоторых солдат и особенно казаков эта пропаганда белых действовала. Попав в плен, они считали себя обреченными на смерть и никак не могли поверить, что их оставят живыми или, как это порой бывало, возьмут слово, что больше не будут подымать оружия против Советской власти и отпустят домой.
Между тем в частях белых было много обманутых и насильно мобилизованных крестьян и неимущих казаков, которых легко было бы привлечь на свою сторону. И среди командного состава белогвардейцев находились люди, начинавшие понимать, что бороться против Советской власти - это значит бороться против народа, люди, по своим взглядам не имевшие ничего общего с верхушкой белогвардейщины, но до поры до времени не решавшиеся открыто выступить против нее и перейти на сторону красных.
6
В результате боев под Абганерово, в хуторах Самохин и Жутов второй частям генерала Попова было нанесено серьезное поражение. Обстановка диктовала необходимость преследования белых до полного разгрома. Но кавбригада не могла отрываться от своих стрелковых частей, так как это лишило бы нашу оборону на южном участке фронта 10-й армии ее единственной подвижной силы.
Кавбригада снова сосредоточилась в Абганерово как резерв 1-й Донской стрелковой дивизии, которая вместе с Котельниковской дивизией заняла оборону по реке Мышковке, расположив основные силы для обороны населенных пунктов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
- Врешь, - говорит другой казак. - Откуда ты знаешь Буденного?
- Э, братуха, да как же не знать! Усы черные вразлет, сам вроде не так уж велик, но плотный. Да хотя бы не знал раньше, но как увидел коня буланый с черным ремнем по спине, на лбу звездочка, хвост черный, а грива, что тебе ворона крыло, - так и подумал: это он, а не кто другой.
- У кого хвост и грива черные? У Буденного нешто?
- Да тю ты! Я же сказал, что у коня его. Не перебивай, братуха... Так вот, станичники, увидел я Буденного и думаю: пан или пропал. Сгину или пымаю его, чертяку. Жму что есть духу. Он вроде бы подпустил меня к себе. А потом как прижмет, прижмет, да куда там - как не бывало... Смотрю, он опять предо мною и к тому же смеется леший. Ну думаю: я тоже не кислым молоком мазанный. Ударил за ним снова. Кажется, не скачу, а лечу. Зло берет, а догнать не могу. Верь или не верь, братуха, - обращается рассказчик к рядом стоящему казаку, - все равно что ты бы уходил галопом, а я стоял на месте. Вот это конь - сколько живу, но таких не видел. Гнался я, гнался, оглядываюсь, а наших нет. Плюнул, выругался и вернулся.
- Так и не пымал Буденного?
- Не пымал, - сокрушенно ответил рассказчик. - До сих пор не пойму: или Буденный колдун, или конь его сатана, - заключил он.
Казак складно врал - душу отводил, но надо отдать ему должное - масть моего коня он знал во всех подробностях... Трудненько было бы нам с ординарцем, если бы мы приехали в хутор засветло.
Вскоре казаки пошли со двора в хату ужинать. Мы решили, что нам надо уходить подобру-поздорову. Но только мы собрались выехать за ворота, как во двор ввалилось человек двадцать казаков во главе со старшим урядником. Из разговора казаков я понял, что их взвод назначен в сторожевую заставу. Недолго думая я подошел к уряднику, сказал ему, что мы из 72-го полка, и попросил разрешения вернуться в свою часть. - Чего здесь путаетесь? буркнул он и, не став ждать ответа, сообщил мне пропуск.
Приехав в хутор Самохин, я поднял полк Маслакова по тревоге и приказал ему под покровом ночи подойти к хутору Жутову, окружить расположенного там противника и стремительной атакой со всех четырех сторон разгромить его. Для захвата полевых караулов белых была выделена специальная группа разведчиков, которой я сообщил полученный от урядника пропуск. Пропуск был превосходно использован нашими разведчиками. Благодаря ему они без выстрела сняли полевые караулы белогвардейцев.
В четыре утра полк Маслакова обрушился на спящего противника. Оказать серьезное сопротивление он, конечно, не мог, хотя в Жутове располагались три полка кавалерии и пехота белых. Лишь небольшая часть белогвардейцев вырвалась из хутора и в панике убежала в степь. Остальные были пленены, те, кто оказал сопротивление, зарублены. Все пленные были построены на северной окраине хутора. Я подъехал к ним и поздоровался:
- Здравствуйте, станичники!
