Скажи спасибо-своему мальцу и Гришке — нашли, черти, игрушки.
Плечи Карданова враз сузились и опустились.
— Врешь, Керен, врешь, кулацкая твоя душонка… Если ты это сделал… Если ты на это пошел… — рот беженца издал свистящий звук, и Александр Федорович понял, что разговор между ними закончился.
— Если, если… А если мы с тобой ошибаемся? Если это все же наши, советские, а ты стрельбу откроешь… Пуля — дура, мужик — хитер. Надо молчать и — все. Даст бог, пронесет и на этот раз…
— Ну что ж, Керен, надейся теперь на своего Единого.. Больше тебе ни одна душа не поможет… Будь ты неладен, Керен!
Несколько в стороне от хаты кто-то непроизвольно кашлянул, и беженец понял, что кругом расставлены часовые.
В избе его встретил сдержанный взгляд комвзвода. Он сидел на лавке, но уже не у стола, а рядом — лицом к двери. На куртке и штанах от высохших дождинок остались белые черемуховые разводы. Кубанка висела на приставленном к ноге автомате.
— Где старик? — комвзвода плотно обложил взглядом фигуру Карданова.
— Приспичило, во дворе…
— Сейчас придет мой помощник с картой, будем решать, когда выходить. Ты, борода, хоть на близир знаешь, где находится Лоховня?
Вопрос был с петелькой, и Карданов попытался ее обойти.
— Где Лоховня — знает каждый ребенок. Это не точка, это целый лесной массив. Двадцать километров вглубь, двадцать вширь.
— Значит, ты ходил туда?
— Кто?
— Дед Пихто, вот кто… В последний раз, кто из Лоховни наведывался?
Карданов понял: допрос по существу уже начался. В избу ввалился Федоров с Востриковым, за ними — еще двое вооруженных людей с Кереном впереди. Федоров — комзводу:
— Этот хмырь хотел дать деру, а вот куда — не говорит.
— Сейчас скажет, — комвзвода пружинисто поднялся с лавки. Его заляпанные грязью хромовые сапоги энергично прошествовали по избе, и было в их движении что-то неотступное, непререкаемое, что-то такое, от чего, казалось, зависел ход всей мировой истории.
Он встал напротив Александра Федоровича и словно вонзил в него взгляд. Глаза-вишенки, набрякшие злым нетерпением, чего-то выискивали на дедовом лице.
— Допросить! — комвзвода многозначительно глянул на Федорова, и Карданову показалось, что между ними идет какая-то игра.
Керен, цепляясь руками и ногами за обудверки, возвысил голос:
— Не за того меня, хлопчики, принимаете! Из хаты не пойду, спрашивайте, что надо, тута…
Из соседней комнаты со сломанным выражением лица выскочила Ольга.
— Не трожьте старика! — в ее голосе звенела непоправимая сорванность. Она ястребицей налетела на Федорова, но тот, не отпуская деда, оттолкнул женщину ногой.
К двери двинулся Карданов, но в этот момент звякнуло стекло и в проем глянуло дырчатое рыло автомата. Раздался зычный упреждающий голос: «Стоять на месте!»
С печки горохом скатились ребятишки. Забежав за кровать, стали наблюдать за происходящим.
Набирая голос, заревела Тамарка, к ней присоединилась Верка. Но она не плакала, а заводила себя переливчатым нытьем.
Ромка остался на печке. Встав во весь рост, из-за дымохода, он смотрел на людей, не понимая, что между ними происходит. До него долетали слова Федорова.
— Пойдешь, старый пень, сам или тебе помочь? — долговязый вместе с помощниками тянул Александра Федоровича в сени.
Уже за порогом Керен оглянулся и крикнул, адресуя слова Карданову:
— Лексеич, я ж трепался насчет мочилины. Думай так, чтоб сразу выдумать…
В другое время дед при таких словах обязательно перекрестился бы, но сейчас его руки были заняты — врастяжку его вели-волокли во двор.
