Иди сам.
– Ну тогда скажи маме, пусть она поговорит с ней.
Роберта нахмурилась:
– Я маму ни о чем просить не буду. Она и так меня сегодня достала. И все только из-за того, что я сказала, что Фрэнки не помыла за собой ванну. Я вовсе не собиралась устраивать скандал. Очень надо. Я сказала без задней мысли. Просто заметила, что жить было бы легче, если б каждый...
– Ради Бога, Роберта, – говорю, – ты собираешься делать, что я тебе говорю, или нет?
– Ну уж нет, Джимми. И не проси.
– Ах так, – говорю. – Отлично, увидимся утром.
– Джимми! Джимми! Куда ты уходишь?
– А тебе что?
– Джимми, ну нельзя же...
– Пока, – говорю.
– Ты так не сделаешь, Джимми!
– Еще как сделаю, – с горечью говорю я.
Но случай всегда сильнее нас. Из-за угла с криками вываливаются Мак, Джо и Шеннон и бросаются ко мне.
– Пап! – орут все в одну глотку. – Пап, пап, пап! Тебе заплатили? Можно мы посчитаем деньги? Можно нам...
Сквозь гам я слышу чопорный голос мамы:
– Мистер Диллон, кажется, здесь. Будьте добры, подождите минутку...
Эта старая дева из тех, что тащатся от писателей – каких угодно, – к тому же она и правда читала кое-какие мои книжки. Так что из недотепы я превратился в оригинала. Она решила, что я устроился на авиазавод, чтобы написать книгу. Насчет денег, мистер Диллон, – это не к спеху, следующая пятница – ничего страшного. Я же знаю, как у вашего брата писателя. Вечно что-то забудут и перепутают – ха-ха-ха. Уж мне ли не знать! Ха-ха-ха.
Ха-ха-ха...
А я верчусь как уж на сковородке, и одна только мысль меня буровит: как бы Шеннон не выкинула какую-нибудь штуку, или Мак не наделал бы ей в шляпку, или Джо не сморозила что-нибудь некстати. Наконец, часам к шести, мне удалось с шуточками выставить ее за дверь. И надо сказать, в самое время. Пять минут седьмого вламываются Фрэнки с Кларенсом. Кларенс португалец, бывший рыбак, а ныне плотник на верфи, где работает Фрэнки. Они притащили невпроворот пива и еще приволокли тунца килограммов на двадцать пять.
Глава 7
Мне пришлось работать в субботу. Когда меня нанимали, мне было сказано, что я буду работать пять дней в неделю по восемь часов. Но Мун говорил, что он будет, по всей вероятности, работать по субботам, а иногда и по воскресеньям. Правительству нужны самолеты, и как можно скорее. Мне-то это было на руку. По мне, так лучше быть на заводе, чем дома, да и любая сверхурочная работа оплачивается в полтора раза больше. А деньги мне нужны. Я сказал, что оттого, что денег у меня будет больше, чем сейчас, я не стану счастливее. Это не совсем правда. Насколько я помню, папа вел себя с нами немногим лучше, когда у него водились деньги, по сравнению с тем, когда он был на мели, хотя одному Богу известно, не мы ли сами в этом виноваты. Но с деньгами мы его не так хватали за глотку, сейчас то же самое я испытываю на себе. Все же с деньгами жизнь не такая хреновая. У Роберты появились кое-какие развлечения, и она не так изводит меня. И маме я мог что-то подкинуть, а не отговариваться по каждому пустяку. А когда меня совсем припирало, я мог на денек-другой снять номер в отеле или съездить куда-нибудь, а то и просто взять да пройтись по улице и вернуться, когда мне заблагорассудится. Хотя, по правде говоря, я и этого сейчас не мог себе позволить. Как ни смешно, не мог. Сколько ни пытался, все кончалось скандалом. Конечно, объясни я, что и как и куда собираюсь, и почему, и когда вернусь, и пятое и десятое, и умудрись отвести подозрение, что хочу побыть один, – тогда еще куда ни шло. Если б, конечно, я захотел.
Сколько мы ни говорили с Робертой на эту тему, толку никакого.
– Но послушай, Джимми. А если я вот так возьму и пойду гулять? Тебе это как покажется?
– А ты в самом деле этого хочешь?
