Существо со свободой воли.
— До этого были животные, — напомнил я.
— Ах, бросьте! Это у животных свобода воли? Поведение животного имеет причины, которые натуралист может, в принципе, вычленить и описать. Если ученые этого не умели делать, то это была беда науки, но вовсе не объективная истина. В животном мире предопределенность просто менее явная, поскольку причины переплетены гораздо более сложным образом, и их переход в единственно возможные следствия скрыт за огромным числом одежд… Только человек, да и то не сразу, смог быть свободным.
— Свобода воли невозможна без разума?
— Конечно. Невозможна в принципе. Но даже разум не сразу освобождает человека. Только постепенно. Именно это я хотела вам доказать…
— Намеренно провоцируя меня, чтобы я погрузился в ваши файлы… А потом еще и обвинили меня в нарушении закона о приватности информации.
— Ну да, — улыбнулась Ландовска. — Так вы же меня раскусили. Иначе не забрались бы в этот колодец, верно?
Она, пожалуй, переоценила мою деликатность, но я не стал ее разубеждать. Пусть говорит, а то еще собьется с мысли, а я пока так и не понял, куда, собственно, Ванда меня ведет.
— Адам не имел никакой свободы выбора. Он не мог отказаться от яблока, предложенного Евой, — убежденно сказала Ландовска. — Это было предопределено. И потому Адам был пророком. Он прозревал будущее на много тысячелетий. Не в его силах было нарушить созданную Творцом гармонию связи прошлого и будущего.
— А Ева? Она могла и не сорвать плод…
— Не могла. Это было задано изначально, так же, как и реакция Адама. Змей был не личностью, а элементом программы.
— Ну, допустим… А потом был Аврам, казнивший Ицхака. У него-то уже был вполне очевидный выбор.
— Нет! Выбора не было и у него. Это еще слишком ранний этап развития разума. Аврам мог, в отличие от Адама, размышлять о возможности выбора. Он мог представить себе иной путь, но еще не мог по нему пойти. Отношения между ним и Творцом были отношениями программы и программиста. Понимаете? Лишь тот, кто подчинен Господу полностью, тот, кто сам себя лишает выбора, становится Пророком.
— Допустим… Потом вы мне подсунули этого Нострадамуса, который писал свои катрены так туманно, что вложить в них можно было любой смысл.
— Положим, не любой, — обиделась Ландовска. — Но Нострадамус, действительно, сделал довольно много ошибок. И видел будущее в тумане, без четких оттенков. И не на тысячи лет, как праотец Авраам, а только на триста или четыреста. Собственно, Максим, вы поняли все, что я хотела… Может, сами приведете примеры?
— Да, пожалуйста, — согласился я, включаясь в игру. — Древние пророки могли предсказывать будущее на гораздо большие отрезки времени, чем пророки Средневековья. Моисей описал свою грядущую жизнь и жизнь народа после своей смерти. Пророчество это передавалось из уст в уста, а потом было записано, потому что все сбылось. Так появилась письменная Тора, Ветхий Завет. До Моисея наверняка жили пророки, еще более сильные. Они видели на десятки тысяч лет, но не могли описать то, что видели. Если Ной или кто там еще видел через двадцать тысячелетий появление звездолетов, полеты на ракетопланах, телевидение… как он мог рассказать об этом соплеменникам? Никак. Общие фразы. Туман.
— Вот-вот, — сказала Ландовска. — Продолжайте, у вас это хорошо получается.
— Могу продолжить, — я пожал плечами и посмотрел на Фарамона, который, кажется, опять заснул, голова его болталась из стороны в сторону, будто тряпичная. — Я могу продолжить, но у меня нет времени вести эту любопытную дискуссию о свободе воли. Если вы мне скажете, при чем здесь судьба Лучано…
— Максим! — Ландовска была разочарована моей очевидной для нее тупостью. — Максим, если вы мне скажете, что еще не поняли, при чем здесь судьба Лучано…
— Да понял, — с досадой сказал я. — Понял после того, как побывал в шкуре Нострадамуса. Но мне сейчас нужно действовать, а развивать теоретические идеи мы сможем потом. Вы-то, Ванда, разве не понимаете, что ситуация все больше выходит из-под контроля? Спросите хотя бы у этого вашего пророка… А то ему скучно нас слушать.
