– Однако, ваше величество, – вновь начал один из депутатов, – в случае если бы сограждане наши поручили нам сдать Руан, каковы были бы ваши условия?
Лицо короля просияло в торжествующей улыбке.
– Мои условия, – отвечал он, – это условия, какие предъявляются людям, взятым в плен с оружием в руках, и покоренному городу: город и его жители – в полное мое распоряжение.
– В таком случае, государь, – решительно сказали депутаты, – пусть защитой нам служит милость господня, ибо все мы – мужчины и женщины, старики и дети – скорее погибнем все до последнего, нежели сдадимся на таких условиях.
С этими словами они почтительно поклонились королю и, простившись с ним, вернулись в город передать условия англичан несчастным жителям, с нетерпением ожидавшим их возвращения.
Узнав об условиях английского короля, доблестные руанцы единодушно воскликнули: «Жить или умереть, сражаясь, но не покориться воле англичан!» Было решено, что следующей же ночью они проделают брешь в стене, подожгут город и с оружием в руках, поставив в середину своих жен и детей, пройдут через всю английскую армию, двигаясь туда, куда поведет их бог.
Об этом героическом решении король Генрих узнал еще вечером: ему сообщил о нем Ги-де-Бутилье. Однако Генриху нужен был город, а не пепелище, и он направил к осажденным герольда с нижеследующими условиями, которые были оглашены на городской площади.
Во-первых, жители Руана должны были заплатить сумму в триста пятьдесят пять тысяч экю золотом, монетою французской чеканки.
Условие это было принято.
Во-вторых, король требовал, чтобы ему, в полное его распоряжение, были выданы три человека, а именно: мессир Робер де Линэ, главный викарий архиепископа Руанского, начальник канониров Жан Журден и вожак простолюдинов Ален Бланшар.
Ответом на это был всеобщий крик негодования. Ален Бланшар, Жан Журден и Робер де Линэ выступили вперед.
– Это наше дело, а не ваше, – сказали они, обратившись к своим согражданам. – Мы готовы сдаться английскому королю, и никого это не касается. Позвольте же нам идти.
Народ расступился, и три мученика направились в английский лагерь.
В-третьих, король Генрих потребовал от всех без исключения жителей Руана верности, присяги и повиновения ему и его преемникам, со своей стороны обещая им защиту против любой силы и насилия и сохранение за ними привилегий, льгот и свобод, которыми они пользовались со времен короля Людовика. Те же из граждан, которые пожелали бы покинуть город, дабы не подчиняться этому условию, могли уходить, но только в одежде, которая была на них, а их имущество передавалось в пользу английского короля; люди военные должны были отправиться туда, куда победителю угодно было их послать, причем весь путь совершить пешком, с посохом в руке, подобно паломникам или нищим.
Условие было суровым, но его пришлось принять.
Как только осажденные дали клятву выполнять договор, король разрешил умиравшим с голоду людям приходить за съестными припасами в английский лагерь: все там было в таком изобилии, что целый баран стоил не больше шести парижских су.
События, о которых мы рассказали, произошли 16 января 1419 года.
Вечером 18 января, в канун того дня, который был назначен англичанами для вступления в покоренный город, герцог Бретонский, не знавший о сдаче Руана, прибыл в лагерь Генриха, чтобы предложить ему свидание с герцогом Бургундским и начать переговоры о снятии осады. Король Генрих пожелал оставить герцога в неведении, сказал, что ответ он даст на другой день, и весь вечер провел с ним в доброй дружеской беседе.
На другой день, 19 января, в восемь часов утра король пришел в шатер герцога и пригласил его прогуляться на гору св.Екатерины, откуда виден весь город Руан. Паж, ожидавший у входа, держал под уздцы двух прекрасных лошадей – одну для короля, другую для герцога. Последний согласился совершить прогулку в надежде, что, оставшись с королем с глазу на глаз, он улучит подходящую минуту и сумеет склонить его к свиданию, о котором просил.
Король повел своего гостя на западный склон горы св.Екатерины. Густой туман, поднявшийся над Сеной, скрывал город целиком, но с первыми лучами солнца порывы северного ветра разорвали серую пелену, и клочья ее быстро исчезли с небосвода, подобно волнам затихающего морского прилива; взору предстала величественная панорама, открывающаяся с того места, откуда и сегодня еще можно видеть остатки римского лагеря, именуемого «Лагерь Цезаря».
Герцог Бретонский с восхищением взирал на эту обширную картину: справа ее замыкала гряда холмов, поросших виноградниками с вкрапленными между ними деревьями; впереди, напоминая огромный, развернутый в долине и волнуемый ветром кусок шелковой ткани, извивалась Сена; чем дальше, тем она становилась все шире и шире, теряясь в необозримой дали, за которой угадывалась близость океана; слева, подобно ковру, простирались богатые и обширные равнины Нормандии, выступающие в море в виде полуострова, на котором, устремив глаза на Англию, вечно бодрствует Шербур – неусыпный часовой Франции.
Но когда герцог перевел свой взор в середину этой картины, глазам его представилось поистине странное и неожиданное зрелище. Покоренный город печально лежал у его ног: на стенах не видно было ни единого флага, все городские ворота были открыты, обезоруженный гарнизон города ожидал на улицах приказа победителей. Все английские воины, напротив, стояли под ружьем с развернутыми знаменами, лошади били копытами, трубили трубы – железное кольцо сжимало город, опоясывая его каменные стены.
Герцог Бретонский угадал истину. Униженно он опустил голову на грудь; позор, покрывший Францию, частично ложился и на него, второго вассала королевства, второй цветок французской короны.
Король Генрих, должно быть, не замечал того, что происходит в душе у герцога; он подозвал оруженосца, шепотом отдал ему какие-то приказания, и тот галопом поскакал прочь.
Спустя четверть часа герцог Бретонский увидел, что гарнизон тронулся в путь. По условиям договора французские воины были разуты, с обнаженными головами и с посохами в руках. Они вышли через ворота Дю-Пон, проследовали берегом Сены до моста Сен-Жар, где по приказу английского короля были поставлены контролеры; они обыскивали рыцарей и воинов, отбирали у них золото, серебро и драгоценные камни, а взамен давали каждому по два парижских су. С некоторых они даже сдирали подбитую куньим мехом или расшитую золотом одежду и заставляли их переодеться в платье из грубого сукна или бархата. Видя такое обращение, те, что шли позади, стали бросать в реку свои кошельки и драгоценности, лишь бы только добро их не досталось врагу.
Когда весь гарнизон был уже по другую сторону моста, король повернулся к герцогу и сказал, улыбаясь:
– Любезный герцог, не угодно ли вам будет войти вместе со мною в мой город Руан? Вы будете в нем желанным гостем!
– Благодарю вас, ваше величество, – отвечал герцог Бретонский. – Однако мне не хочется быть частью вашей свиты: вы, разумеется, победитель, но ведь я-то еще не побежденный…
С этими словами он сошел с лошади, которую предоставил ему король Генрих, прося принять ее от него в подарок, и объявил, что будет ожидать здесь своей свиты и что никакая сила не заставит его ступить ногою в город, который более уже не принадлежит французскому королю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99