Они искренне пожали друг другу руки.
— А вы, дон Руис? — обратился дон Порфирио к молодому человеку. — Вы что хотите делать?
— Я? Разве я теперь не сын ваш? Я не оставлю вас.
— Прекрасно, я в этом был уверен, дитя мое, и очень счастлив иметь вас подле себя! Мужайтесь, господа! Нашему врагу еще далеко до победы. С Божьей помощью мы обратим этот триумф в поражение.
Через час все охотники и стрелки выезжали опять по Марфильскому ущелью в Тубак.
Донью Энкарнасьон с дочерью сопровождал сильный отряд, который до восхода солнца въехал в пресидио и опять расположился на главной площади.
ГЛАВА IX. Масса дурных известий
Мексика, кажется, единственная страна в мире, где самые алчные стремления увенчиваются успехом. Постоянная анархия сделала то, что здесь все возможно; чем безумнее предприятие, тем более шансов на удачу; с энергией и золотом здесь всего можно добиться, какова бы ни была намеченная цель. Планы дона Мануэля де Линареса, которые во Франции сочли бы чудовищными, и автора их запрятали бы в темницу, в Мексике никого даже не удивляли. Напротив, их находили заманчивыми; у дона Мануэля являлись ревностные сторонники, готовые поддержать и защитить его, рискуя всем.
Какова бы ни была репутация дона Мануэля де Линарес, но это был богач, или, по крайней мере, слыл за такового: золото сыпалось в изобилии из его рук; уже одного этого было достаточно, чтобы он приобрел себе массу друзей. Кроме того, в Соноре и других соседних штатах почти не было войск, а те, которые еще оставались там, легко было купить. В силу всего этого повсеместное восстание произошло без единого выстрела. Довольно было нескольких часов, чтобы все, соединившись, признали власть смелого злоумышленника. Жители по привычке отнеслись к этому факту вполне равнодушно: в общем, им было решительно все равно, будет ли у них губернатором дон Порфирио Сандос или же дон Мануэль Линарес; они знали, что как в том, так и в другом случае, им придется платить громадные налоги. В Мексике, справедливо можно сказать, чем более происходит перемен, тем прочнее старые порядки.
После восстания прошло две недели. Дело было вечером, пробило десять часов. В городе Уресе, расположенном на индейской границе, дул сильный ветер, так называемый кордонасо , которого все страшились вследствие опустошений, производимых им всюду, где он появлялся. Эти кордонасос берут свое начало в Кордильерах и являются настоящим бичом для стран, в которых они свирепствуют.
Дождь лил как из ведра; небо время от времени разрывали зловещие зигзаги молний; раскаты грома раздавались несмолкаемым эхом в пещерах и горах. Город казался вымершим; на улицах не было ни души; все дома заперты и свет всюду загашен; только в одном месте, точно на маяке, виднелся огонек, блестевший из окна дворца, находящегося на главной площади. Это было окно рабочего кабинета, с роскошной обстановкой, в котором сидели два человека; перед ними стоял огромный стол, покрытый зеленой скатертью и заваленный книгами, бумагами и журналами.
То были дон Мануэль и его друг, дон Кристобаль Паломбо. Дон Кристобаль был в дорожном костюме.
Оба друга казались озабоченными и мрачными. Их разговор, без сомнения, весьма интересный, происходил вполголоса, точно они боялись, что чье-либо нескромное ухо подслушает их.
— Десять часов, а никого еще нет! — сказал с досадой дон Мануэль.
— Разве вы кого-нибудь ждете?
— Конечно, я сижу без известий целых три недели, я ничего не знаю, а потому вынужден бездействовать; с часу на час я ожидаю курьера.
— Погода скверная; дороги теперь непроходимы. А откуда вы ждете вестника, из Синалоа, или из Аризоны?
— Нет, не из этих штатов; там у нас верные друзья, на которых можно положиться.
— Я это знаю, но знаю также и то, что никогда нельзя продавать шкуру медведя раньше, чем убьешь его. Откуда же этот вестник?
