Сие делаю не в потворство и объявляю, чтобы впредь на то же еще никому не надеяться.
…Богатых и исправных крестьян и крестьян скудных различать и первым пособлять в податях и работах беднякам. Особливо почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей».
Помещик, требующий, чтобы зажиточные мужики помогали бедным «в податях и работах», на свой счет укрепляющий хозяйство бедняка, – это исключительное явление в России XVIII века. Однако гуманность Суворова не порождала у него сомнений в справедливости самого принципа крепостничества.
Разумные соображения Суворова о необходимости унавоживания земли и разведения рогатого скота можно пополнить еще указанием на то, что Суворов придавал большое значение древонасаждениям. Имевшийся на его территории лес он очень берег. Если крестьянин хотел строиться, Суворов почти никогда не давал ему своего леса, ко, предлагая купить лес на стороне, ссужал для этой цели деньгами.
В исключительных случаях он разрешал рубить свой лес, при этом опять-таки имея в виду прежде всего нужды малоимущих. Упоминавшемуся выше Балку, который управлял несколькими его вотчинами, он писал: «Ныне повелите суки рубить и прежде удовольствовать лядинами скудных, а за сим уже достаточных… В случае малейшего налога от имущественных крестьян над скудными, в моем присутствии, последует строгое взыскание за неприличность сию и недонос мне на сильных крестьян».
Письма и распоряжения Суворова пестрят подобными проявлениями заботы о нуждающихся крепостных крестьянах.
«В неурожае крестьянину пособлять всем миром заимообразно (то есть без выгоды для ссужающего. – К. О. ), чиня раскладку на прочие семьи, совестно, при священнике, и с поспешностью».
Помогая беднякам, Суворов требовал, чтобы, выправившись, они вернули всю сумму, однако «без нападок и процентов».
Не ограничиваясь тем, что оказывал крестьянам индивидуальную помощь, Суворов нередко действовал и в более крупном масштабе. Так, в 1785 году он купил несколько соседних имений единственно затем, чтобы уничтожить чересполосицу. Свободных денег у него в то время не было, но, уступая настойчивым просьбам крестьян, он совершил эту покупку, специально заняв для того деньги.
Больше того: в 1784 году с Суворова было присуждено 3 тысячи рублей помещику Толбухину за захват его крестьянами чужой земли. Для уплаты этой суммы Суворову пришлось занять денег. «Пуще всего тяжелы мне 3 000 р. Толбу– хинские», писал он управителю Матвеичу.
В том же году Суворов отказался от прибыльного предприятия, так как опасался, что оно причинит ущерб его крестьянам. Кто-то из его управляющих, хорошо знакомый с коннозаводством, предложил организовать в одном суворовском поместье, в котором имелось много сена, конный завод. Дело сулило большой доход, однако Суворов отказался от него, не желая обременять крестьян новыми повинностями, связанными с устройством завода (возка сена и проч.). «Я по вотчинам ни рубля, ни козы, нетокмо кобылы не нажил, – написал он, – так и за заводом неколи мне ходить и лучше я останусь на моих простых, незнатных оброках» (письмо от 12 октября 1784 года).
Суворов очень заботился об увеличении рождаемости. «Богу не угодно, что не множатся люди», писал он. Он всемерно поощрял браки и каждому женившемуся давал 10 рублей.
Близко принимал он к сердцу и нужды отдельных крестьян. Случилось однажды, что сельский сход порешил отдать не в зачет в солдаты беспризорного бобыля, мотивируя тем, что у него и хозяйства нет и горевать о нем некому. Суворов не согласился с этим решением. Его, видимо, тронула несчастливая доля этого крестьянина. Он приказал женить его и миром завести ему хозяйство.
В другой раз, когда ему доложили, что крестьянин Медведев, которого прочили в рекруты, отрубил себе палец, он, вместо того чтобы обрушиться на Медведева, гневно обратился к старосте: «Вы его греху причина. Впредь не налегайте! За это вас самих будут сечь. Знать, он слышал, что от меня невелено в натуре рекрут своих отдавать, а покупать их миром на стороне, чтобы рекрутчины никто не боялся».
Суворов заботился не только о материальном благосостоянии своих крестьян, но и о здоровье их. Как и в армии, он старался внедрить правила санитарии; лечил он преимущественно настойками из трав и домашними проверенными средствами.
Особенную заботу проявлял Суворов о здоровье крестьянских детей. «Крестьянин богат не деньгами, а детьми, от детей ему и деньги», писал он однажды. Сообразно этим взглядам он требовал, чтобы детей берегли, а в случае заболевания разумно лечили. Ундольским крестьянам адресовано следующее послание:
«Указано моими повелениями, в соблюдение крестьянского здоровья и особливо малых детей, прописанными в сих резонами и лекарствами, как и о находящихся в воспе, чтобы таких отнюдь на ветер и для причащения в церковь не носить… Бережливость от ветра теплотою, а не ветром. Но ныне, к крайнему моему сожалению, слышу, что из семьи Якова Калашникова девочка воспой померла и он квартирующему у него подлекарю сказал: „я рад, что ее бог прибрал, а то она нам связала все руки!“ С прискорбностью нахожу нужным паки подтвердить, чтобы во всем сходно крестьяне прежние мои приказания исполняли».