– Иногда мне так кажется. Как тебе было бы, если б я вот так взяла да ушла, ни слова не сказав, куда и когда вернусь? Тебе бы это показалось странным, правда ведь?
– Правда.
– Неужели ты не понимаешь, что, когда я спрашиваю, куда ты, я это делаю потому, что люблю тебя? Ведь тебе самому бы не понравилось, если б мне было наплевать, разве нет?
– Наверно, не понравилось.
– Мне тоже ужасно надоедает день-деньской дома сидеть. Что ж тут удивительного, если я хочу погулять с тобой.
– Я понимаю, милая...
– А дети буквально боготворят тебя, ты же знаешь, и им хочется побыть с тобой хоть немного. Разве тебе самому не хочется побыть с ними?
– О, Роберта!
– Так как?
– Что – как?
Здесь ничего не поделаешь. Может, деньги помогут. Фрэнки дала нам свою долю на питание за неделю вперед, да еще этот тунец, так что как-нибудь перебьемся. В субботу вечером мы устроили отличный обед: жареный тунец с картофелем и еще салат из авокадо; первый настоящий обед не помню уж с каких пор. Я принял ванну и надел чистую одежду. Фрэнки притащила полпинты кем-то подаренного джина, и мы сделали всем по «Тому Коллинзу». Малышня так навалилась на съестное, что им ни до чего дела не было, – и слава Богу, все сошло гладко. Я уже отработал неделю; Роберта прижималась ко мне бедром, она смеялась каким-то шуточкам Фрэнки, да и мама была в ударе. Словом, все было, как никогда, здорово. Я так разомлел, что чуть не прослезился от блаженства. И тут Джо говорит:
– Будьте любезны передать мне клубней.
Роберта смотрит на нее и перестает улыбаться.
– Давай-ка без твоих штучек, – говорит, – если чего нужно, так и скажи.
Джо тоже перестает улыбаться.
– Картошки, пожалуйста.
– О чем ты раньше думала?
– Да ладно, ма, – говорит Джо. – Пожалуйста, передай мне картошку.
Я передаю ей. Меня аж передернуло, но я не хотел, чтоб все началось снова, и решил лучше все перевести в шутку. Джо можно пронять, если все перевести в шутку.
– У нас здесь не принято говорить на иностранном языке, – бросаю я. – Никакого английского.
Джо не совсем искренне усмехнулась, а сама краешком глаза наблюдает за Робертой.
– Вот именно, – вступает Роберта. – Ну давай, давай, смейся. Вы с папой у нас шибко умные, не правда ли?
– Да оставь ты ее, – говорю. – Хоть раз спокойно пообедаем.
– Джо и не хотела ничего такого, правда ведь, Джо? – не унимается Роберта.
– Как сказала, так и сказала, – говорит Джо.
– Вот и отлично, – продолжает Роберта. – После обеда она помоет посуду. Это немного дурь из нее повыбьет.
– А потом можно погулять? – спрашивает Джо. – Я хотела порепетировать с...
– Нет, не пойдешь. Пойдешь спать. Нечего шляться по ночам.
– Мама плидилается к Джо, – насупившись, заявляет Мак.
Роберта разворачивается и дает ему оплеуху; на пухлой мордашке Мака красные пятна, он в рев. У Шеннон опасно засверкали глазенки. Она и сама горазда отвалтузить Мака, но, если кто другой его пальцем тронет, спуску не даст. Роберта знает, к чему дело идет, и отпихивает стул Шеннон и саму Шеннон. Только той это как мертвому припарки. Никто и охнуть не успел, как она впилась зубами в ногу Роберты. Вопль Роберты, наверное, был слышен на весь залив. Вскакивает она на ноги – вернее, на одну ногу, – спотыкается и грохается на пол; Шеннон вслед за ней из-под стола, и в уголках рта кровь. Я хватаю ее за ноги и тяну, а Роберта визжит как резаная. Она валится на пол, бьется в истерике и дубасит Шеннон по лицу, таскает ее за волосы, щипает, царапает и орет, орет. Кричит, чтоб мы сделали что-нибудь. Перестали стоять как идиоты и – о-о-о-о-о-о-о-О-О-О! ДЖИММИ!
