А чем мне можно помочь? Омоложения не существует. Ты, я говорю, лишь не забудь на похороны мои прийти. Мы с ним до сих пор на «ты».
Лидия. Роджер! Я говорила? Мы спасены!
Мумия. Ну, ну, не радуйтесь преждевременно. Власть-то у него большая, да захочет ли?
Лидия. А вы попросите… Я готова на коленях стоять. Миленькая, хорошая, позвоните ему. Сейчас же… не откладывая.
Дэвис. Если вы сочтете возможным потревожить человека среди ночи…
Мумия. Сразу видно заграничную птичку. Советскому человеку подобный вопрос бы и в голову не пришел. Он знает: наши органы не дремлют. Они, как совы, бодрствуют по ночам… оберегая сон советских людей. Совсем заболталась. Издержки советского патриотизма. Сейчас поищу телефон. И если он не позабыл о моем существовании, то вполне может статься, что все еще, возможно, образуется. У меня телефон, извините, в спальне. Попробую дозвониться. А вы тут без меня не скучайте. И… не теряйте надежды.
Мумия, с котом на руках, покинула комнату.
Попугай (до этого дремавший в клетке, вдруг отчетливо повторил скрипучим голосом последние слова хозяйки). Не теряйте надежды.
Даже у Роджера проступила улыбка, а Лида рассмеялась. Она перегнулась через ручку кресла к любовнику, положила его руку к себе на колено и улыбнулась ему.
Дэвис. Никогда прежде не поверил бы, что мое будущее, вся моя жизнь будет зависеть от какой-то дряхлой старушки…
Лидия. Ты несправедлив. Это не просто старушка, это — ведьма. Я же тебе говорила. Ведьма с обширными связями… в самых высших инстанциях.
Дэвис. Если она… эта добрая фея… сумеет все уладить, я завалю ее комнату подарками, а сам напьюсь на радостях так, как это не удавалось даже моей бедной Джейн.
Из приоткрывшейся двери спальни показалась дымящая сигарета в длинном мундштуке.
Мумия. Вы готовы? Едем.
42. Экстерьер.
Улицы Москвы.
(Ночь)
У массивного подъезда, охраняемого часовыми, стоит автомобиль Дэвиса. Его самого нет. Лидия и Мумия дожидаются его возвращения в машине.
Мумия. Учти, душечка, операция близится к концу. Поздравляю тебя: мы вышли на финишную прямую, как говорят спортивные комментаторы. Сейчас там, наверху, наш бедный Роджер теряет последние остатки своей невинности. Ему ничего не остается, как принять предложение генерала отныне сотрудничать с нами. В противном случае — он конченный человек.
Он будет опозорен. Жена его бросит, а ее влиятельный папаша уж проследит за тем, чтобы имя Роджера Дэвиса больше никогда не фигурировало в списках британских дипломатов. Даже самого низкого ранга. Дэвис не пойдет на это. Он — карьерист. Доказательство этому — женитьба на дочери такого влиятельного лица. А вот и он, голубчик. Ух, лица на бедном нет. Спекся.
Мумия вылезла из машины и с участием заглянула Дэвису в лицо.
Мумия. Я понимаю, что вам не до меня сейчас, но, как лицо, рекомендовавшее вас, я хотела бы знать, что сказал генерал.
Дэвис. Он сказал то, что я и предполагал. Самый худший и страшный изо всех вариантов.
Мумия. Я — человек посторонний. И к тому же — маленький. Я только хотела вам помочь. Не стану проявлять излишнего любопытства. Лишь один вопрос. Он вам что-нибудь пообещал?
Дэвис. Обещал. Утром мне вернут документы.
Лидия. Это уже неплохо. Поздравляю, Роджер!
Дэвис. Он дал мне сутки на размышление… и если я не приму его условий, то на мне можно поставить крест. Бог ты мой! Я стал жертвой чудовищного шантажа.
Лидия обняла Дэвиса.
Лидия. Мужайтесь, Роджер. Все ведь зависит от вас. Впереди еще целые сутки.
43. Интерьер.
«Ласточкино гнездо».
(День)
Раздается звонок телефона, и Лидия поспешно снимает трубку.
Лидия. Джейн, это ты, дорогая?