Голова Фарамона немедленно приняла вертикальное положение.
— Да, — сказал он, будто и не спал вовсе. — Именно да.
Ландовска повернулась к нему и пропела какую-то длинную фразу. Татьяна внимательно прислушивалась и, по-моему, приходила в тихое отчаяние. Интересно, что могла сказать Ландовска? О чем спросить?
Неожиданно Фарамон пришел в возбуждение. Фарамон вскочил на свои короткие ножки, Фарамон бегал вокруг стола и несколько раз обежал вокруг Ландовской, Фарамон жестикулировал и вращал глазами, что и вовсе производило комическое впечатление. Но главное — Фарамон говорил. Без остановки, не прерывая фразу даже для того, чтобы перевести дыхание. Впрочем, я мог ошибаться, и пророк вовсе не был возбужден, а дыхание у него было спокойным, что я знал о физиологии аборигенов Альцины?
Прошло минуты три прежде, чем пророк замолчал, повернулся в мою сторону и произнес:
— Ты. Да. Только.
— Это понятно, — сказал я. — Конечно, только я, кто же еще? Вопрос — что? И еще, — я повернулся к Ландовской, — если вашему пророку для предвидения результата нужна информация, то пусть он примет к сведению, что братья и сестры Лучано Грапетти покинули свои планеты и, судя по всему, направляются к системе Альцины. И, если в течение максимум двух суток я не найду Грапетти, может случиться беда. Мое начальство на Земле вряд ли будет спокойно смотреть, как…
— Да это все понятно, — прервала меня Ландовска. — Фарамон сказал и об этом тоже. Но, видите ли, Максим… Он хороший пророк, но каждый пророк хорош в пределах своей системы ценностей. В конце концов, Нострадамус, если вы помните, тоже не занимался предсказаниями будущего жителей Пандоры…
— Не знал он ни о какой Пандоре, — с досадой сказал я.
— Вот именно, — подхватила Ландовска. — И Фарамон не знает ни о ком из тех людей, что вас интересуют. Кроме Лучано, который, поселившись на Альцине, был включен в ее ареал. И только в связи с личностью Лучано Фарамон может…
— Ванда! — воскликнул я. — Мы увязнем в очередном споре. Что сказал этот пророк — в двух словах?
— Фарамон утверждает, что Лучано нет в астрологических домах Альцины. Сегодня в полдень Кусбар входит в знак Бресо, и при этом аспект Переная приходится на восьмой дом — дом Ферна. Еще утром он не мог этого утверждать точно, потому что тогда знаки стояли иначе. Все изменилось примерно в девять утра по времени Альцины-прим. Вы можете сказать, что произошло в это время?
Я подумал. Пять часов назад… С Экселенцем я говорил позднее… Корней Яшмаа покинул Гиганду вчера. Остальные близнецы, похоже, вылетели еще раньше. Пять часов назад… Пожалуй…
— Звездолет «Антиной», рейс с Надежды, должен был выйти из нуль-т в системе Альцины примерно в это время, — сказал я медленно. — Это легко проверить — свяжитесь с информом космопорта. Если я прав, сейчас «Антиной» маневрирует на расстоянии десяти астрономических единиц, готовясь к посадочному прыжку.
Татьяна, не дожидаясь просьбы Ландовской, поднялась и подошла к терминалу. Наверняка все так, — подумал я. По времени совпадает. Матильда Геворкян вот-вот прибудет. Ну и что? Что это нам дает? Я и так знал после разговора с Экселенцем, что близнецы устремились на Альцину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— До этого были животные, — напомнил я.
