Я отправляю к тебе Хаима и Рахель. Сам остаюсь. Я полон энергии. Я счастлив, - все идет хорошо, и я убежден как никогда в нашей правоте.
Я помню, что должен вернуться с таким расчетом, чтобы не оставлять тебя одного с новыми олим. Уверен, что вернусь даже раньше них, и мы встретим их вместе. Если и ошибусь во времени, то не больше, чем на час-два. Подождите меня, не уходите.
С Божьей помощью алия началась."
И закончилась.
Потому что Барак не вернулся. Над горой Кармель взошло солнце. Хаим с Рахелью стояли, взявшись за руки, и восторженно, будто дети, смотрели на море, порт, белые буруны новых домов, протянувшиеся по склону, на корабли, стоящие в бухте, громаду гипермаркета, в стеклянных гранях которого солнце оставило множество разноцветных бликов. Они ни о чем не спрашивали. Чтобы о чем-то спросить, нужно хотя бы что-то понять. Хаим с Рахелью только сейчас родились в этом мире.
А Рубинов сидел на плоском камне, два туго набитых мешка - весь скарб новых репатриантов - лежали у его ног. Исторические реликвии четырнадцатый век. Савелию было страшно. Он привык во всем, что касалось практической стороны дела, полагаться на своего друга. Он и мысли не допускал, что Барак может не вернуться. Почему он может не вернуться? Разве что сам решил остаться. Это же не механизм, не машина Уэллса, которая может испортиться. Это - в глубине себя, нужно лишь желание вернуться. Только желание.
Может, Барак ошибся в сроках и вернется через час?
На тропинке, что вилась по склону, появилась группа людей. О чем-то громко переговариваясь, они спешили наверх. Хаим с Рахелью отступили в сторону, они еще не привыкли, им пока не нужны были люди Израиля.
- Хаим, - сказал Рубинов, - пожалуйста...
Он показал жестом, что нужно уходить. Господи, как же он будет объясняться? Он не знает ладино, а евреи Испании не говорили на иврите в быту, это был язык Торы, молитв. Барак, ты не можешь меня так бросить, воззвал Рубинов, пожелав, чтобы мысль его отправилась вспять во времени и настигла друга, где бы и когда он ни был. Он хотел воззвать и к Творцу, в которого не верил, но не знал - как. И зачем - тоже не знал.
На его часах было девять, когда они спустились к первым городским кварталам. Рубинов вел Хаима за руку, а тот держал за руку жену и тащил на плече оба мешка, и с этой своей ношей выглядел просто нелепо. Рубинов думал, что новые олим насмерть перепугаются, когда увидят автомобиль, но, видимо, предварительная обработка, которой их подверг Барак, включала также информацию о технике двадцать первого века. А может, состояние шока, в котором пребывали Хаим с Рахелью, загнало в глубину все естественные реакции, и тогда - пройдет время - они могут просто сойти с ума.
Куда же с ними? В Сохнут? В министерство абсорбции? Домой?
Рахель неожиданно остановилась, и Рубинов, отпустив руку Хаима, едва успел подхватить женщину, чтобы она не ударилась головой об острый угол тумбы почтового ящика.
Что было потом, он помнил плохо. В конце концов, есть пределы человеческому напряжению. Надо сказать, что Рубинов мог бы быть и повыносливее. Но это мое личное мнение, вы можете с ним и не согласиться.
Рубинов утверждал, что никогда больше не видел ни Хаима, ни Рахель. Нервный срыв оказался весьма глубоким. Я мог не поверить словам Савелия, но передо мной выписка из его медицинской карты. Он действительно две недели находился в состоянии комы. Подозревали инфекционный менингит, но диагноз не подтвердился. Думаю, что признаки были чисто внешними. Думаю это, повторяю, лишь моя версия, - что Рубинов пытался там, на склоне горы Кармель, вернуть Хаима с Рахелью домой, в XIV век, на том и надорвался. Сам он этого не помнил. Во всяком случае, во время нашей единственной беседы, когда я осторожными намеками пытался подвести его к этой мысли, он никак не реагировал на мои усилия.
Выглядел он плохо. Ему можно было дать все шестьдесят.
- Зачем вам знать все это? - спросил он меня. - Моше не вернулся. Я справлялся в полиции о Хаиме и Рахели, но меня не захотели даже выслушать. С моим-то ивритом... А полгода спустя сняли Поллака, этого сохнутовского босса, и слухи ходили всякие, но я тогда понял, что это было связано с нашей работой. Я могу себе представить, как Хаим с женой сейчас в каком-нибудь кибуце... или мошаве... их, наверно, считают немного тронутыми...
- Вы не пробовали их найти?
- Пробовал, обращался даже в министерство внутренних дел. Ничего. Я побывал во всех университетах, говорил со специалистами по средневековой Испании. Ведь для них эти двое - дороже любого золота. Такие рассказы... Господи, даже просто одежда - историческая реликвия. Нет, никто ничего не знает.
- Как вы думаете, Савелий, почему все же не вернулся Барак?
Мы сидели с Рубиновым в его съемной однокомнатной квартире, за которую он платил почти все свое жалование сторожа, на кухне протекал кран, нудными каплями мешая разговору, чай остыл. Рубинов долго молчал, и я, подумав, что он просто не хочет касаться этой, самой больной для него темы, решил перевести разговор.
Неожиданно Савелий встал и вытянул из груды сваленных на полу книг большой том на русском - в плотном коленкоровом переплете. "История Испании", издательство Санкт-Петербургского университета, год 1898.
- Это один наш историк привез, - объяснил Рубинов, - а я одолжил у него и вот уж третий месяц не возвращаю.
Он открыл книгу на заложенной странице и протянул мне. Текст я привожу здесь полностью, без комментариев и выводов. Какие выводы сделал Рубинов, вы можете догадаться сами, а мои комментарии вряд ли прояснят ситуацию.
"Испания конца XIV века еще не подошла к тому жестокому периоду в своей истории, который связан с деятельностью инквизиции. Но тайная вражда католицизма и иудаизма и в те времена приводила к трагедиям. В частности, испанская хроника "Ворота истины", датированная 1401 годом, содержит описание процесса над евреем Хаимом Бараком, обвиненным церковью в ритуальном убийстве своих соотечественников, супругов Толедано, которых в городе многие знали. Трупы не нашли, но это не помешало судьям, по указанию кардинала Толедского, вынести обвинительный вердикт. Барак был приговорен к повешению, казнь произошла на Ратушной площади и послужила сигналом к началу большого погрома, завершившегося гибелью около ста евреев."
- Здесь написано - Хаим, - сказал я.
- Он мог назваться и так...
- Савелий, а что же с вашей главной идеей? Точнее, с идеей Барака. Вы тоже думаете, что Мессия придет только после того, как в Израиле соберутся евреи не только из всех стран рассеяния, но и из всех времен?
Рубинов опять долго молчал, нервно потирая правый висок пальцами, и я вновь уже был готов отступить, когда он сказал:
- Если бы это было физически невозможно, я бы сказал "нет, я так не думаю". В конце концов, я вовсе не стал верующим. Но ведь это было! Значит, это может быть. Может! А Тору толковали по-всякому. И разве могли даже самые мудрые из наших мудрецов две тысячи или тысячу лет назад придти к мысли о том, что воскрешение тел должно достаться Сохнуту, а Мессия возьмет на себя воскрешение душ?
- Савелий, вы не можете себе простить, что не пошли в прошлое вместо Моше?
Я не должен был задавать этого вопроса, я понял это сразу, но слова как-то неожиданно для меня самого сорвались с губ. Рубинов не ответил.
1 2 3 4 5