Своей близостью к индуизму и буддизму теософия в те годы нашла многих почитателей в Индии.
Энни Безант приехала в эту страну в 1893 году и сразу же начала выпускать газету «Нью-Индия». Ее влекла к себе «спиритуалистическая» Индия, где в отличие от «материалистической» Англии поступки людей, по ее мнению, диктовались духовными ценностями их романтического прамира.
Энни Безант, убежденная идеалистка, призывала индийцев к борьбе за свободу и национальное достоинство, к возрождению их древних нравственных убеждений. Религиозный реформизм в Индии конца XIX — начала XX века увлек ее. Ей казалось, что «очищенные» идеалы веры дадут индийскому народу возможность избежать пороков европейской цивилизации и окажут обратное политическое влияние на твердыню «грубого» материализма — Англию, которая поработила Индию и родину Безант — Ирландию.
Она была современницей выдающихся мыслителей — индийских патриотов Свами Вивекананды, Ауробиндо Гхоша, Локаманья Тилака.
Свами Вивекананда, выступая перед духовными проповедниками, собравшимися на первый всемирный конгресс религии в Чикаго в 1893 году, под звон огромного «Колокола Свободы», специально изготовленного по случаю конгресса, бросил гневное обвинение ханжеству, лжи, лицемерию и несправедливости колонизаторов. «Предлагать религию голодным — оскорбление! Знамя Индии — вот мое высшее небо», — провозгласил он.
В мелкобуржуазном национализме, выразителем которого стала передовая часть индийской интеллигенции, соединялась искренняя любовь к своему народу с готовностью к страданиям ради дела освобождения родины. «Моя богиня, — говорит герой одного из романов Тагора, — там, где нищета и бедность, где горе и унижение... И все же, когда я думаю о ней, радость наполняет меня... В кровавом небе я вижу сверкающее освобожденное будущее моей страны».
Индийская реформация привлекала честных людей Запада своим демократическим содержанием, просветительными целями, страстным протестом против грубого насилия над народом, против его бессовестного ограбления поработителями.
...Трудно сказать, верила ли Энни Безант, как другие теософы, в реальность загробного мира и в возможность контакта с его обитателями, но то, что ее волновали дела на земле и судьбы живых, — факт неоспоримый. В чем, в чем, а уж в благородстве целей, искреннем сострадании угнетенным индийцам ей не откажешь.
И вот эта женщина с мятущейся душой, ищущая правды и справедливости, «Демосфен в юбке», как ее с теплой иронией называли друзья, стала другом семьи Неру и одной из ранних домашних наставниц юного Джавахарлала.
Энни Безант начитанна, умна. Оригинальностью образа мыслей она неизменно возбуждает у окружающих интерес к себе. Ее желание видеть Индию процветающей не могло не импонировать Мотилалу Неру. Но он ни в коей мере не был идеалистом и с огорчением ловил себя на мысли, что красивые всплески души Энни Безант, по сути дела, бессильны повлиять на существующие отношения людей. Правда, несколькими годами ранее Мотилал (по предложению самой Блаватской) вступил в теософское общество и мог, если бы захотел, занять в его иерархии высокое положение. Однако его влекло к теософам скорее простое любопытство, нежели религиозные запросы. Вскоре, разочаровавшись, он выбыл из общества, но добрых отношений с Энни Безант не порвал.
Бывая в семье Неру, Энни Безант рассказывала Джавахарлалу о далекой Англии, о том, что среди англичан есть люди, которые считают индийцев своими братьями и не согласны с политикой колониальных властей.
Безант, много разъезжая по стране, в Аллахабаде бывала лишь изредка. Поэтому она не могла полностью взять на себя обучение Джавахарлала. А Мотилал непременно хотел дать сыну европейское образование. После некоторых раздумий он решил взять для сына домашнего учителя из числа образованных европейцев, попросив Энни Безант помочь ему в этом.
По случаю очередного приезда Энни Безант в «Ананд Бхаване» большой обед. Она выполнила просьбу Мотилала: в гостиную, устланную персидскими коврами, вместе с Энни входит высокий молодой человек с застенчивой улыбкой, похожий на пастора. Ему лет двадцать пять, не больше. Его зовут Фердинанд Брукс. Его отец ирландец, мать — не то француженка, не то бельгийка. Сам он большую часть жизни провел в Индии, хорошо знает индийскую философию и эпос, перевел с санскрита на английский «Бхагавадгиту». Он хорошо знаком с европейской литературой, с трудами древнегреческих философов и фанатично привержен теософии.
Званый обед в «Ананд Бхаване» не совсем обычен. Для правоверных индусов-вегетарианцев своя кухня, отдельные повара и трапезница. На мраморном полу расстелены циновки, на серебряных блюдах искусно приготовленные кушанья: баклажаны и кабачки, другие фаршированные овощи; травы, специи, различные плоды под ореховыми, молочнокислыми, перечно-пряными, фруктово-сладкими соусами, подливками; бетель, нан и чапати; высокие стаканы из венецианского стекла с ледяной водой и соками — запивать огненно перченную пищу, — чай, сладости, фрукты.