Хватаю я Шеннон за нос, чтоб не могла дышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Ну тогда скажи маме, пусть она поговорит с ней.
Роберта нахмурилась:
– Я маму ни о чем просить не буду. Она и так меня сегодня достала. И все только из-за того, что я сказала, что Фрэнки не помыла за собой ванну. Я вовсе не собиралась устраивать скандал. Очень надо. Я сказала без задней мысли. Просто заметила, что жить было бы легче, если б каждый...
– Ради Бога, Роберта, – говорю, – ты собираешься делать, что я тебе говорю, или нет?
– Ну уж нет, Джимми. И не проси.
– Ах так, – говорю. – Отлично, увидимся утром.
– Джимми! Джимми! Куда ты уходишь?
– А тебе что?
– Джимми, ну нельзя же...
– Пока, – говорю.
– Ты так не сделаешь, Джимми!
– Еще как сделаю, – с горечью говорю я.
Но случай всегда сильнее нас. Из-за угла с криками вываливаются Мак, Джо и Шеннон и бросаются ко мне.
– Пап! – орут все в одну глотку. – Пап, пап, пап! Тебе заплатили? Можно мы посчитаем деньги? Можно нам...
Сквозь гам я слышу чопорный голос мамы:
– Мистер Диллон, кажется, здесь. Будьте добры, подождите минутку...
Эта старая дева из тех, что тащатся от писателей – каких угодно, – к тому же она и правда читала кое-какие мои книжки. Так что из недотепы я превратился в оригинала. Она решила, что я устроился на авиазавод, чтобы написать книгу. Насчет денег, мистер Диллон, – это не к спеху, следующая пятница – ничего страшного. Я же знаю, как у вашего брата писателя. Вечно что-то забудут и перепутают – ха-ха-ха. Уж мне ли не знать! Ха-ха-ха.
Ха-ха-ха...
А я верчусь как уж на сковородке, и одна только мысль меня буровит: как бы Шеннон не выкинула какую-нибудь штуку, или Мак не наделал бы ей в шляпку, или Джо не сморозила что-нибудь некстати. Наконец, часам к шести, мне удалось с шуточками выставить ее за дверь. И надо сказать, в самое время. Пять минут седьмого вламываются Фрэнки с Кларенсом. Кларенс португалец, бывший рыбак, а ныне плотник на верфи, где работает Фрэнки. Они притащили невпроворот пива и еще приволокли тунца килограммов на двадцать пять.
Глава 7
Мне пришлось работать в субботу. Когда меня нанимали, мне было сказано, что я буду работать пять дней в неделю по восемь часов. Но Мун говорил, что он будет, по всей вероятности, работать по субботам, а иногда и по воскресеньям. Правительству нужны самолеты, и как можно скорее. Мне-то это было на руку. По мне, так лучше быть на заводе, чем дома, да и любая сверхурочная работа оплачивается в полтора раза больше. А деньги мне нужны. Я сказал, что оттого, что денег у меня будет больше, чем сейчас, я не стану счастливее. Это не совсем правда. Насколько я помню, папа вел себя с нами немногим лучше, когда у него водились деньги, по сравнению с тем, когда он был на мели, хотя одному Богу известно, не мы ли сами в этом виноваты. Но с деньгами мы его не так хватали за глотку, сейчас то же самое я испытываю на себе. Все же с деньгами жизнь не такая хреновая. У Роберты появились кое-какие развлечения, и она не так изводит меня. И маме я мог что-то подкинуть, а не отговариваться по каждому пустяку. А когда меня совсем припирало, я мог на денек-другой снять номер в отеле или съездить куда-нибудь, а то и просто взять да пройтись по улице и вернуться, когда мне заблагорассудится. Хотя, по правде говоря, я и этого сейчас не мог себе позволить. Как ни смешно, не мог. Сколько ни пытался, все кончалось скандалом. Конечно, объясни я, что и как и куда собираюсь, и почему, и когда вернусь, и пятое и десятое, и умудрись отвести подозрение, что хочу побыть один, – тогда еще куда ни шло. Если б, конечно, я захотел.
Сколько мы ни говорили с Робертой на эту тему, толку никакого.
– Но послушай, Джимми. А если я вот так возьму и пойду гулять? Тебе это как покажется?
– А ты в самом деле этого хочешь?