Голос Джейн. Я звоню из аэропорта. Мы уезжаем в Лондон. Всей семьей. Внезапно. Не знаю почему. Роджер в ужасном состоянии. Я звоню тебе, чтоб попрощаться, хотя он запретил мне разговаривать с кем бы то ни было в Москве. Прощай, милая. Я к тебе так привязалась. Мне в Лондоне будет тебя недоставать.
Лидия. До свидания, Джейн. Зачем «прощай»? Мы увидимся в Лондоне. Наша группа переезжает туда, чтоб продолжить съемки фильма. Алло! Ты слышишь меня? Алло!
В трубке послышались короткие, отрывистые гудки отбоя.
44. Интерьер.
Дом родителей Лидии.
(День)
В этой небогатой и тесной квартире ощущается провинция. Старомодный, с бахромой, абажур над большим обеденным столом, застланном скатертью с ручной вышивкой. Множество разнокалиберных фотографий в единой раме под стеклом. Резной темный буфет с бутылями домашней наливки, увенчанными горками сахара. Под балками потолка по стенам гирляндами провисают связки репчатого лука и чеснока.
Лидию, видно, только что с поезда, облепили, затискали домочадцы. Отец с матерью, две сестренки и братишка.
Лидия. Задушите! Ой, как выросли!
Отец. На своих харчах, под своей крышей, чего им не расти?
Мать. А ты еще пореже приезжай — совсем не узнаешь.
Лидия. Так ведь прежде-то денег на дорогу не могла собрать, а нынче времени совсем в обрез, на один день только и отпустили.
Отец. Знаем. Чего там! В газетах читали! Высоко летаешь, дочь! Гляди, где сядешь!
Мать. Не каркай! Ничем ему не угодишь. На радостях уже, никак, клюкнул?
Отец. А как же по-твоему? Каждый день к нам, что ли, знаменитая дочь приезжает? Я уж и гостей позвал. Пусть полюбуются, кого мы с тобой, жена, на свет произвели. Ух, девка, мало я тебя в детстве порол! Еще бы выше взлетела.
Мать. Уймись! Кому сказала! Дочь в кои-то веки домой заглянула, а он плетет невесть что. Ты на него не обижайся, Лидуся. Это он от радости. Совсем одурел, как в газетах про тебя напечатали. Все газеты скупил и уж который раз перечитывает. Даже очки для чтения новые справил.
Лидия. Папочка, милый! Я тебя очень люблю! И тебя, мамуля! А уж вы, мелюзга, у меня из памяти совсем не выходите. Так мне с вами хорошо! Даже не представляете. И никуда бы я не ехала за границу. С вами бы вот тут сидела и в Москву бы нос не казала. Жили бы тихо-мирно. Господи, много ли мне нужно?
Мать. Что, дочь, говоришь, не пойму? Тебе такая дорога открывается. Все перед тобой… к твоим ногам. Только бы и радоваться, а у тебя… глаза на мокром месте.
Лидия. Мамочка, дорогая! Ой, не спрашивай. Худо мне, невмоготу. А сказать не могу. Даже вам.
Мать. Ой, горе мне! Неладно с тобой, Лидка?
Отец. Да слушай ты ее! Под отчий кров попала — вот и расслабилась. Хоть вымахала, а все дитя. К мамке тянет. В такой дальний путь снарядилась. Это ж тебе не в Воронеж или в Тамбов. В самый Лондон… столицу Британской империи. Будь она неладна… Шутка ли! Нервишки перетянуло. Невольно взвоешь.
44а.
Веранда того же дома.
(Ночь)
Через широкое окно веранды, раскрытое настежь, видно все, что происходит в доме. А там во всю кипит праздничное застолье. Гостей полно, не протолкнуться. Стол перегружен посудой и бутылками. Гости распарились, осоловели от выпитого. Больше всех гомонит совсем перебравший отец Лидии. Под чей-то аккордеон он выплясывает на свободном пятачке и приглашает свою дочь, тоже изрядно захмелевшую, присоединиться к нему. Под громкое одобрение гостей и оглушительные хлопки в ладоши Лидия идет танцевать с отцом, пляшет залихватски, самозабвенно, не как столичная актриса, а как простая, незамысловатая девушка, вроде никогда и не покидавшая этот тихий городок.
