Обратно фельдмаршал уехал на одной лошади.
В этот период Суворов много занимался хозяйством, но заботой о крестьянском хозяйстве не ограничивались его занятия. Он много читал, требовал присылки то державинских од, то Оссиана, выписывал газеты и жадно следил за бушевавшей над Францией военной грозой. Суворов быстро оценил первые успехи Бонапарта и тогда же произнес свою известную фразу:
– Далеко шагает мальчик! Пора унять…
С течением времени он все более высоко ставил военный гений французского полководца. Это проявлялось даже в манере говорить о нем: сперва Суворов называл Бонапарта молокососом, затем мальчишкой, а потом «молодым человеком».
Когда однажды Растопчин спросил у него, кого он считает лучшими полководцами, он, подумав, назвал Цезаря, Ганнибала и Бонапарта. А между тем Наполеон только начинал свою карьеру? Но столь высоко оценив французского полководца, Суворов жаждал сразиться с ним, твердо надеясь победить его.
Не отдавая себе, быть может, отчета в том, что составляло основу успехов французской армии, он констатировал беспомощность антифранцузской коалиции.
– Якобинцы побеждают потому, что у них твердая, глубокая воля, – сказал он одному французскому эмигранту, – а вы, ваша братия, не умеете хотеть.
Впрочем, это не значит, что Суворов готов был изменить свои политические убеждения. Он твердо оставался на позициях монархизма, отзываясь о революции, как о ниспровержении человеческих и божеских законов.
Живя в кончанской трущобе, он ловил каждое новое известие о борьбе на берегах Рейна и в долинах Италии. Услыхав, что французы замышляют десант в Англию, он расхохотался:
– Вот траги-комический спектакль, который никогда не будет поставлен!
В этом сказались и его постоянное недоверие к десантным операциям и убеждение в превосходстве английского флота.
Мнения кончанского отшельника живо интересовали Павла: он подослал к нему генерала Прево де Люмиана, в упор поставившего вопрос о возможной войне с Францией. Суворов продиктовал в кратких чертах план кампании: оставить два обсервационных корпуса у Страсбурга и Люксембурга, итти, сражаясь, к Парижу, не теряя времени и не разбрасывая сил в осадах. Конечно, павловские специалисты отвергли этот смелый, чисто суворовский план.
Пожелтела листва, умчалось короткое лето, а с ним и бодрое настроение Суворова. Павел исподтишка сводил счеты: снова полился дождь направленных против Суворова и немедленно удовлетворявшихся денежных претензий. Ввиду крайнего расстройства дел Суворов определил себе на полгода всего 1 600 рублей, но это, разумеется, не поправило его бюджета.
В декабре 1798 года он пишет своему родственнику и доверенному лицу Хвостову: «Вы довольно вникли в мою нищету… Вы ко мне две недели не писали. Я в бездне сумнениев».
Отношения с зятем, Н. Зубовым, вконец испортились, и тень от этого легла даже на отношения с Наташей. Все стало немило. Унылая скука вновь овладела им.
«Бездействие гнетет и томит. Душа все равно, что пламя, которое надо поддерживать и которое угасает, если не разгорается все сильнее».
К упадку духа присоединилось физическое недомогание. Сказывались полученные им шесть ран; случались приступы частичного паралича. В декабре 1798 года он жаловался, что «левая сторона, более изувеченная, уже пять дней немеет, а больше месяца назад был без движения во всем корпусе».
Нужен был какой-нибудь исход.
И вдруг в начале февраля 1799 года в тишину кончанского домика ворвался на фельдъегерской тройке генерал Толбухин с высочайшим рескриптом. Павел звал Суворова в Италию – командовать русско-австрийскими армиями, действовавшими против французов.
XII. Итальянская кампания
Екатерина II помогала всем крепостническим, реакционным государствам, воевавшим с республиканской Францией. Она готова была послать русские войска на помощь коалиции реакционных государств, и только внезапная смерть в 1796 году помешала ей осуществить эти замыслы.
Павел I выполнил то, что было задумано Екатериной. Он предоставил приют семитысячному корпусу французских эмигрантов, который был расквартирован на Волыни и в Подолии на полном иждивении русского правительства. В апреле 1798 года было объявлено о запрещении подданным республиканской Франции въезжать в Россию, а вслед за тем о конфискации находившихся в России французских товаров и кораблей.
Используя обострившиеся отношения между русским и французским правительствами, английское правительство сумело втянуть Россию в составившуюся антифранцузскую коалицию (Англия, Австрия, Турция, Неаполь). В договоре с Англией участие России было прямо объяснено стремлением «действительнейшими мерами положить предел успехам французского оружия и распространению правил анархических; принудить Францию войти в прежние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и политическое равновесие».