– Иногда мне так кажется. Как тебе было бы, если б я вот так взяла да ушла, ни слова не сказав, куда и когда вернусь? Тебе бы это показалось странным, правда ведь?
– Правда.
– Неужели ты не понимаешь, что, когда я спрашиваю, куда ты, я это делаю потому, что люблю тебя? Ведь тебе самому бы не понравилось, если б мне было наплевать, разве нет?
– Наверно, не понравилось.
– Мне тоже ужасно надоедает день-деньской дома сидеть. Что ж тут удивительного, если я хочу погулять с тобой.
– Я понимаю, милая...
– А дети буквально боготворят тебя, ты же знаешь, и им хочется побыть с тобой хоть немного. Разве тебе самому не хочется побыть с ними?
– О, Роберта!
– Так как?
– Что – как?
Здесь ничего не поделаешь. Может, деньги помогут. Фрэнки дала нам свою долю на питание за неделю вперед, да еще этот тунец, так что как-нибудь перебьемся. В субботу вечером мы устроили отличный обед: жареный тунец с картофелем и еще салат из авокадо; первый настоящий обед не помню уж с каких пор. Я принял ванну и надел чистую одежду. Фрэнки притащила полпинты кем-то подаренного джина, и мы сделали всем по «Тому Коллинзу». Малышня так навалилась на съестное, что им ни до чего дела не было, – и слава Богу, все сошло гладко. Я уже отработал неделю; Роберта прижималась ко мне бедром, она смеялась каким-то шуточкам Фрэнки, да и мама была в ударе. Словом, все было, как никогда, здорово. Я так разомлел, что чуть не прослезился от блаженства. И тут Джо говорит:
– Будьте любезны передать мне клубней.
Роберта смотрит на нее и перестает улыбаться.
– Давай-ка без твоих штучек, – говорит, – если чего нужно, так и скажи.
Джо тоже перестает улыбаться.
– Картошки, пожалуйста.
– О чем ты раньше думала?
– Да ладно, ма, – говорит Джо. – Пожалуйста, передай мне картошку.
Я передаю ей. Меня аж передернуло, но я не хотел, чтоб все началось снова, и решил лучше все перевести в шутку. Джо можно пронять, если все перевести в шутку.
– У нас здесь не принято говорить на иностранном языке, – бросаю я. – Никакого английского.
Джо не совсем искренне усмехнулась, а сама краешком глаза наблюдает за Робертой.
– Вот именно, – вступает Роберта. – Ну давай, давай, смейся. Вы с папой у нас шибко умные, не правда ли?
– Да оставь ты ее, – говорю. – Хоть раз спокойно пообедаем.
– Джо и не хотела ничего такого, правда ведь, Джо? – не унимается Роберта.
– Как сказала, так и сказала, – говорит Джо.
– Вот и отлично, – продолжает Роберта. – После обеда она помоет посуду. Это немного дурь из нее повыбьет.
– А потом можно погулять? – спрашивает Джо. – Я хотела порепетировать с...
– Нет, не пойдешь. Пойдешь спать. Нечего шляться по ночам.
– Мама плидилается к Джо, – насупившись, заявляет Мак.
Роберта разворачивается и дает ему оплеуху; на пухлой мордашке Мака красные пятна, он в рев. У Шеннон опасно засверкали глазенки. Она и сама горазда отвалтузить Мака, но, если кто другой его пальцем тронет, спуску не даст. Роберта знает, к чему дело идет, и отпихивает стул Шеннон и саму Шеннон. Только той это как мертвому припарки. Никто и охнуть не успел, как она впилась зубами в ногу Роберты. Вопль Роберты, наверное, был слышен на весь залив. Вскакивает она на ноги – вернее, на одну ногу, – спотыкается и грохается на пол; Шеннон вслед за ней из-под стола, и в уголках рта кровь. Я хватаю ее за ноги и тяну, а Роберта визжит как резаная. Она валится на пол, бьется в истерике и дубасит Шеннон по лицу, таскает ее за волосы, щипает, царапает и орет, орет. Кричит, чтоб мы сделали что-нибудь. Перестали стоять как идиоты и – о-о-о-о-о-о-о-О-О-О! ДЖИММИ!
Хватаю я Шеннон за нос, чтоб не могла дышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52