Пускать в космос человека можно было только наверняка, с полной уверенностью в том, что вся участвующая в этом деле техника в полном ажуре.
А как в этом убедиться?
Если верить известному положению материалистической диалектики о практике как критерии истины, то только одним способом — отработочными пусками тяжёлых космических кораблей-спутников без человека на борту.
А надо сказать, результаты проведённых к этому времени запусков трех тяжёлых космических кораблей-спутников (наименование «Восток» им присвоено ещё не было) особой уверенности не вселяли: два из них — первый и третий — прошли неудачно. Первый неверно сориентировался и по команде на спуск пошёл не вниз, к Земле, а вверх, в беспредельное космическое пространство. Третий, напротив, пошёл к Земле по чересчур крутой траектории и сгорел, войдя в атмосферу. Статистика, скажем прямо, малоутешительная… Правда, причины обеих неудач были, как того всегда требовал Королев, однозначно установлены и приняты все меры, исключающие возможность их повторения. Хорошо было, по крайней мере, и то, что причины неудач в обоих случаях были разные — это означало, что создателей космической техники преследует не какая-то одна принципиальная ошибка, а неизбежно набегающие в таком сложном деле частные недоработки.
Это внушало оптимизм. Однако от общего оптимизма до вполне конкретной уверенности в надёжности корабля — дистанция! Её необходимо было преодолеть. А для этого — набирать благоприятную статистику, в которой имеющаяся неблагоприятная растворилась бы. Иными словами — пуски продолжать.
…Очередной такой пуск состоялся девятого марта. К этому пуску я и прилетел впервые на космодром. Впервые увидел все его своеобразие, в котором вершины технического модерна неожиданно переплетались с чем-то от затерявшегося в бескрайней степи полевого стана. Впервые увидел напряжённую круглосуточную работу людей космодрома — и тех, для которых здесь было так называемое место основной службы, и тех, которые были тут в командировке. Правда, командировка сотрудников различных конструкторских бюро на космодроме нередко затягивалась на многие месяцы: едва завершалась одна работа, как подоспевала следующая. Так что заметных различий в подходе к делу, обжитости своих рабочих мест, профессиональной психологии и даже во внешнем виде между прикомандированными и штатными работниками космодрома не обнаруживалось; разве что воротнички у аборигенов были, как правило, чуть посвежее (налаженность быта — великое дело).
В отличие от трех предыдущих пусков тяжёлых кораблей-спутников отработочный полет девятого марта, как и последовавший за ним полет двадцать пятого марта 1961 года, выполнялся по одновитковой программе, полностью идентичной программе будущего полёта с человеком: генеральная репетиция потому и называется генеральной, что все в ней происходит точно так, как будет на премьере. Идентичны были и конструкции ракеты-носителя и космического корабля, за исключением, правда, двух пунктов.
Во-первых, и это было главное отличие, рабочее место космонавта занимал не живой человек, а искусно сделанный манекен, у которого не только одеяние (скафандр, герметический шлем), но даже вес и положение центра тяжести были «человеческие». И второе: поскольку манекену, в отличие от человека, как известно, ни пить, ни есть не требуется, небольшой контейнер, располагавшийся в кабине «Востока» справа от кресла космонавта и предназначенный для хранения еды и питья (космонавты, кажется, с лёгкой руки Быковского прозвали этот контейнер «гастрономом»), по прямому назначению не использовался. Вместо продуктов в нем помещался станок с подопытной собакой: Чернушкой в полёте 9 марта и Звёздочкой — 25-го.
Вообще, надо сказать, собаки в истории космических исследований занимают место достаточно заметное. Впрочем, почему только космических? Вспомним хотя бы памятник собаке, установленный в Ленинграда на Кировском проспекте у здания Института экспериментальной медицины, в воздаяние заслуг этого животного перед физиологической наукой.
В устном космодромном фольклоре собачья тема нашла достойное отображение. Особенно популярен был анекдот о двух собачках из научно-исследовательского института, спорящих о том, есть ли у человека разум или же его действиями управляют одни лишь условные рефлексы.
«Только рефлексы! — утверждала одна из них. — Вот смотри, сейчас я ткнусь мордой в эту кнопку, загорится вон та красная лампочка, и эти двуногие чудаки сразу же принесут мне кусок колбасы…»
Анекдот этот я слышал на космодроме не раз в исполнении разных лиц, но взглянул на него по-новому после того, как его рассказал один из космонавтов. И добавил:
— Вот так и некоторые наши инженеры. Тоже, вроде зоопсихологов, считают, что, кроме них, никто ничего не соображает. Всё боятся, как бы мы в полёте чего-нибудь не перепутали, недосообразили, не разобрались… А я, может быть, больше опасаюсь, как бы они сами здесь, на земле, не нахомутали! Тут ведь все зависит, с какой точки зрения смотреть…
«Собачий» анекдот обернулся раздумьями вполне человеческими. Дальнейший ход дел действительно показал, что доверие к человеку, находящемуся в полёте, давно ставшее традиционным в авиации, в молодой космонавтике ещё должно было утвердиться. Забавная история с системой включения ручного управления на корабле «Восток», о которой я расскажу несколько дальше, дала тому веское подтверждение…
Но о собаках на космодроме рассказывали не только анекдоты, но и новеллы, которые следовало с полным основанием отнести к любимому мной художественно-документальному жанру.
Одну собаку, очень смирную и послушную, прокатили на ракете по вертикальной траектории в верхние слои атмосферы. Собака благополучно поднялась и столь же благополучно спустилась на парашюте. Физиологи, ставившие этот эксперимент, обследовали её, как говорится, с севера и с юга, после чего решили запуск повторить. Но в самый последний момент, уже по дороге к ракете, собака внесла в ход эксперимента (явно недопонимая степень его значения для науки) собственные коррективы — вырвалась, отбежала метров на пятьдесят и не давалась гонявшимся за ней людям, не поддаваясь ни на команду, ни на всякого рода соблазны, ни на лесть, ни на угрозы. Руководившие экспериментом медики, безуспешно погонявшись за неожиданно пресытившимся космической славой псом, плюнули и схватили случайно подвернувшегося под руку щенка. Щенка, вообще говоря, к эксперименту никак не подготовленного, не обклеенного датчиками, не испытанного на «фон». Но, вопреки ожиданию, все дальше прошло удачно. Щенок отлично слетал в ракете, за что и получил кличку Зип — так в технике принято сокращённо называть комплект запасных частей и принадлежностей.
Относительно дальнейшей судьбы Зипа я слышал две версии. Согласно одной из них, он сразу после своего благополучного спуска попросту удрал, а согласно другой, против повторных полётов не возражал, но, к сожалению, очень скоро вырос и превратился в огромного пса, по каковой причине его космическая карьера и не получила дальнейшего развития.
Внесли свою лепту в собачью ветвь космодромного фольклора и Чернушка со Звёздочкой.
Чернушка отличилась тем, что соблазнилась поролоном, которым была обита её персональная космическая кабина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94