— Ах, бросьте! Это у животных свобода воли? Поведение животного имеет причины, которые натуралист может, в принципе, вычленить и описать. Если ученые этого не умели делать, то это была беда науки, но вовсе не объективная истина. В животном мире предопределенность просто менее явная, поскольку причины переплетены гораздо более сложным образом, и их переход в единственно возможные следствия скрыт за огромным числом одежд… Только человек, да и то не сразу, смог быть свободным.
— Свобода воли невозможна без разума?
— Конечно. Невозможна в принципе. Но даже разум не сразу освобождает человека. Только постепенно. Именно это я хотела вам доказать…
— Намеренно провоцируя меня, чтобы я погрузился в ваши файлы… А потом еще и обвинили меня в нарушении закона о приватности информации.
— Ну да, — улыбнулась Ландовска. — Так вы же меня раскусили. Иначе не забрались бы в этот колодец, верно?
Она, пожалуй, переоценила мою деликатность, но я не стал ее разубеждать. Пусть говорит, а то еще собьется с мысли, а я пока так и не понял, куда, собственно, Ванда меня ведет.
— Адам не имел никакой свободы выбора. Он не мог отказаться от яблока, предложенного Евой, — убежденно сказала Ландовска. — Это было предопределено. И потому Адам был пророком. Он прозревал будущее на много тысячелетий. Не в его силах было нарушить созданную Творцом гармонию связи прошлого и будущего.
— А Ева? Она могла и не сорвать плод…
— Не могла. Это было задано изначально, так же, как и реакция Адама. Змей был не личностью, а элементом программы.
— Ну, допустим… А потом был Аврам, казнивший Ицхака. У него-то уже был вполне очевидный выбор.
— Нет! Выбора не было и у него. Это еще слишком ранний этап развития разума. Аврам мог, в отличие от Адама, размышлять о возможности выбора. Он мог представить себе иной путь, но еще не мог по нему пойти. Отношения между ним и Творцом были отношениями программы и программиста. Понимаете? Лишь тот, кто подчинен Господу полностью, тот, кто сам себя лишает выбора, становится Пророком.
— Допустим… Потом вы мне подсунули этого Нострадамуса, который писал свои катрены так туманно, что вложить в них можно было любой смысл.
— Положим, не любой, — обиделась Ландовска. — Но Нострадамус, действительно, сделал довольно много ошибок. И видел будущее в тумане, без четких оттенков. И не на тысячи лет, как праотец Авраам, а только на триста или четыреста. Собственно, Максим, вы поняли все, что я хотела… Может, сами приведете примеры?
— Да, пожалуйста, — согласился я, включаясь в игру. — Древние пророки могли предсказывать будущее на гораздо большие отрезки времени, чем пророки Средневековья. Моисей описал свою грядущую жизнь и жизнь народа после своей смерти. Пророчество это передавалось из уст в уста, а потом было записано, потому что все сбылось. Так появилась письменная Тора, Ветхий Завет. До Моисея наверняка жили пророки, еще более сильные. Они видели на десятки тысяч лет, но не могли описать то, что видели. Если Ной или кто там еще видел через двадцать тысячелетий появление звездолетов, полеты на ракетопланах, телевидение… как он мог рассказать об этом соплеменникам? Никак. Общие фразы. Туман.
— Вот-вот, — сказала Ландовска. — Продолжайте, у вас это хорошо получается.
— Могу продолжить, — я пожал плечами и посмотрел на Фарамона, который, кажется, опять заснул, голова его болталась из стороны в сторону, будто тряпичная. — Я могу продолжить, но у меня нет времени вести эту любопытную дискуссию о свободе воли. Если вы мне скажете, при чем здесь судьба Лучано…
— Максим! — Ландовска была разочарована моей очевидной для нее тупостью. — Максим, если вы мне скажете, что еще не поняли, при чем здесь судьба Лучано…
— Да понял, — с досадой сказал я. — Понял после того, как побывал в шкуре Нострадамуса. Но мне сейчас нужно действовать, а развивать теоретические идеи мы сможем потом. Вы-то, Ванда, разве не понимаете, что ситуация все больше выходит из-под контроля? Спросите хотя бы у этого вашего пророка… А то ему скучно нас слушать.