Пленные в один голос гаркнули:
- Здравия желаем, ваше превосходительство!
В ответ на это грянул хохот стоявших за мной бойцов.
- Вот сукины дети беляки - вспомнили превосходительство! - смеялись наши бойцы.
Я обратился к пленным:
- Кто, станичники, ночевал сегодня со мной в Жутове, выходи!
Никто не выходит, все молчат. Я говорю им, в каком именно доме был ночью, но и это не помогает.
- Так что же, выходит, я не был вашим гостем? Хорошо. Тогда кто же из вас рассказывал, как он ловил Буденного?
Еще одна минута молчания, а потом, смотрю, выходит из строя чубатый казак.
- То я так... брехал, - робко озираясь, говорит он.
- Здорово, казак, врешь. А откуда же ты все-таки знаешь мою лошадь?
- Да мне тут один станичник рассказывал, - отвечает он.
Пленные не могли поверить, что я действительно был у них на хуторе.
- А когда же вы от нас уехали? - спрашивали они.
- Тогда, станичники, когда вы ели сало и пили молоко, - ответил я.
- Да не может этого быть! - не верили казаки.
В заключение я сказал:
- Вас обманули лживой агитацией и заставили воевать против своих братьев по труду. А чтобы вы не сдавались в плен, вам говорят, что красные расстреливают всех пленных. Это ложь! Мы гарантируем вам жизнь, и вы можете сейчас же написать об этом своим родным и соседям.
После того как я это сказал, пленные почувствовали себя непринужденно. Начались оживленные разговоры. Один из пленных, на вид бравый казак, спросил меня:
- А правда, что вас пуля и сабля не берет и что вы наперед знаете, о чем думает наш командир полка, и все делаете наоборот?
Я посмеялся и стал рассказывать, за что мы воюем и почему победа будет за нами.
Тут же, приспособив бумагу на коленях, пленные казаки принялись писать письма. Потом они выбрали из своей среды девять человек, которым было поручено пойти в тыл белых - разнести письма родным и передать станичникам наказы своих товарищей, оставшихся в плену.
Пленные офицеры - двадцать семь человек - были выстроены отдельно, и я сообщил им, что офицеров мы тоже не расстреливаем, если они честно отказываются от продолжения борьбы с Советской властью.
В донесении, отправленном командованию, я просил рассмотреть вопрос о дальнейшей судьбе пленных и предлагал повести решительную борьбу с расстрелами пленных, которые в тот начальный период гражданской войны в некоторых партизанских отрядах практиковались как ответ на террор белых.
У белогвардейцев массовые расстрелы пленных красноармейцев и населения, сочувствующего Советской власти, были введены в систему. Они пытались этим запугать народ, заставить его под страхом смерти служить их интересам.
Но расстрелы приводили к обратному: красноармейцы в плен не сдавались, а трудящееся население бежало от белых на советскую территорию.
Вместе с тем белогвардейская пропаганда неустанно твердила о красном терроре: "Не пойдешь сражаться с красными антихристами - они придут к тебе в дом, убьют и тебя и твою семью; сдашься им в плен - расстреляют. Значит, один выход - бороться против красных до полной победы".
И надо сказать, что на некоторых солдат и особенно казаков эта пропаганда белых действовала. Попав в плен, они считали себя обреченными на смерть и никак не могли поверить, что их оставят живыми или, как это порой бывало, возьмут слово, что больше не будут подымать оружия против Советской власти и отпустят домой.
Между тем в частях белых было много обманутых и насильно мобилизованных крестьян и неимущих казаков, которых легко было бы привлечь на свою сторону. И среди командного состава белогвардейцев находились люди, начинавшие понимать, что бороться против Советской власти - это значит бороться против народа, люди, по своим взглядам не имевшие ничего общего с верхушкой белогвардейщины, но до поры до времени не решавшиеся открыто выступить против нее и перейти на сторону красных.
6
В результате боев под Абганерово, в хуторах Самохин и Жутов второй частям генерала Попова было нанесено серьезное поражение. Обстановка диктовала необходимость преследования белых до полного разгрома. Но кавбригада не могла отрываться от своих стрелковых частей, так как это лишило бы нашу оборону на южном участке фронта 10-й армии ее единственной подвижной силы.
Кавбригада снова сосредоточилась в Абганерово как резерв 1-й Донской стрелковой дивизии, которая вместе с Котельниковской дивизией заняла оборону по реке Мышковке, расположив основные силы для обороны населенных пунктов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117