Советский режим был, увы, частью
истории ее родины, где она хотела жить и умереть. Мы перешли к теме русской
литературы. Ахматова выразила мнение, что бесконечные несчастья, выпавшие на
долю России, породили истинные поэтические шедевры, большая часть которых,
начиная с тридцатых годов, к сожалению, не была опубликована. Анна Андреевна
предпочитала не говорить о современных советских поэтах, чьи работы
печатаются и продаются. Один из подобных авторов, находящийся тогда в
Англии, послал ей телеграмму с поздравлением по поводу вручения оксфордской
ученой степени. Я как раз был у нее, когда пришла эта телеграмма. Она тут же
разорвала ее и выбросила: "Все они жалкие бандиты, проституирующие свой
талант и потакающие вкусам публики. Влияние Маяковского оказалось для них
пагубным". Заговорили о Маяковском. Он был в глазах Ахматовой гением, но не
как поэт, а как новатор и террорист, подкладывавший бомбы под старинные
строения, фигура большого значения, с темпераментом, преобладающим над
талантом. Он хотел все разрушить, все взорвать. Маяковский кричал во весь
голос, потому что для него это было естественным, он не мог иначе, а его
эпигоны - здесь она назвала несколько имен еще здравствующих поэтов -
восприняли его личную манеру как литературный жанр и превратились в
вульгарных декламаторов без искры истинной поэзии в душе. Если они и
обладают каким-то даром, то только лицедейским. Так русская публика
постепенно привыкла к тому, что на нее постоянно орут всевозможные "мастера
художественного слова", как их теперь называют.
Единственный поэт старого поколения, о ком Ахматова отозвалась с
одобрением, была Мария Петровых. Более охотно говорила она о молодых поэтах
России. Лучшим из них она считала своего воспитанника (как она сама
выразилась) Иосифа Бродского, находящегося в данный момент в немилости у
властей. Были и другие талантливые авторы (имена их мне тогда ничего не
говорили), чьи стихи никогда не были опубликованы. Сам факт их существования
свидетельствовал о силе и неистощимости русской духовной жизни. "Они затмят
всех нас, - сказала Ахматова, - поверьте мне. Пастернак и я, Мандельштам и
Цветаева начали формироваться как поэты в девятнадцатом веке, хотя мы и
утверждаем, что говорим языком двадцатого. Эти новые таланты представляют
прекрасное начало, пока еще скрытое, но ему предстоит удивить мир". Она еще
долго говорила в таком пророческом тоне. Потом снова вернулась к
Маяковскому: его отчаянному положению, предательству друзей, трагической
судьбе. Тем не менее он был, согласно ее словам, своего рода оракулом, не
боялся высказывать правду, и его голос был услышан. Но ей самой он был далек
по духу. Кто был ей близок, так это Анненский, чистый и прекрасный поэт,
стоящий в стороне от житейской суеты и политики и игнорируемый авангардной
прессой. Его не так много читали при жизни, но такова судьба многих гениев.
Однако современное поколение гораздо ближе к поэзии, чем предыдущее. Ведь
кто интересовался Блоком, Белым и Вячеславом Ивановым в 1910 году? А также
ею самой и поэтами из ее группы? Сейчас же молодежь знает так много стихов
наизусть; она сама и Пастернак получают массу читательских писем - многие,
правда, от глупых и восторженных молодых девиц. Но само количество этих
писем, безусловно, свидетельствует о признании.
Заговорили о Пастернаке. Знаком ли я с его возлюбленной, Ольгой
Ивинской? Ахматова считала ее, как и супругу поэта Зинаиду, невыносимой. Но
в самом Борисе Леонидовиче она видела большого писателя, одного из
величайших в России. Каждая фраза стихов или прозы, написанная им, уникальна
и исходит из самого сердца. Блок и Пастернак - поэты от Бога. Никто из
современных французских или английских поэтов, включая Валери и Элиота, не
может сравниться с ними. Вот с Бодлером, Шелли и Леопарди их можно поставить
в один ряд. Подобно многим великим литераторам, Пастернаку часто изменял
вкус в суждении о других. Он мог хвалить недостойных критиков, награждая их
несуществующими талантами, а также мог поощрять порядочных, но бездарных
писателей. У него был свой взгляд на историю: он часто ошибочно приписывал
исторические миссии совершенно незначительным фигурам, примером этого служит
Евграф в "Докторе Живаго". (Ахматова страстно отвергала теорию, что под этой
таинственной фигурой скрывается Сталин, считая подобное измышление абсолютно
нелепым). Пастернак никогда не читал современных авторов, которых, тем не
менее, часто хвалил; он не читал Багрицкого, Асеева, Марию Петровых и даже
Мандельштама. Последнего он мало ценил как поэта и человека, хоть и сделал
все, чтобы помочь ему в беде. Да, и ее, Ахматовой, стихи также мало
интересовали Пастернака, хоть он и посылал ей восторженные письма. В этих
посланиях речь шла фактически о нем самом, а возвышенные рассуждения не
имели никакого отношения к ее поэзии. "Возможно, все большие поэты таковы",
- подвела Ахматова итог. Конечно, те, кого Пастернак удостаивал своими
похвалами, испытывали счастье, не ведая о своем заблуждении. Он был щедрой
души человек, но в действительности почти не интересовался творчеством
других. Безусловно, он читал Шекспира, Гете, французских символистов,
Рильке, возможно, Пруста, но "никого из нас". Анна Андреевна призналась, что
ей ежедневно недостает Пастернака; они никогда не были влюблены друг в
друга, но их связывала глубокая любовь, и этого не могла вынести супруга
поэта.
Потом Ахматова заговорила о "глухих" годах - с середины двадцатых до
конца тридцатых, - когда она официально не значилась среди советских
литераторов и даже не занималась переводами. В тот период она проводила
много времени за чтением русских классиков: прежде всего Пушкина, а также
Одоевского, Лермонтова, Баратынского. Она считала "Осень" Баратынского
гениальным произведением. Недавно она перечитала Велимира Хлебникова -
безумно, но блестяще. Я спросил ее, не собирается ли она написать
комментарии к "Поэме без героя", ведь читатели, мало знающие о ее жизни, не
смогут понять всех намеков и аллегорий - зачем же заставлять их блуждать в
потемках? Ахматова ответила, что описанный ею мир уже исчез и поэма тоже
обречена на гибель - она будет похоронена вместе с ней самой и ее столетием.
Она написана не для вечности и даже не для потомства. Единственное, что
имеет значение для поэтов, - это прошлое, а более всего - детство, которое
они стремятся воспроизвести и заново пережить. Пророчества, предсказания и
вообще взгляд поэта, устремленный в туманное будущее, - все это, включая
даже прекрасное послание Пушкина Чаадаеву, она презирала и считала ненужной
позой и пустой риторикой.
Она знала, что ей немного осталось жить: доктора не скрывали, что ее
сердце долго не выдержит, и она смиренно ждала конца. Она глубоко ненавидела
саму мысль, что ее могут жалеть. Она, познавшая страшные удары судьбы и
глубокое горе, требовала от друзей обещания никогда не жалеть ее, а если они
в какой-то момент невольно испытывали это чувство, то должны были немедленно
его подавить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20