А на веранде кипят свои страсти. Тут дети снимают портновским «сантиметром» друг с дружки размеры, а старшая сестренка Лидии записывает аккуратно все цифры на бумаге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Лидия. Роджер! Я говорила? Мы спасены!
Мумия. Ну, ну, не радуйтесь преждевременно. Власть-то у него большая, да захочет ли?
Лидия. А вы попросите… Я готова на коленях стоять. Миленькая, хорошая, позвоните ему. Сейчас же… не откладывая.
Дэвис. Если вы сочтете возможным потревожить человека среди ночи…
Мумия. Сразу видно заграничную птичку. Советскому человеку подобный вопрос бы и в голову не пришел. Он знает: наши органы не дремлют. Они, как совы, бодрствуют по ночам… оберегая сон советских людей. Совсем заболталась. Издержки советского патриотизма. Сейчас поищу телефон. И если он не позабыл о моем существовании, то вполне может статься, что все еще, возможно, образуется. У меня телефон, извините, в спальне. Попробую дозвониться. А вы тут без меня не скучайте. И… не теряйте надежды.
Мумия, с котом на руках, покинула комнату.
Попугай (до этого дремавший в клетке, вдруг отчетливо повторил скрипучим голосом последние слова хозяйки). Не теряйте надежды.
Даже у Роджера проступила улыбка, а Лида рассмеялась. Она перегнулась через ручку кресла к любовнику, положила его руку к себе на колено и улыбнулась ему.
Дэвис. Никогда прежде не поверил бы, что мое будущее, вся моя жизнь будет зависеть от какой-то дряхлой старушки…
Лидия. Ты несправедлив. Это не просто старушка, это — ведьма. Я же тебе говорила. Ведьма с обширными связями… в самых высших инстанциях.
Дэвис. Если она… эта добрая фея… сумеет все уладить, я завалю ее комнату подарками, а сам напьюсь на радостях так, как это не удавалось даже моей бедной Джейн.
Из приоткрывшейся двери спальни показалась дымящая сигарета в длинном мундштуке.
Мумия. Вы готовы? Едем.
42. Экстерьер.
Улицы Москвы.
(Ночь)
У массивного подъезда, охраняемого часовыми, стоит автомобиль Дэвиса. Его самого нет. Лидия и Мумия дожидаются его возвращения в машине.
Мумия. Учти, душечка, операция близится к концу. Поздравляю тебя: мы вышли на финишную прямую, как говорят спортивные комментаторы. Сейчас там, наверху, наш бедный Роджер теряет последние остатки своей невинности. Ему ничего не остается, как принять предложение генерала отныне сотрудничать с нами. В противном случае — он конченный человек.
Он будет опозорен. Жена его бросит, а ее влиятельный папаша уж проследит за тем, чтобы имя Роджера Дэвиса больше никогда не фигурировало в списках британских дипломатов. Даже самого низкого ранга. Дэвис не пойдет на это. Он — карьерист. Доказательство этому — женитьба на дочери такого влиятельного лица. А вот и он, голубчик. Ух, лица на бедном нет. Спекся.
Мумия вылезла из машины и с участием заглянула Дэвису в лицо.
Мумия. Я понимаю, что вам не до меня сейчас, но, как лицо, рекомендовавшее вас, я хотела бы знать, что сказал генерал.
Дэвис. Он сказал то, что я и предполагал. Самый худший и страшный изо всех вариантов.
Мумия. Я — человек посторонний. И к тому же — маленький. Я только хотела вам помочь. Не стану проявлять излишнего любопытства. Лишь один вопрос. Он вам что-нибудь пообещал?
Дэвис. Обещал. Утром мне вернут документы.
Лидия. Это уже неплохо. Поздравляю, Роджер!
Дэвис. Он дал мне сутки на размышление… и если я не приму его условий, то на мне можно поставить крест. Бог ты мой! Я стал жертвой чудовищного шантажа.
Лидия обняла Дэвиса.
Лидия. Мужайтесь, Роджер. Все ведь зависит от вас. Впереди еще целые сутки.
43. Интерьер.
«Ласточкино гнездо».
(День)
Раздается звонок телефона, и Лидия поспешно снимает трубку.
Лидия. Джейн, это ты, дорогая?
