Для них характерны две основные формы страха – страх перед «поворотом к самому себе», перед собственным существованием, с сопутствующей ему боязнью утраты, и страх быть оставленным, страх одиночества, четко отличимый от противоположного страха шизоидов перед близостью и самоотдачей. Отстраняясь от собственного существования, от индивидуального, они оценивают себя с чувством вины и по мере развития личности все более и более ориентируются на внешние объекты. Вероятно, готовность к возникновению чувства вины у депрессивных личностей связана с тем, что они испытывают потребность отстраниться от чрезмерных для них требований жизни, которым они не могут в полной мере соответствовать. Постараемся обобщить картину проявлений депрессивной личностной структуры. Когда человек уклоняется от индивидуального, то это переживается им как усиление самоотдачи, и, как следствие этого, мы видим соответствующую переоценку других и недооценку самого себя. Позитивной составляющей такого отказа от собственного "Я" является линия понимающего сочувствия, сопереживания, сострадания. Возможность глубокого понимания чуждого, способность поставить себя в положение другого поначалу также может носить весьма позитивный характер. По сути говоря, депрессивные личности так неотвязно идентифицируют себя с другими, что уже не возвращаются к самим себе, а полностью становятся на чужую точку зрения, становясь как бы отражением, «эхом» других людей, неправильно истолковывая христианскую заповедь «возлюби ближнего, как самого себя» как «люби ближнего больше самого себя». Такие установки в большинстве случаев с готовностью используются окружающими. Депрессивные личности предполагают, что другие имеют такие же жизненные позиции, как и они, что другие так же внимательны, предупредительны, полны сочувствия и готовы приспособиться к ним. Однако мы должны констатировать, что большинство людей намного эгоистичнее и напористее, чем депрессивные личности, и поэтому часто добиваются больших успехов. Именно на этом основана критическая позиция, описанная нами выше и касающаяся необходимости морализации как такой идеологии депрессивных личностей, которая перерабатывает зависть и осознается как моральное превосходство в качестве утешения. Нет лучшего способа отказаться от связанных с завистью желаний, чем присоединиться к таким коллективным или религиозным идеалам, которые соответствуют требованиям христианства. Идеология депрессивных личностей, как, впрочем, всякая идеология, с трудом поддается коррекции. Это тем более затруднительно, что их самоотречение и психологическая переработка зависти приводят к такому моральному удовлетворению, что они неоднократно совершают то, что другие осуждают или от чего другие отказываются. К этому нужно добавить, что депрессивные личности не способны усвоить некоторые новые фор мы общественного поведения и искусства – им недостает жизненной гибкости – и предпочитают оставаться в рамках традиционных форм. Они оказываются в силках собственной идеологии и не могут преодолеть свою слабость из-за страха. Способность к истинному сублимированию, которая выражена в приведенной выше цитате из Гете, для них редка; идеология скромности и смирения не дает выхода зависти, и они переполняются горечью от несправедливости жизни. Повседневность депрессивных личностей заполнена банальными, малозначительными ситуациями, в которых проявляются их невротические расстройства и которые еще более их углубляют; однако они оставляют без внимания многое другое, и весьма существенное. Идут ли они в гости или принимают гостей у себя, депрессивные личности всегда ощущают повышенную ответственность за удачное содержание беседы. Они испытывают чувство малоценности или вины, если приглашение не соответствует их желаниям или намерениям, и их болезненные усилия быть естественными и раскованными никогда не производят впечатления легкости. Им даже в голову не приходит, что другие могут взять на себя часть их обязанностей и что счастье вообще может быть им доступно, ведь за счастьем всегда скрывается столько ответственности! Они оказываются в роли пациентов в результате мучительной, непереносимой для них ситуации, когда они предполагают, что друг завел новое знакомство; при этом они не могут ничего сделать и лишь тревожатся о том, чтобы, коль уже состоялось новое знакомство, оно подходило их другу. Если они идут на концерт, то не могут получить полного удовлетворения, так как одновременно идентифицируют себя с исполнителем и с публикой и испытывают двойной страх – от того, что исполнитель может разочаровать публику, и от того, что он может быть разочарован недостаточно благодарной и скупой на аплодисменты публикой. В сущности, они никогда не ведут себя самостоятельно, занимая удивительную промежуточную позицию между собой и другими, подсознательно возвращаясь в ту ситуацию раннего периода их созревания, когда человек чувствует себя в единстве со своим окружением, довольствуясь ощущением любви и безопасности, которое ему дают окружающие, и не предпринимая усилий для того, чтобы самому играть какую-либо роль в этом процессе. Испытываемое ими ощущение зыбкости существования на самом деле связано с тем, что эта личность передана «на хранение» другим в противоположность тому, что переживают шизоиды, чье осознание собственной несостоятельности проистекает из стремления ограничить контакты. При депрессии кажущееся проявление "Я" в действительности является выражением привязанности к другу, который за все несет ответственность; это некая противоположность мании величия; действия личности исходят из недостаточности "Я", вследствие чего других любят больше, чем самого себя. Становится понятно, что подсознательная, а потому не сопровождающаяся переживанием вины, самозащита от повышенных требований к самому себе, которые не могут компенсировать посторонние, может возникать в форме соматических симптомов. Неспособность к самостоятельному существованию неизбежно приводит к потребности ненавидеть из-за зависти, бессилия и горечи от того, что их «используют». Так как эти чувства вызывают переживание виновности, возможным спасением от них является развитие идеологии скромности, смирения, миролюбия, самоотверженности, которые, как верят депрессивные личности, приносят покой – однако этот покой несет в себе опасность, так как за ним скрываются накопившиеся аффекты. Достойна особого изучения история христианства, именующего себя религией любви; она запечатлела многочисленные проявления ненависти, жестокости и войны. Если христианская идеология связана со смирением, то почему это выражается в использовании церковью политики силы, в сферу влияния которой вовлекаются даже несовершеннолетние верующие или те, кому за смирение обещают соответствующее вознаграждение? Накопление ненависти и зависти санкционирует развитие «легитимной» нетерпимости к людям другой веры или отрекшимся от веры, нетерпимости, так ярко проявившейся в сожжении ведьм и преследовании еретиков во времена инквизиции, способствовавших утолению садизма. Каждая идеология становится опасной, если она, абсолютизируется и становится источником примитивных инстинктов или пытается искоренить инакомыслие, если она постулирует безопасность как изоляцию от других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71