Голова Фарамона немедленно приняла вертикальное положение.
— Да, — сказал он, будто и не спал вовсе. — Именно да.
Ландовска повернулась к нему и пропела какую-то длинную фразу. Татьяна внимательно прислушивалась и, по-моему, приходила в тихое отчаяние. Интересно, что могла сказать Ландовска? О чем спросить?
Неожиданно Фарамон пришел в возбуждение. Фарамон вскочил на свои короткие ножки, Фарамон бегал вокруг стола и несколько раз обежал вокруг Ландовской, Фарамон жестикулировал и вращал глазами, что и вовсе производило комическое впечатление. Но главное — Фарамон говорил. Без остановки, не прерывая фразу даже для того, чтобы перевести дыхание. Впрочем, я мог ошибаться, и пророк вовсе не был возбужден, а дыхание у него было спокойным, что я знал о физиологии аборигенов Альцины?
Прошло минуты три прежде, чем пророк замолчал, повернулся в мою сторону и произнес:
— Ты. Да. Только.
— Это понятно, — сказал я. — Конечно, только я, кто же еще? Вопрос — что? И еще, — я повернулся к Ландовской, — если вашему пророку для предвидения результата нужна информация, то пусть он примет к сведению, что братья и сестры Лучано Грапетти покинули свои планеты и, судя по всему, направляются к системе Альцины. И, если в течение максимум двух суток я не найду Грапетти, может случиться беда. Мое начальство на Земле вряд ли будет спокойно смотреть, как…
— Да это все понятно, — прервала меня Ландовска. — Фарамон сказал и об этом тоже. Но, видите ли, Максим… Он хороший пророк, но каждый пророк хорош в пределах своей системы ценностей. В конце концов, Нострадамус, если вы помните, тоже не занимался предсказаниями будущего жителей Пандоры…
— Не знал он ни о какой Пандоре, — с досадой сказал я.
— Вот именно, — подхватила Ландовска. — И Фарамон не знает ни о ком из тех людей, что вас интересуют. Кроме Лучано, который, поселившись на Альцине, был включен в ее ареал. И только в связи с личностью Лучано Фарамон может…
— Ванда! — воскликнул я. — Мы увязнем в очередном споре. Что сказал этот пророк — в двух словах?
— Фарамон утверждает, что Лучано нет в астрологических домах Альцины. Сегодня в полдень Кусбар входит в знак Бресо, и при этом аспект Переная приходится на восьмой дом — дом Ферна. Еще утром он не мог этого утверждать точно, потому что тогда знаки стояли иначе. Все изменилось примерно в девять утра по времени Альцины-прим. Вы можете сказать, что произошло в это время?
Я подумал. Пять часов назад… С Экселенцем я говорил позднее… Корней Яшмаа покинул Гиганду вчера. Остальные близнецы, похоже, вылетели еще раньше. Пять часов назад… Пожалуй…
— Звездолет «Антиной», рейс с Надежды, должен был выйти из нуль-т в системе Альцины примерно в это время, — сказал я медленно. — Это легко проверить — свяжитесь с информом космопорта. Если я прав, сейчас «Антиной» маневрирует на расстоянии десяти астрономических единиц, готовясь к посадочному прыжку.
Татьяна, не дожидаясь просьбы Ландовской, поднялась и подошла к терминалу. Наверняка все так, — подумал я. По времени совпадает. Матильда Геворкян вот-вот прибудет. Ну и что? Что это нам дает? Я и так знал после разговора с Экселенцем, что близнецы устремились на Альцину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39