Для европейцев и тех, кто не придерживается религиозных ограничений в еде, — обеденный зал. Здесь длинный стол с массивными резными стульями, канделябры, серебряные приборы, посуда из дрезденского фарфора, белоснежные скатерти и салфетки. Кругом розы с еще не просохшими слезинками — капельками вечерней росы, — все блестит, переливается, благоухает. Хозяин внимательно слушает гостей, возражает или соглашается, шутит, к месту вставляет в оживленную беседу свои реплики.
Энни Безант, главная гостья, сидит по правую руку от хозяина. После обеда приносят чаши с водой, в которых плавают лепестки роз. Все окунают пальцы рук, вытирают салфетками и встают из-за стола. Коньяк, сигары, густой чай, забеленный молоком, — все это подают в библиотеку, которая, по общему признанию, имеет самое богатое в северной Индии частное собрание книг. Тисненные золотом корешки энциклопедий, сборники законов, лондонские, парижские, берлинские издания, древние рукописные книги на арабском, персидском, урду, санскрите, хинди и последние публикации английских издателей. Европейская живопись и старинные индийские гравюры, мрамор и фарфор, бронза и серебро — все должно напоминать о гармонии культур разных миров и времен.
Безант и Фердинанд Брукс пьют чай. Здесь же, в библиотеке, рядом с отцом — с его разрешения — устроился и Джавахарлал. Он наблюдает за учителем, изучает его. У Брукса открытое лицо с тонкими чертами, мягкие, шелковистые волосы, нежная, в веснушках кожа. Он беседует с отцом подчеркнуто уважительно. Держится уверенно, с достоинством. Говорит о «великом духе», о богопознании и еще о чем-то совершенно непонятном для мальчика. Джавахарлал, зная отца, видит, как темнеют его смеющиеся глаза: Мотилалу не по душе слова Брукса. А тот не замечает ничего и продолжает говорить с набожной увлеченностью. Наконец отец выбирает подходящий момент и останавливает его:
— Я понял, господин Брукс, что вы можете развить у моего сына богатое воображение... Ну что ж, от этого вреда не будет... Между прочим, мне больше хотелось, чтобы мой сын научился руководствоваться в жизни не столько эмоциями, сколько рассудком, чтобы воображение не мешало ему видеть действительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Энни Безант приехала в эту страну в 1893 году и сразу же начала выпускать газету «Нью-Индия». Ее влекла к себе «спиритуалистическая» Индия, где в отличие от «материалистической» Англии поступки людей, по ее мнению, диктовались духовными ценностями их романтического прамира.
Энни Безант, убежденная идеалистка, призывала индийцев к борьбе за свободу и национальное достоинство, к возрождению их древних нравственных убеждений. Религиозный реформизм в Индии конца XIX — начала XX века увлек ее. Ей казалось, что «очищенные» идеалы веры дадут индийскому народу возможность избежать пороков европейской цивилизации и окажут обратное политическое влияние на твердыню «грубого» материализма — Англию, которая поработила Индию и родину Безант — Ирландию.
Она была современницей выдающихся мыслителей — индийских патриотов Свами Вивекананды, Ауробиндо Гхоша, Локаманья Тилака.
Свами Вивекананда, выступая перед духовными проповедниками, собравшимися на первый всемирный конгресс религии в Чикаго в 1893 году, под звон огромного «Колокола Свободы», специально изготовленного по случаю конгресса, бросил гневное обвинение ханжеству, лжи, лицемерию и несправедливости колонизаторов. «Предлагать религию голодным — оскорбление! Знамя Индии — вот мое высшее небо», — провозгласил он.
В мелкобуржуазном национализме, выразителем которого стала передовая часть индийской интеллигенции, соединялась искренняя любовь к своему народу с готовностью к страданиям ради дела освобождения родины. «Моя богиня, — говорит герой одного из романов Тагора, — там, где нищета и бедность, где горе и унижение... И все же, когда я думаю о ней, радость наполняет меня... В кровавом небе я вижу сверкающее освобожденное будущее моей страны».
Индийская реформация привлекала честных людей Запада своим демократическим содержанием, просветительными целями, страстным протестом против грубого насилия над народом, против его бессовестного ограбления поработителями.
...Трудно сказать, верила ли Энни Безант, как другие теософы, в реальность загробного мира и в возможность контакта с его обитателями, но то, что ее волновали дела на земле и судьбы живых, — факт неоспоримый. В чем, в чем, а уж в благородстве целей, искреннем сострадании угнетенным индийцам ей не откажешь.
И вот эта женщина с мятущейся душой, ищущая правды и справедливости, «Демосфен в юбке», как ее с теплой иронией называли друзья, стала другом семьи Неру и одной из ранних домашних наставниц юного Джавахарлала.