Русский флот под командой Ушакова отплыл в Средиземное море и занял Ионические острова. Одновременно было приказано снарядить двадцатитысячный корпус под начальством генерала Розенберга и двинуть его в Вену для присоединения к австрийской армии.
Встал вопрос: кого назначить главнокомандующим соединенными русско-австрийскими силами? Намечали принца Оранского, но он скоропостижно скончался; остальные кандидаты были известны понесенными ими от французов поражениями. Тогда глава английского правительства Питт, представлявший собой «мозг» коалиции, выдвинул кандидатуру Суворова. Австрийцы поддержали это предложение и обратились к Павлу, прося послать полководца, «коего мужество и подвиги служили бы ручательством в успехе великого дела».
В Европе уже давно считали Суворова единственным полководцем, который сможет успешно вести войну против французов. 25 января 1795 года гессенский надворный советник Вердье писал: «Русские только одни могут переменить нашу в немецкой земле войну. Суворова с 30 тысячами довольно; без него 60 000 мало… Фабий побеждал, удаляясь от сражения, а Суворов побеждает, наступая на неприятеля. Если бы наши немецкие войска имели начальником своим пол-Суворова, французы не прогнали бы их до Майнца… Суворовские курьеры всегда привозят известия о победах, а курьеры императорские спрашивают о позволении побеждать». Больше того: повидимому, уже предпринимались конкретные шаги. Так, П. В. Завадовский писал в ноябре 1794 года Ал. Р. Воронцову: «Австрийцы же, между тем, просят нелепаго, чтобы мы дали 40 тысяч войска и генерала Суворова на чужую издержку, против французов… Замашка ни с которой стороны ни у места и Тугут глупо бредит». Однако то, что в 1794 году казалось бредом, сбылось в 1799 году.
В первую минуту император даже был польщен просьбой иностранных правительств.
– Вот каковы русские – всегда пригождаются! – воскликнул он и тотчас отправил в Кончанское генерала Толбухина с рескриптом.
Тревожась, как бы старый фельдмаршал не отказался, Павел приложил к официальному рескрипту частное письмо. «Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться. Виноватого бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а ваше спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы вашей времени, а у меня удовольствия вас видеть».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
В этот период Суворов много занимался хозяйством, но заботой о крестьянском хозяйстве не ограничивались его занятия. Он много читал, требовал присылки то державинских од, то Оссиана, выписывал газеты и жадно следил за бушевавшей над Францией военной грозой. Суворов быстро оценил первые успехи Бонапарта и тогда же произнес свою известную фразу:
– Далеко шагает мальчик! Пора унять…
С течением времени он все более высоко ставил военный гений французского полководца. Это проявлялось даже в манере говорить о нем: сперва Суворов называл Бонапарта молокососом, затем мальчишкой, а потом «молодым человеком».
Когда однажды Растопчин спросил у него, кого он считает лучшими полководцами, он, подумав, назвал Цезаря, Ганнибала и Бонапарта. А между тем Наполеон только начинал свою карьеру? Но столь высоко оценив французского полководца, Суворов жаждал сразиться с ним, твердо надеясь победить его.
Не отдавая себе, быть может, отчета в том, что составляло основу успехов французской армии, он констатировал беспомощность антифранцузской коалиции.
– Якобинцы побеждают потому, что у них твердая, глубокая воля, – сказал он одному французскому эмигранту, – а вы, ваша братия, не умеете хотеть.
Впрочем, это не значит, что Суворов готов был изменить свои политические убеждения. Он твердо оставался на позициях монархизма, отзываясь о революции, как о ниспровержении человеческих и божеских законов.
Живя в кончанской трущобе, он ловил каждое новое известие о борьбе на берегах Рейна и в долинах Италии. Услыхав, что французы замышляют десант в Англию, он расхохотался:
– Вот траги-комический спектакль, который никогда не будет поставлен!
В этом сказались и его постоянное недоверие к десантным операциям и убеждение в превосходстве английского флота.
Мнения кончанского отшельника живо интересовали Павла: он подослал к нему генерала Прево де Люмиана, в упор поставившего вопрос о возможной войне с Францией. Суворов продиктовал в кратких чертах план кампании: оставить два обсервационных корпуса у Страсбурга и Люксембурга, итти, сражаясь, к Парижу, не теряя времени и не разбрасывая сил в осадах. Конечно, павловские специалисты отвергли этот смелый, чисто суворовский план.