Карданов понял, на что намекал Александр Федорович, и жалость с запоздалым раздражением разлилась горячим парком по груди. Он сказал комвзводу:
— Я что-то не понимаю вас, ребята. Что вам от нас, в конце концов, надо?
— Пожалели бы детишек, — это мама Оля, без особой надежды быть услышанной, подстроилась к беженцу. — Напугали всех до смерти… Отпустите старика, он ни в чем не виноватый.
— Нам надо от вас одно-единственное: чтобы вы помогли нам связаться с партизанами, — голос комвзвода наливался бронзовой звенью. Открытым движением он расстегнул кобуру.
— Помогая нам, поможете себе. Отказ сотрудничать с нами буду воспринимать как пособничество оккупантам. В военное время никто с вами миндальничать не станет… Даю, старик, пять минут на размышление.
— Ну что нового мы можем вам сказать? Вы и без нас знаете, что партизанский лагерь где-то в районе Лоховни. Идите и ищите их там.
— Нет, борода, это ты нас туда отведешь. Но прежде назовешь пофамильно командира и комиссара отряда.
До Ромки вдруг долетел нервный до икоты голос Вадима:
— Пап, ну неужели ты не видишь, что это наши. Наши же! Если не хочешь идти сам, разреши мне, я ведь знаю туда дорогу.
Мама Оля, перестав тереть ушибленное Федоровым место, застонала.
— Вот это уже другой коленкор, — комвзвода подошел к Карданову. — А ты мне врать, сволочь!
Ромка увидел, как человек в кожанке, отступив на пару шагов от беженца, стал доставать из кобуры оружие.
Ребенок вжался в кирпич и закрыл глаза. Но тут же снова открыл их. Чужак сгреб пистолет пятерней и выступавшей из пальцев рукояткой саданул по лицу беженца. Кровь свекловичным соком брызнула во все стороны — несколько капель легло на лавку, на осколки разбитого стекла, на лицо и кофту мамы Оли.
Она вскрикнула, и ей тут же подвыли Тамарка с Веркой.
Ромка, чтобы не видеть продолжения, присел на корточки и закрыл лицо руками. Он слышал стон Карданова, возню. И сквозь разнообразный звуковой фон процеживался пронзительный фальцет комвзвода:
— Курва партизанская, ты у меня сейчас перестанешь заикаться…
Волчонок снова встал во весь рост и снова прильнул к отверстию между занавеской и стояком дымохода.
Карданов сидел на лавке с откинутой назад головой. По щеке текла кровь.
Востриков механическим жестом поправлял портупею, тяжело дышал и все время бросал злые взгляды на Карданова. Комвзвода с прищуром курил — тень от него, пройдя по диагонали избу, уперлась в угол, где затаились ребята. К ним присоединилась мама Оля. Щеки у нее запали, а в глазах как вспыхнул с самого прихода «гостей» костерок беды, так, не спадая, и горел.
Вадим, поняв, что своим языком сотворил что-то непоправимое, идиотски улыбался, не зная, на ком задержать взгляд.
Тамарка вцепилась в руку мамы Оли, а та, мысленно поблагодарив господа бога за то, что он удерживал Ромку на печке, стала молиться за спасение Горюшина.
— Пора кончать, — обратился комвзвода к Вострикову. Он вгляделся в сбившийся живой клубок на кровати и указал сигаретой на Вадима. — Вот с этого сосунка и начинайте.
При этих словах Вадим сполз с кровати и сиганул под нее.
Беженец сквозь оранжевую пелену видел, как его сына вытаскивали из-под кровати и как он цеплялся руками и ногами за все, за что можно было зацепиться и замедлить скольжение по полу. В какой-то момент страх спутал ему руки и ноги и он безвольной чуркой передвигался в пространстве. Перед самым порогом его поставили на ноги, негнущиеся, кирпично тяжелые. Он обернулся, и все увидели — вместо лица на них глядела меловая маска с обезумевшими глазами. Он хотел крикнуть «помогите», но вместо языка почувствовал во рту липкую, непроворачиваемую массу, готовую до натяга заполнить весь рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Плечи Карданова враз сузились и опустились.