Энни Безант начитанна, умна. Оригинальностью образа мыслей она неизменно возбуждает у окружающих интерес к себе. Ее желание видеть Индию процветающей не могло не импонировать Мотилалу Неру. Но он ни в коей мере не был идеалистом и с огорчением ловил себя на мысли, что красивые всплески души Энни Безант, по сути дела, бессильны повлиять на существующие отношения людей. Правда, несколькими годами ранее Мотилал (по предложению самой Блаватской) вступил в теософское общество и мог, если бы захотел, занять в его иерархии высокое положение. Однако его влекло к теософам скорее простое любопытство, нежели религиозные запросы. Вскоре, разочаровавшись, он выбыл из общества, но добрых отношений с Энни Безант не порвал.
Бывая в семье Неру, Энни Безант рассказывала Джавахарлалу о далекой Англии, о том, что среди англичан есть люди, которые считают индийцев своими братьями и не согласны с политикой колониальных властей.
Безант, много разъезжая по стране, в Аллахабаде бывала лишь изредка. Поэтому она не могла полностью взять на себя обучение Джавахарлала. А Мотилал непременно хотел дать сыну европейское образование. После некоторых раздумий он решил взять для сына домашнего учителя из числа образованных европейцев, попросив Энни Безант помочь ему в этом.
По случаю очередного приезда Энни Безант в «Ананд Бхаване» большой обед. Она выполнила просьбу Мотилала: в гостиную, устланную персидскими коврами, вместе с Энни входит высокий молодой человек с застенчивой улыбкой, похожий на пастора. Ему лет двадцать пять, не больше. Его зовут Фердинанд Брукс. Его отец ирландец, мать — не то француженка, не то бельгийка. Сам он большую часть жизни провел в Индии, хорошо знает индийскую философию и эпос, перевел с санскрита на английский «Бхагавадгиту». Он хорошо знаком с европейской литературой, с трудами древнегреческих философов и фанатично привержен теософии.
Званый обед в «Ананд Бхаване» не совсем обычен. Для правоверных индусов-вегетарианцев своя кухня, отдельные повара и трапезница. На мраморном полу расстелены циновки, на серебряных блюдах искусно приготовленные кушанья: баклажаны и кабачки, другие фаршированные овощи; травы, специи, различные плоды под ореховыми, молочнокислыми, перечно-пряными, фруктово-сладкими соусами, подливками; бетель, нан и чапати; высокие стаканы из венецианского стекла с ледяной водой и соками — запивать огненно перченную пищу, — чай, сладости, фрукты.
Для европейцев и тех, кто не придерживается религиозных ограничений в еде, — обеденный зал. Здесь длинный стол с массивными резными стульями, канделябры, серебряные приборы, посуда из дрезденского фарфора, белоснежные скатерти и салфетки. Кругом розы с еще не просохшими слезинками — капельками вечерней росы, — все блестит, переливается, благоухает. Хозяин внимательно слушает гостей, возражает или соглашается, шутит, к месту вставляет в оживленную беседу свои реплики.
Энни Безант, главная гостья, сидит по правую руку от хозяина. После обеда приносят чаши с водой, в которых плавают лепестки роз. Все окунают пальцы рук, вытирают салфетками и встают из-за стола. Коньяк, сигары, густой чай, забеленный молоком, — все это подают в библиотеку, которая, по общему признанию, имеет самое богатое в северной Индии частное собрание книг. Тисненные золотом корешки энциклопедий, сборники законов, лондонские, парижские, берлинские издания, древние рукописные книги на арабском, персидском, урду, санскрите, хинди и последние публикации английских издателей. Европейская живопись и старинные индийские гравюры, мрамор и фарфор, бронза и серебро — все должно напоминать о гармонии культур разных миров и времен.
Безант и Фердинанд Брукс пьют чай. Здесь же, в библиотеке, рядом с отцом — с его разрешения — устроился и Джавахарлал. Он наблюдает за учителем, изучает его. У Брукса открытое лицо с тонкими чертами, мягкие, шелковистые волосы, нежная, в веснушках кожа. Он беседует с отцом подчеркнуто уважительно. Держится уверенно, с достоинством. Говорит о «великом духе», о богопознании и еще о чем-то совершенно непонятном для мальчика. Джавахарлал, зная отца, видит, как темнеют его смеющиеся глаза: Мотилалу не по душе слова Брукса. А тот не замечает ничего и продолжает говорить с набожной увлеченностью. Наконец отец выбирает подходящий момент и останавливает его:
— Я понял, господин Брукс, что вы можете развить у моего сына богатое воображение... Ну что ж, от этого вреда не будет... Между прочим, мне больше хотелось, чтобы мой сын научился руководствоваться в жизни не столько эмоциями, сколько рассудком, чтобы воображение не мешало ему видеть действительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120