Голос Джейн. Я звоню из аэропорта. Мы уезжаем в Лондон. Всей семьей. Внезапно. Не знаю почему. Роджер в ужасном состоянии. Я звоню тебе, чтоб попрощаться, хотя он запретил мне разговаривать с кем бы то ни было в Москве. Прощай, милая. Я к тебе так привязалась. Мне в Лондоне будет тебя недоставать.
Лидия. До свидания, Джейн. Зачем «прощай»? Мы увидимся в Лондоне. Наша группа переезжает туда, чтоб продолжить съемки фильма. Алло! Ты слышишь меня? Алло!
В трубке послышались короткие, отрывистые гудки отбоя.
44. Интерьер.
Дом родителей Лидии.
(День)
В этой небогатой и тесной квартире ощущается провинция. Старомодный, с бахромой, абажур над большим обеденным столом, застланном скатертью с ручной вышивкой. Множество разнокалиберных фотографий в единой раме под стеклом. Резной темный буфет с бутылями домашней наливки, увенчанными горками сахара. Под балками потолка по стенам гирляндами провисают связки репчатого лука и чеснока.
Лидию, видно, только что с поезда, облепили, затискали домочадцы. Отец с матерью, две сестренки и братишка.
Лидия. Задушите! Ой, как выросли!
Отец. На своих харчах, под своей крышей, чего им не расти?
Мать. А ты еще пореже приезжай — совсем не узнаешь.
Лидия. Так ведь прежде-то денег на дорогу не могла собрать, а нынче времени совсем в обрез, на один день только и отпустили.
Отец. Знаем. Чего там! В газетах читали! Высоко летаешь, дочь! Гляди, где сядешь!
Мать. Не каркай! Ничем ему не угодишь. На радостях уже, никак, клюкнул?
Отец. А как же по-твоему? Каждый день к нам, что ли, знаменитая дочь приезжает? Я уж и гостей позвал. Пусть полюбуются, кого мы с тобой, жена, на свет произвели. Ух, девка, мало я тебя в детстве порол! Еще бы выше взлетела.
Мать. Уймись! Кому сказала! Дочь в кои-то веки домой заглянула, а он плетет невесть что. Ты на него не обижайся, Лидуся. Это он от радости. Совсем одурел, как в газетах про тебя напечатали. Все газеты скупил и уж который раз перечитывает. Даже очки для чтения новые справил.
Лидия. Папочка, милый! Я тебя очень люблю! И тебя, мамуля! А уж вы, мелюзга, у меня из памяти совсем не выходите. Так мне с вами хорошо! Даже не представляете. И никуда бы я не ехала за границу. С вами бы вот тут сидела и в Москву бы нос не казала. Жили бы тихо-мирно. Господи, много ли мне нужно?
Мать. Что, дочь, говоришь, не пойму? Тебе такая дорога открывается. Все перед тобой… к твоим ногам. Только бы и радоваться, а у тебя… глаза на мокром месте.
Лидия. Мамочка, дорогая! Ой, не спрашивай. Худо мне, невмоготу. А сказать не могу. Даже вам.
Мать. Ой, горе мне! Неладно с тобой, Лидка?
Отец. Да слушай ты ее! Под отчий кров попала — вот и расслабилась. Хоть вымахала, а все дитя. К мамке тянет. В такой дальний путь снарядилась. Это ж тебе не в Воронеж или в Тамбов. В самый Лондон… столицу Британской империи. Будь она неладна… Шутка ли! Нервишки перетянуло. Невольно взвоешь.
44а.
Веранда того же дома.
(Ночь)
Через широкое окно веранды, раскрытое настежь, видно все, что происходит в доме. А там во всю кипит праздничное застолье. Гостей полно, не протолкнуться. Стол перегружен посудой и бутылками. Гости распарились, осоловели от выпитого. Больше всех гомонит совсем перебравший отец Лидии. Под чей-то аккордеон он выплясывает на свободном пятачке и приглашает свою дочь, тоже изрядно захмелевшую, присоединиться к нему. Под громкое одобрение гостей и оглушительные хлопки в ладоши Лидия идет танцевать с отцом, пляшет залихватски, самозабвенно, не как столичная актриса, а как простая, незамысловатая девушка, вроде никогда и не покидавшая этот тихий городок.
А на веранде кипят свои страсти. Тут дети снимают портновским «сантиметром» друг с дружки размеры, а старшая сестренка Лидии записывает аккуратно все цифры на бумаге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23