— Врешь, Керен, врешь, кулацкая твоя душонка… Если ты это сделал… Если ты на это пошел… — рот беженца издал свистящий звук, и Александр Федорович понял, что разговор между ними закончился.
— Если, если… А если мы с тобой ошибаемся? Если это все же наши, советские, а ты стрельбу откроешь… Пуля — дура, мужик — хитер. Надо молчать и — все. Даст бог, пронесет и на этот раз…
— Ну что ж, Керен, надейся теперь на своего Единого.. Больше тебе ни одна душа не поможет… Будь ты неладен, Керен!
Несколько в стороне от хаты кто-то непроизвольно кашлянул, и беженец понял, что кругом расставлены часовые.
В избе его встретил сдержанный взгляд комвзвода. Он сидел на лавке, но уже не у стола, а рядом — лицом к двери. На куртке и штанах от высохших дождинок остались белые черемуховые разводы. Кубанка висела на приставленном к ноге автомате.
— Где старик? — комвзвода плотно обложил взглядом фигуру Карданова.
— Приспичило, во дворе…
— Сейчас придет мой помощник с картой, будем решать, когда выходить. Ты, борода, хоть на близир знаешь, где находится Лоховня?
Вопрос был с петелькой, и Карданов попытался ее обойти.
— Где Лоховня — знает каждый ребенок. Это не точка, это целый лесной массив. Двадцать километров вглубь, двадцать вширь.
— Значит, ты ходил туда?
— Кто?
— Дед Пихто, вот кто… В последний раз, кто из Лоховни наведывался?
Карданов понял: допрос по существу уже начался. В избу ввалился Федоров с Востриковым, за ними — еще двое вооруженных людей с Кереном впереди. Федоров — комзводу:
— Этот хмырь хотел дать деру, а вот куда — не говорит.
— Сейчас скажет, — комвзвода пружинисто поднялся с лавки. Его заляпанные грязью хромовые сапоги энергично прошествовали по избе, и было в их движении что-то неотступное, непререкаемое, что-то такое, от чего, казалось, зависел ход всей мировой истории.
Он встал напротив Александра Федоровича и словно вонзил в него взгляд. Глаза-вишенки, набрякшие злым нетерпением, чего-то выискивали на дедовом лице.
— Допросить! — комвзвода многозначительно глянул на Федорова, и Карданову показалось, что между ними идет какая-то игра.
Керен, цепляясь руками и ногами за обудверки, возвысил голос:
— Не за того меня, хлопчики, принимаете! Из хаты не пойду, спрашивайте, что надо, тута…
Из соседней комнаты со сломанным выражением лица выскочила Ольга.
— Не трожьте старика! — в ее голосе звенела непоправимая сорванность. Она ястребицей налетела на Федорова, но тот, не отпуская деда, оттолкнул женщину ногой.
К двери двинулся Карданов, но в этот момент звякнуло стекло и в проем глянуло дырчатое рыло автомата. Раздался зычный упреждающий голос: «Стоять на месте!»
С печки горохом скатились ребятишки. Забежав за кровать, стали наблюдать за происходящим.
Набирая голос, заревела Тамарка, к ней присоединилась Верка. Но она не плакала, а заводила себя переливчатым нытьем.
Ромка остался на печке. Встав во весь рост, из-за дымохода, он смотрел на людей, не понимая, что между ними происходит. До него долетали слова Федорова.
— Пойдешь, старый пень, сам или тебе помочь? — долговязый вместе с помощниками тянул Александра Федоровича в сени.
Уже за порогом Керен оглянулся и крикнул, адресуя слова Карданову:
— Лексеич, я ж трепался насчет мочилины. Думай так, чтоб сразу выдумать…
В другое время дед при таких словах обязательно перекрестился бы, но сейчас его руки были заняты — врастяжку его вели-волокли во двор.