Далее указывалось, что за нарушение этого распоряжения будет налагаться денежный штраф и церковная эпитимия.
Суворов был запасливым и предусмотрительным хозяином, лично входившим во все детали. «Полагаю я в Рождествене содержать во всякое время гусей, одну или две пары, взирая на то, как они там водятся; уток при селезне одну пару или двух индеек при петухе…» писал он Матвеичу. Этому же управителю адресованы такие строки: «У добрых хозяев готовится густой красный мартовский квас, то и такого не худо заготовить в московском погребе несколько бочонков». Подобными указаниями пестрят его письма.
Жил он скромно; чуть ли не единственной слабостью его были чай и нюхательный табак, которые, по его требованию, покупались высших сортов. В 1784 году он писал Матвеичу: «Чай из Москвы с Борщовым ты прислал столь дурен, что весь желудок мой им перепорчен. Купи мне и пришли чаю наилучшего, какой только обретаться может… От нюхательного табаку, тобой присланного, у меня голова болит… чрез знатоков купи табак… Вино твое тоже дурно; но уж быть так…» Иными словами, вино пусть уж будет плохое, лишь бы чай и табак хорошие.
В отличие от большинства тогдашних дворян, державших многочисленную дворню для личных надобностей, Суворов довольствовался услугами очень малого числа дворовых. По большей части его обслуживал Прохор Дубасов. Иногда, впрочем, Прошка запивал, и тогда Суворов отсылал его. Однако даже в изгнании Прошка не был забыт. В 1784 году Суворов писал: «Другу моему Прошке выдать штоф водки».
В доме Суворова жило много дворовых певчих и музыкантов, которые освобождались от полевых работ, чтобы совершенствоваться в своем уменье.
Кроме них, всегда проживало несколько инвалидов-солдат или престарелых крестьян. Всем им выдавалась пенсия. В 1786 году Суворов приказывал: «Инвалидных солдат-стариков ныне в Кончанском 6 человек. Жалованья им от меня по 10 рублей в год. Платье из простого сукна погодно. Пища обыкновенная без роскоши… Ежели старики эти пожелают от праздности работать землю, то и оную уделить, только не иначе, как по собственной их воле».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
…Богатых и исправных крестьян и крестьян скудных различать и первым пособлять в податях и работах беднякам. Особливо почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей».
Помещик, требующий, чтобы зажиточные мужики помогали бедным «в податях и работах», на свой счет укрепляющий хозяйство бедняка, – это исключительное явление в России XVIII века. Однако гуманность Суворова не порождала у него сомнений в справедливости самого принципа крепостничества.
Разумные соображения Суворова о необходимости унавоживания земли и разведения рогатого скота можно пополнить еще указанием на то, что Суворов придавал большое значение древонасаждениям. Имевшийся на его территории лес он очень берег. Если крестьянин хотел строиться, Суворов почти никогда не давал ему своего леса, ко, предлагая купить лес на стороне, ссужал для этой цели деньгами.
В исключительных случаях он разрешал рубить свой лес, при этом опять-таки имея в виду прежде всего нужды малоимущих. Упоминавшемуся выше Балку, который управлял несколькими его вотчинами, он писал: «Ныне повелите суки рубить и прежде удовольствовать лядинами скудных, а за сим уже достаточных… В случае малейшего налога от имущественных крестьян над скудными, в моем присутствии, последует строгое взыскание за неприличность сию и недонос мне на сильных крестьян».
Письма и распоряжения Суворова пестрят подобными проявлениями заботы о нуждающихся крепостных крестьянах.
«В неурожае крестьянину пособлять всем миром заимообразно (то есть без выгоды для ссужающего. – К. О. ), чиня раскладку на прочие семьи, совестно, при священнике, и с поспешностью».
Помогая беднякам, Суворов требовал, чтобы, выправившись, они вернули всю сумму, однако «без нападок и процентов».
Не ограничиваясь тем, что оказывал крестьянам индивидуальную помощь, Суворов нередко действовал и в более крупном масштабе. Так, в 1785 году он купил несколько соседних имений единственно затем, чтобы уничтожить чересполосицу. Свободных денег у него в то время не было, но, уступая настойчивым просьбам крестьян, он совершил эту покупку, специально заняв для того деньги.
Больше того: в 1784 году с Суворова было присуждено 3 тысячи рублей помещику Толбухину за захват его крестьянами чужой земли. Для уплаты этой суммы Суворову пришлось занять денег. «Пуще всего тяжелы мне 3 000 р. Толбу– хинские», писал он управителю Матвеичу.
