Принятие коллективистическим обществом единой цели закрывает дорогу к признанию им сколько-нибудь существенной автономии своих индивидов: каждый из них, как и общество в целом, ставится на службу выдвинутой цели. Индивидуалистическое общество делает цели индивидов и их групп своими целями и выводит общественную цель как равнодействующую всех частных целей. «Различные виды коллективизма, коммунизма, фашизма и пр., – пишет Хайек, – расходятся в определении природы той единой цели, которой должны направляться все усилия общества. Но все они расходятся с либерализмом и индивидуализмом в том, что стремятся организовать общество в целом и все его ресурсы в подчинении одной конечной цели и отказываются признавать какие бы то ни было сферы автономии, в которых индивид и его воля являются конечной целью». Чем радикальнее стоящая перед обществом цель, чем большие усилия она требует для своей реализации, тем уже автономия, которую общество предоставляет своим индивидам.
Общество, ориентированное на глобальную цель и вынужденное ради этого мобилизовать все свои ресурсы, отрицательно относится к частной собственности, способной уклоняться от осуществления общего плана. Такое общество ограничивает семью, способную уводить человека от служения глобальной цели. Оно вводит единую идеологию, обосновывающую принятую цель и оправдывающую те жертвы, которые приносятся ради нее. Оно настаивает на единообразии взглядов своих индивидов и резко ограничивает критику в адрес цели и поддерживающей ее идеологии. Оно прибегает к насилию в отношении инакомыслящих и несогласных, отождествляет общество с государством и придает последнему неограниченную власть и т. д. Коллективизм означает не просто подчинение высшей власти, а подчинение высшей цели. Само государство представляет собой только средство реализации такой цели.
Характерным примером попыток если не уничтожить, то хотя бы радикально ограничить собственность и семью является отношение к этим социальным институтам коммунистического общества. Теория коммунизма противопоставляет структурным социальным отношениям людей (отношениям по ролям, статусам и должностям) коммуни-тарные их отношения (отношения целостных, равных во всех смыслах людей). Коммунизм – это общество, в котором люди должны быть связаны исключительно или по преимуществу коммунитарными отношениями. Структурные отношения при коммунизме должны носить временный и неустойчивый характер. Поскольку собственность и структура неразрывно связаны, попытка полностью вытеснить структурные отношения из социальной жизни автоматически означает устранение собственности и связанных с нею различий людей. Общая идея, что при полном коммунизме, представляющем собой торжество коммунитарных отношений над структурными, нет места собственности, ясна. В коммунистическом обществе, как и в небесном раю, частной собственности не может быть. Гораздо сложнее, однако, вопрос о том, как постепенно, начиная уже с нынешнего несовершенного общества, избавляться от собственности и шаг за шагом обеспечивать пространство, необходимое для разворачивания несовместимых с нею коммунитарных отношений. Постоянные споры, шедшие в социалистическом (предкоммунистическом) обществе по поводу различия между частной собственностью и личной собственностью его граждан, хорошо показывают, что удовлетворительного ответа на этот вопрос не было дано.
Неясность той границы, на которой следует останавливаться в каждое конкретное время, двигаясь по трудному пути полного отказа от собственности, хорошо иллюстрируют размышления Мохандаса Карамчанда Ганди. Отказу от собственности он противопоставляет уравновешенность, призванную сдерживать радикальное, скоропалительное отречение от всякой собственности. «Такие слова, как „апариграха“ (отказ от собственности, нестяжательство) и „самабхава“ (уравновешенность), всецело завладели моим вниманием, – пишет Ганди. – Как воспитать и сохранить эту уравновешенность – вот в чем проблема. Разве можно одинаково относиться к оскорбляющим вас наглым и продажным чиновникам, к вчерашним соратникам, затеявшим бессмысленный спор, и к людям, которые всегда хорошо относились к вам? Разве можно отказаться от владения собственностью? Не является ли само наше тело собственностью? А жена и дети – тоже собственность? Должен ли я уничтожить все свои шкафы с книгами? Должен ли я отдать все, что имею, и идти по стопам бога? Сразу же был найден ответ: я не могу идти по его стопам, если откажусь от всего, что имею». В конце концов Ганди пришел к идее, что, но сути, учение об отказе от собственности означает, что тот, кто желает спасения, «должен действовать подобно доверенному лицу, которое, хотя и распоряжается большим имуществом, не считает ни одной его части своей собственностью». Сделав такое заключение, Ганди аннулировал свой страховой полис, поскольку был уверен, что «бог, создавший мою жену и детей, как и меня, позаботится о них». Идея Ганди совпадает с тем выводом, к которому склонилась в средние века католическая церковь по вопросу о францисканской нищете: было проведено юридическое различение между владением и использованием (доверительной собственностью): можно иметь в своем пользовании какую угодно собственность, но нельзя владеть ею. Это решение, приемлемое в умеренно коллективистическом обществе, неприемлемо, однако, в радикально коллективистическом коммунистическом обществе. Коммунизм и собственность несовместимы, и постепенное продвижение к коммунизму – это последовательное и все более радикальное лишение собственности. Негативное отношение коммунистического общества к собственности означает, что в этом обществе нет почвы для любви к богатству, столь распространенной и устойчивой в индивидуалистическом обществе. И дело здесь не столько в административных и иных запретах, касающихся больших состояний, сколько в неприятии богатства самой общественной психологией коммунистического общества, которая относится к желанию человека стать богатым крайне настороженно. Всякий, кто хотя бы немного поднимается над обычным для этого общества уровнем жизни, вызывает у окружающих подозрение и неприязнь. Равенство, являющееся ведущим принципом данного общества, – это прежде всего равенство в собственности, причем уровень, на который следует равняться всем, должен быть едва ли не минимальным.
Не только Маркс, но и другие крупные мыслители XIX и XX вв. выдвигали гипотезу более или менее скорого исчезновения семьи. Одни об этом сожалели, другие радостно торопили данный процесс. «Однако семья не только не исчезла, – пишет А. Бургьер, – она часто является единственным несокрушимым оплотом, который оказывает сопротивление давлению извне (сопротивление пролетариата капиталистической эксплуатации, сопротивление давлению тоталитарного государства). Возможно, это одно из противоречий нашего времени… Отчизна, церковь, государство превратились в лишенных смысла чудовищ, пустозвонная речь которых только и делает, что отсылает личность к самой себе. Остается только одна религия (в первоначальном смысле этого слова), способная соединить личность с прошлым, а ее поступки – с поступками уже совершенными и запавшими в память с детства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177