— Из Марфильского ущелья.
— О-о! Там враг силен, сам дон Порфирио!
— Это правда; но наши люди испытанные и под командой дона Бальдомеро де Карденаса.
— Да, такой командир чего-нибудь да стоит: дон Бальдомеро не только храбр, но и хитер, как краснокожий. Но что вы затеяли?
— Я приказал похитить у дона Порфирио его жену и дочь.
— От души желаю вам успеха; может быть, вы получите теперь более приятные известия, чем те, которые я вам привез.
— Да, я просто теряю голову в этом деле. Итак, вы ничего не нашли?
— Ровно ничего, кроме того куска кружев, о котором я вам говорил.
— И у вас были верные люди?
— Десять прекрасных охотников, самых смелых и ловких.
— И они не могли добраться до трупа?
— Мы все испробовали, но это оказалось невозможным.
— Как это странно!
— Что могло заставить бедную девушку решится на такую ужасную смерть?
Дон Мануэль покачал головой.
— Вы знаете, почему она покончила самоубийством?
— Ничего не знаю! — ответил он сердито.
— Что же вы качаете головой?
— Потому что я убежден, что она осталась жива.
— Кто, донья Санта?
— Да, я готов поклясться в этом!
— Вы, кажется, сошли с ума, милый друг, ведь я же видел ее труп!
— А кто докажет, что это был труп доньи Санты?
— А чей же еще?
— Вот видите, вы сами не уверены.
— Однако…
— Вы не уверены, говорю я! Положим, вы видели туловище, это туловище было одето в платье доньи Санты, я согласен с вами; но рассмотрели ли вы черты лица?
— Вы сами знаете, как велико расстояние.
— Но вы сами говорили мне, что вам показалось неестественным, что донья Санта, бросаясь со стены, могла попасть туда, где лежит так сказать, ее труп. Говорили вы это или нет?
— Я вам еще раз повторяю мои слова, дорогой дон Мануэль: «Почти невозможная вещь». Но все-таки она упала туда.
— Дон Кристобаль, знаете, что мои предчувствия редко обманывают меня. Я утверждаю, что донья Санта жива и что исклеванный труп, виденный вами, не ее.
— Положи, что это так, но ради чего такая комедия?
— Чтобы ввести нас в обман; донья Санта или сама скрылась с асиенды, или же ее похитили.
— Но кто? Ведь ее никто не мог видеть при той страже, которая ее охраняла. Не через стену же она прошла.
— Очень может быть.
— О! Дон Мануэль, вы меня считаете за дурака!
— Нисколько, мой милый друг; это дело весьма важно, и если хотите знать правду, я боюсь!
— Боитесь, вы?!
— Да, мой друг; согласитесь, что тут какая то необъяснимая тайна.
— Да, действительно.
— При тех обстоятельствах, в которых мы находимся, меня беспокоит все, что принимает таинственный оборот, я боюсь всего необъяснимого, я дрожу не за одного себя, а за всех нас.
— Вы начинаете создавать себе химеры; какое особенное значение может для нас иметь исчезновение этой девушки? Чего нам бояться ее, даже если она осталась жива?
Дон Мануэль горько усмехнулся.
— Вы слепы, дон Кристобаль, или же вы умышленно не понимаете!
— Я? О! Клянусь вам!
— В таком случае, вы, значит, не потрудились подумать, какие будут последствия этого невероятного бегства; вы не допускаете, что донья Санта не могла пройти сквозь стены асиенды, а равно не могла сама перепрыгнуть все рвы, опустить подъемные мосты без того, чтобы не увидели сторожа. Но это не все: выйдя с асиенды, она очутилась бы одна, в пустыне, пешком, без денег, вдали от всякого жилища. Не зная дороги и будучи слишком слабой, она не могла бы добраться до первого мексиканского поселка.
— Все ваши доводы, дон Мануэль, в высшей степени логичны;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45