Пожелтела листва, умчалось короткое лето, а с ним и бодрое настроение Суворова. Павел исподтишка сводил счеты: снова полился дождь направленных против Суворова и немедленно удовлетворявшихся денежных претензий. Ввиду крайнего расстройства дел Суворов определил себе на полгода всего 1 600 рублей, но это, разумеется, не поправило его бюджета.
В декабре 1798 года он пишет своему родственнику и доверенному лицу Хвостову: «Вы довольно вникли в мою нищету… Вы ко мне две недели не писали. Я в бездне сумнениев».
Отношения с зятем, Н. Зубовым, вконец испортились, и тень от этого легла даже на отношения с Наташей. Все стало немило. Унылая скука вновь овладела им.
«Бездействие гнетет и томит. Душа все равно, что пламя, которое надо поддерживать и которое угасает, если не разгорается все сильнее».
К упадку духа присоединилось физическое недомогание. Сказывались полученные им шесть ран; случались приступы частичного паралича. В декабре 1798 года он жаловался, что «левая сторона, более изувеченная, уже пять дней немеет, а больше месяца назад был без движения во всем корпусе».
Нужен был какой-нибудь исход.
И вдруг в начале февраля 1799 года в тишину кончанского домика ворвался на фельдъегерской тройке генерал Толбухин с высочайшим рескриптом. Павел звал Суворова в Италию – командовать русско-австрийскими армиями, действовавшими против французов.
XII. Итальянская кампания
Екатерина II помогала всем крепостническим, реакционным государствам, воевавшим с республиканской Францией. Она готова была послать русские войска на помощь коалиции реакционных государств, и только внезапная смерть в 1796 году помешала ей осуществить эти замыслы.
Павел I выполнил то, что было задумано Екатериной. Он предоставил приют семитысячному корпусу французских эмигрантов, который был расквартирован на Волыни и в Подолии на полном иждивении русского правительства. В апреле 1798 года было объявлено о запрещении подданным республиканской Франции въезжать в Россию, а вслед за тем о конфискации находившихся в России французских товаров и кораблей.
Используя обострившиеся отношения между русским и французским правительствами, английское правительство сумело втянуть Россию в составившуюся антифранцузскую коалицию (Англия, Австрия, Турция, Неаполь). В договоре с Англией участие России было прямо объяснено стремлением «действительнейшими мерами положить предел успехам французского оружия и распространению правил анархических; принудить Францию войти в прежние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и политическое равновесие».
Русский флот под командой Ушакова отплыл в Средиземное море и занял Ионические острова. Одновременно было приказано снарядить двадцатитысячный корпус под начальством генерала Розенберга и двинуть его в Вену для присоединения к австрийской армии.
Встал вопрос: кого назначить главнокомандующим соединенными русско-австрийскими силами? Намечали принца Оранского, но он скоропостижно скончался; остальные кандидаты были известны понесенными ими от французов поражениями. Тогда глава английского правительства Питт, представлявший собой «мозг» коалиции, выдвинул кандидатуру Суворова. Австрийцы поддержали это предложение и обратились к Павлу, прося послать полководца, «коего мужество и подвиги служили бы ручательством в успехе великого дела».
В Европе уже давно считали Суворова единственным полководцем, который сможет успешно вести войну против французов. 25 января 1795 года гессенский надворный советник Вердье писал: «Русские только одни могут переменить нашу в немецкой земле войну. Суворова с 30 тысячами довольно; без него 60 000 мало… Фабий побеждал, удаляясь от сражения, а Суворов побеждает, наступая на неприятеля. Если бы наши немецкие войска имели начальником своим пол-Суворова, французы не прогнали бы их до Майнца… Суворовские курьеры всегда привозят известия о победах, а курьеры императорские спрашивают о позволении побеждать». Больше того: повидимому, уже предпринимались конкретные шаги. Так, П. В. Завадовский писал в ноябре 1794 года Ал. Р. Воронцову: «Австрийцы же, между тем, просят нелепаго, чтобы мы дали 40 тысяч войска и генерала Суворова на чужую издержку, против французов… Замашка ни с которой стороны ни у места и Тугут глупо бредит». Однако то, что в 1794 году казалось бредом, сбылось в 1799 году.
В первую минуту император даже был польщен просьбой иностранных правительств.
– Вот каковы русские – всегда пригождаются! – воскликнул он и тотчас отправил в Кончанское генерала Толбухина с рескриптом.
Тревожась, как бы старый фельдмаршал не отказался, Павел приложил к официальному рескрипту частное письмо. «Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться. Виноватого бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а ваше спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы вашей времени, а у меня удовольствия вас видеть».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78