Карданов понял, на что намекал Александр Федорович, и жалость с запоздалым раздражением разлилась горячим парком по груди. Он сказал комвзводу:
— Я что-то не понимаю вас, ребята. Что вам от нас, в конце концов, надо?
— Пожалели бы детишек, — это мама Оля, без особой надежды быть услышанной, подстроилась к беженцу. — Напугали всех до смерти… Отпустите старика, он ни в чем не виноватый.
— Нам надо от вас одно-единственное: чтобы вы помогли нам связаться с партизанами, — голос комвзвода наливался бронзовой звенью. Открытым движением он расстегнул кобуру.
— Помогая нам, поможете себе. Отказ сотрудничать с нами буду воспринимать как пособничество оккупантам. В военное время никто с вами миндальничать не станет… Даю, старик, пять минут на размышление.
— Ну что нового мы можем вам сказать? Вы и без нас знаете, что партизанский лагерь где-то в районе Лоховни. Идите и ищите их там.
— Нет, борода, это ты нас туда отведешь. Но прежде назовешь пофамильно командира и комиссара отряда.
До Ромки вдруг долетел нервный до икоты голос Вадима:
— Пап, ну неужели ты не видишь, что это наши. Наши же! Если не хочешь идти сам, разреши мне, я ведь знаю туда дорогу.
Мама Оля, перестав тереть ушибленное Федоровым место, застонала.
— Вот это уже другой коленкор, — комвзвода подошел к Карданову. — А ты мне врать, сволочь!
Ромка увидел, как человек в кожанке, отступив на пару шагов от беженца, стал доставать из кобуры оружие.
Ребенок вжался в кирпич и закрыл глаза. Но тут же снова открыл их. Чужак сгреб пистолет пятерней и выступавшей из пальцев рукояткой саданул по лицу беженца. Кровь свекловичным соком брызнула во все стороны — несколько капель легло на лавку, на осколки разбитого стекла, на лицо и кофту мамы Оли.
Она вскрикнула, и ей тут же подвыли Тамарка с Веркой.
Ромка, чтобы не видеть продолжения, присел на корточки и закрыл лицо руками. Он слышал стон Карданова, возню. И сквозь разнообразный звуковой фон процеживался пронзительный фальцет комвзвода:
— Курва партизанская, ты у меня сейчас перестанешь заикаться…
Волчонок снова встал во весь рост и снова прильнул к отверстию между занавеской и стояком дымохода.
Карданов сидел на лавке с откинутой назад головой. По щеке текла кровь.
Востриков механическим жестом поправлял портупею, тяжело дышал и все время бросал злые взгляды на Карданова. Комвзвода с прищуром курил — тень от него, пройдя по диагонали избу, уперлась в угол, где затаились ребята. К ним присоединилась мама Оля. Щеки у нее запали, а в глазах как вспыхнул с самого прихода «гостей» костерок беды, так, не спадая, и горел.
Вадим, поняв, что своим языком сотворил что-то непоправимое, идиотски улыбался, не зная, на ком задержать взгляд.
Тамарка вцепилась в руку мамы Оли, а та, мысленно поблагодарив господа бога за то, что он удерживал Ромку на печке, стала молиться за спасение Горюшина.
— Пора кончать, — обратился комвзвода к Вострикову. Он вгляделся в сбившийся живой клубок на кровати и указал сигаретой на Вадима. — Вот с этого сосунка и начинайте.
При этих словах Вадим сполз с кровати и сиганул под нее.
Беженец сквозь оранжевую пелену видел, как его сына вытаскивали из-под кровати и как он цеплялся руками и ногами за все, за что можно было зацепиться и замедлить скольжение по полу. В какой-то момент страх спутал ему руки и ноги и он безвольной чуркой передвигался в пространстве. Перед самым порогом его поставили на ноги, негнущиеся, кирпично тяжелые. Он обернулся, и все увидели — вместо лица на них глядела меловая маска с обезумевшими глазами. Он хотел крикнуть «помогите», но вместо языка почувствовал во рту липкую, непроворачиваемую массу, готовую до натяга заполнить весь рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45