Но оппозиция эта может быть только пассивной, как и во дни Бисмарка.
С 1919 года стало уже ясно, что новое движение должно опереться на массы.
Национализация масс никогда не может быть половинчатой, она должна быть определенной и фанатической.
Нужно всегда помнить, что массы состоят не из дипломатов и профессоров: человек, который желает руководить массами, должен прежде всего иметь ключ к их сердцам.
Главная масса, которую должно было завоевать молодое движение — масса рабочих. Рабочие должны были быть выведены из состояния бедности, в котором они находились, освобождены от ереси интернационализма, подняты на более высокий культурный уровень, сплочены в одно твердое и ценное целое и исполнены национального чувства.
Достигнуть всего этого можно было отчасти при помощи пропаганды. Особенно хороши в таких случаях митинги, причем нужно помнить, что более всего успеха имеет тот оратор, который делает расчет не на умнейшего, а на непосредственного слушателя.
Будущие движения зависят от фанатизма, от нетерпимости, с которой каждый его защитник будет отстаивать свое дело.
Защитники движения не должны бояться ненависти врагов нашей нации; наоборот, они должны искать этой ненависти.
Человек, на которого не нападают в еврейской прессе, не настоящий германец и не настоящий национал-социалист. Лучшая рекомендация для каждого нашего соратника — это ненависть к нему со стороны его противников.
Наше движение началось в Мюнхене. В первое время нас было очень мало и нас никто не знал. Постепенно мы стали однако расширять этот ограниченный круг.
Приглашения на наши собрания мы писали от руки или на машине, т.к. не имели возможности печатать их типографским способом. Помню однажды я лично доставил 80 таких приглашений. Мы ожидали тогда, что публики на это собрание соберется Бог знает сколько, увы — мы прождали целый час и начали собрание с семью членами организаторами.
На следующий раз мы по подписке собрали между собой небольшую сумму денег и дали объявление в независимой газете «Мюнхенер Беобахатер». На этот раз успех наш был огромен.
В комнате, специально нанятой для собрания, сошлось, как сейчас помню, 111 человек.
Первая речь была произнесена мюнхенским профессором; я выступил вторым. Я говорил полчаса и тут только инстинктивно понял, что умею говорить. По окончании моей речи слушатели были настолько наэлектризованы, что немедленно собрали между собой 300 марок, чтобы заплатить за помещение, сняв с нас, таким образом, большую тяжесть.
Председатель нашей партии был тогда Харрер, опытный журналист, но совершенно бездарный оратор.
Вице-председатель Дрекслер был простым рабочим, не умевшим связать пару слов. Кроме того, он никогда не был солдатом и потому страдал нерешительностью. Таким образом, я, в то время простой солдат, сделался постоянным оратором. Марксисты ненавидели нас уже тогда. Самое наше название «Германская рабочая партия» возмущали их, как интернационалистов.
В начале 1920 года я настоял на созыве большого первого массового митинга. Харрер не соглашался со мной заявляя, что для такого митинга время еще не настало, и подал в отставку. Место Харрера занял Дрекслер, а я взял на себя пропагандную сторону движения, которое с тех пор стало неуклонно развиваться.
24 февраля 1920 года состоялся наш первый массовый митинг. Для того, чтобы наш флаг больше бил в глаза, мы остановились на красном цвете.
Митинг был назначен на 7:30 вечера.
Когда в 7:15 я вошел в зал, мое сердце забилось от радости — публики было столько, что буквально яблоку негде было упасть.
Я выступил вторым оратором. В начале меня несколько раз прервали мои противники и моим товарищам с трудом удалось восстановить порядок.
Спустя полчаса, когда я объяснил все 25 пунктов нашей программы, зал гремел аплодисментами.
Передо мною была толпа, обращенная в новую политическую веру.

Часть 2
1. О марксизме, расе и государстве
Совершенно бесспорно, что новое движение не могло иметь какой-либо надежды на развитие и успех, если бы в сердцах его последователей с самого начала не было укреплено твердое убеждение, что это движение не является «предвыборной приманкой», а представляет собой совершенно новое учение.
Давно известно, что как только кончается предвыборная горячка, начинается рутина. Парламентарий, избранный на срок в пять лет, отправляется в парламент как в контору. Часто он только расписывается в членской книге и возвращается домой.
При таком отношении парламентариев к работе неудивительно, что у парламента нет достаточно сил для того, чтобы бороться с марксизмом.
Поэтому создается такое положение — с одной стороны слабая, безвольная, парламентская масса, а с другой — тысячи прекрасно вооруженных знанием и техникой борьбы преступников, которые отбрасывают слабых и застенчивых со своего пути, как ненужный балласт.
Мировые идеалы, как бы они ни были прекрасны и возвышенны, никогда не могут быть применимыми в жизни человечества, если они не базированы на принципе борьбы за прочную государственность.
К числу таких нежизненных теорий принадлежит теория интернационального марксизма, выдвинутая евреем Карлом Марксом.
Нечего и говорить о том, что Карл Маркс оказался дальновидным, как может быть дальновиден лишь пророк, сделав ставку на слабость и развращенность лиц, стоявших у власти. Его расчет был правилен до малейших деталей. Что же касается его цели, то таковой конечно был лишь торжеством его расы:
В моей работе я базировался совершенно на обратном.
Взяв из бесформенной массы идей об универсальном благе несколько самых главных, я перековал их в сжатую, почти догматическую форму.
Так создалась доктрина Национал-социалистической германской рабочей партии.
В германском народе можно резко различить три группы.
Первая — это та, которая представляет собою людей охотно подчиняющихся правительству. Для них государство есть нечто неприкосновенное, а потому они часто бывают совершенно по-собачьи преданы властям.
Вторая группа считает, что народ не должен служить государству, становясь при этом на ту же точку зрения, что государство должно служить народу.
Эти люди нередко высказывают критические взгляды по-адресу правительства. Это нормальные германские буржуа, а также так называемые либеральные демократы.
Третья группа — это люди смотрящие на государство, как на экипаж, в котором они могут ехать куда захотят к своим собственным, зачастую совершенно туманным целям.
В период до Великой Войны эти люди совершенно безответственно жонглировали идеей германизма считая, что германца можно сделать из кого угодно: из китайца, из негра, если он только изучит немецкий язык и выразит согласие голосовать за какую-либо политическую партию.
Такой процесс, если бы он имел успех, привел бы не к торжеству германской расы, а наоборот, к ее упадку и вырождению.
Мы должны заботиться не о германизации других народов, а о германизации наших земель, памятуя, что чужая кровь может оказать только дурное влияние на нашу расу.
Что касается государственного аппарата, то мы должны относиться к нему, не как к цели, а как к способу.
Государство есть базис, на котором должна стоять культура нации, а вовсе не источник культуры, как предполагается некоторыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98