В том же году Суворов отказался от прибыльного предприятия, так как опасался, что оно причинит ущерб его крестьянам. Кто-то из его управляющих, хорошо знакомый с коннозаводством, предложил организовать в одном суворовском поместье, в котором имелось много сена, конный завод. Дело сулило большой доход, однако Суворов отказался от него, не желая обременять крестьян новыми повинностями, связанными с устройством завода (возка сена и проч.). «Я по вотчинам ни рубля, ни козы, нетокмо кобылы не нажил, – написал он, – так и за заводом неколи мне ходить и лучше я останусь на моих простых, незнатных оброках» (письмо от 12 октября 1784 года).
Суворов очень заботился об увеличении рождаемости. «Богу не угодно, что не множатся люди», писал он. Он всемерно поощрял браки и каждому женившемуся давал 10 рублей.
Близко принимал он к сердцу и нужды отдельных крестьян. Случилось однажды, что сельский сход порешил отдать не в зачет в солдаты беспризорного бобыля, мотивируя тем, что у него и хозяйства нет и горевать о нем некому. Суворов не согласился с этим решением. Его, видимо, тронула несчастливая доля этого крестьянина. Он приказал женить его и миром завести ему хозяйство.
В другой раз, когда ему доложили, что крестьянин Медведев, которого прочили в рекруты, отрубил себе палец, он, вместо того чтобы обрушиться на Медведева, гневно обратился к старосте: «Вы его греху причина. Впредь не налегайте! За это вас самих будут сечь. Знать, он слышал, что от меня невелено в натуре рекрут своих отдавать, а покупать их миром на стороне, чтобы рекрутчины никто не боялся».
Суворов заботился не только о материальном благосостоянии своих крестьян, но и о здоровье их. Как и в армии, он старался внедрить правила санитарии; лечил он преимущественно настойками из трав и домашними проверенными средствами.
Особенную заботу проявлял Суворов о здоровье крестьянских детей. «Крестьянин богат не деньгами, а детьми, от детей ему и деньги», писал он однажды. Сообразно этим взглядам он требовал, чтобы детей берегли, а в случае заболевания разумно лечили. Ундольским крестьянам адресовано следующее послание:
«Указано моими повелениями, в соблюдение крестьянского здоровья и особливо малых детей, прописанными в сих резонами и лекарствами, как и о находящихся в воспе, чтобы таких отнюдь на ветер и для причащения в церковь не носить… Бережливость от ветра теплотою, а не ветром. Но ныне, к крайнему моему сожалению, слышу, что из семьи Якова Калашникова девочка воспой померла и он квартирующему у него подлекарю сказал: „я рад, что ее бог прибрал, а то она нам связала все руки!“ С прискорбностью нахожу нужным паки подтвердить, чтобы во всем сходно крестьяне прежние мои приказания исполняли».
Далее указывалось, что за нарушение этого распоряжения будет налагаться денежный штраф и церковная эпитимия.
Суворов был запасливым и предусмотрительным хозяином, лично входившим во все детали. «Полагаю я в Рождествене содержать во всякое время гусей, одну или две пары, взирая на то, как они там водятся; уток при селезне одну пару или двух индеек при петухе…» писал он Матвеичу. Этому же управителю адресованы такие строки: «У добрых хозяев готовится густой красный мартовский квас, то и такого не худо заготовить в московском погребе несколько бочонков». Подобными указаниями пестрят его письма.
Жил он скромно; чуть ли не единственной слабостью его были чай и нюхательный табак, которые, по его требованию, покупались высших сортов. В 1784 году он писал Матвеичу: «Чай из Москвы с Борщовым ты прислал столь дурен, что весь желудок мой им перепорчен. Купи мне и пришли чаю наилучшего, какой только обретаться может… От нюхательного табаку, тобой присланного, у меня голова болит… чрез знатоков купи табак… Вино твое тоже дурно; но уж быть так…» Иными словами, вино пусть уж будет плохое, лишь бы чай и табак хорошие.
В отличие от большинства тогдашних дворян, державших многочисленную дворню для личных надобностей, Суворов довольствовался услугами очень малого числа дворовых. По большей части его обслуживал Прохор Дубасов. Иногда, впрочем, Прошка запивал, и тогда Суворов отсылал его. Однако даже в изгнании Прошка не был забыт. В 1784 году Суворов писал: «Другу моему Прошке выдать штоф водки».
В доме Суворова жило много дворовых певчих и музыкантов, которые освобождались от полевых работ, чтобы совершенствоваться в своем уменье.
Кроме них, всегда проживало несколько инвалидов-солдат или престарелых крестьян. Всем им выдавалась пенсия. В 1786 году Суворов приказывал: «Инвалидных солдат-стариков ныне в Кончанском 6 человек. Жалованья им от меня по 10 рублей в год. Платье из простого сукна погодно. Пища обыкновенная без роскоши… Ежели старики эти пожелают от праздности работать землю, то и оную уделить, только не иначе, как по собственной их воле».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78