Когда станица располагалась еще на старом месте, здесь были базы для скота. Курени простые, рубленые. Дворы огорожены плетнями. Школа размещалась в обыкновенном флигеле. В западной части станицы, где селились богачи, постройки отличались добротностью. Здесь размещались административные здания, магазины, учебные заведения. В одной из гимназий пришлось два года учиться и Филиппу Миронову. Потом эту гимназию закрыли. Поводом послужил юный бунтарь с берегов Дона Василий Генералов, казак станицы Потемкинской области Войска Донского. Он состоял членом террористической фракции «Народной воли», в которую, помимо него, входили А. И. Ульянов, В. С. Осипанов, П. И. Андреюшкин, П. Я. Шевырев. За покушение на царя Александра III все они были казнены 8 мая 1887 года. А гимназии на Дону по высочайшему повелению были закрыты с целью ограничения доступа к образованию детям простых казаков, которые «учение свое превращают во зло существующему монаршему строю». Заветной мечтой Александра III было основать город, где-нибудь в глухом месте и ссылать туда инакомыслящих. Причем охранять этот город поручить казакам... Благодаря природным способностям Миронов поступил в Новочеркасское юнкерское казачье училище – по второму разряду, как сын рядового, нетитулованного казака. В первый принимали детей казачьей знати. Но окончил он по первому разряду, и ему было присвоено офицерское звание.
Офицер... Филька Миронов – офицер?.. Блестящий кавалерист?.. Дворянин?.. Да было ли все это на самом деле?.. Было!.. Было!.. Даже командармом был Филька Миронов. Командармом?! Ужас!.. И – в тюрьме?! Неправда!..
– Неправда!.. – закричал диким голосом Миронов и сразу же пришел в себя. Уткнулся лицом в серое казенное одеяло и по-волчьи завыл.
22
Загремел засов железной двери – Миронов краем уха услышал скрежет, сразу же замолк. Когда надзиратель заглянул в камеру, то увидел мирно лежавшего на колченогом топчане арестанта. Буркнув что-то невнятное, он прихлопнул дверь и повернул ключ в замке.
Арестант может спокойно предаваться своим размышлениям...
– Не могу... Не могу теперь взобраться в «орлиное гнездо». Не могу. Стар стал. Тяжел. Не могу. Обидно... – Миронову почему-то вдруг стало невыносимо больно, что он не сможет именно из-за своего возраста вскарабкаться на скалу и посидеть там в одиночестве. Полюбоваться Доном, девственно-пыреистыми лугами и косяками коней, гулявшими на просторе. Полыханием грив, куда вплетались то солнце, то луна с ветром и звездами... Но почему-то Миронов, вспоминая прожитое, все время только о себе и думает, о своей боли, своих переживаниях? Или это свойство человека такое – всегда во всем находить оправдание своим поступкам, придумывать щадящий режим своего поведения? Ведь поначалу сказал же самому себе, что надо вспомнить все и найти, даже в мелочах, ошибки, из-за которых пришлось командарму легендарной Второй Конной армии поселиться в каземате.
А получается так, что он, Миронов, считает себя праведником, что ли. И не все припоминает. Только своп обиды. Сам-то наносил их другим?.. Вспомнил он хотя бы раз Стешу?.. Стешу?.. Это какую же... Стешу?.. Вот видишь, даже имя выпало из головы. И опять же оправдание находишь для себя – мол, потому что в сердце поселилась другая. А та, стало быть, из памяти вычеркнута? Ну, чтобы сказать, вычеркнута совсем, этого он не может. Тогда как понимать забывчивость?.. Ей, Стеше, не обидно?.. Первая любовь... Всю жизнь на него положила. Детей нарожала, выкормила. Перенесла трагическую гибель сына... Дочери... И в конце концов стала немила, и даже имя запамятовано?.. Да не забыл он ничего, просто в смятении не мог вспомнить, о ком речь заводится... А может быть, правду сказала подружка одной гимназистки, которая была влюблена в Миронова, что он «искал идеал женской красоты...»? Конечно, неплохое, даже очень соблазнительное свойство мужчины искать этот самый идеал. Но, наверное, при этом нельзя наступать безжалостно на тела других, давить их и с кровоточащими ранами оставлять без помощи. Разве он всю жизнь не помогал семье, Стеше? Как чем? Не пил, не бил, деньги регулярно высылал? Разве только это и нужно женщине от любимого мужчины? Разве он это обещал, когда впервые повстречал Стешу?.. Но ведь сердцу не прикажешь!.. Конечно, Стеша выпита, как говорится, до дна – дети, пеленки, постирушки, дом, куры, свиньи, коровы... А эта – юная, упругая, интеллигентная, городская... Восемнадцать лет... И сама пришла и стыдливо призналась, что любит нелюдимого, сурового командарма, донского казака.
А если это, быть может, был его звездный час и он увидел «небо в алмазах»?.. То мгновенье жизни, за которым открывается завеса, ведущая к счастью. Смысл всех его желаний. Смысл бытия – ради чего живешь: ради страдания и восторга? Что не уйдет он весь из этого мира... Понять можно, но оправдать?.. Да не нуждается он ни в чьем оправдании! Гордый?..
Если все, кто его винит или собирается упрекать, такие уж умные и проницательные, то пусть объяснят, что такое любовь или, по крайней мере, влечение к юному существу? Когда в очередной раз убежишь от смерти и возвернешься к жизни, встретишь детски-пугливые, счастливые глаза Нади-Надюши... И ее невесомые, ласковые руки, напоенные желанием... Надо эти руки сбросить с усталых и пропахших кровью и потом плеч? Наверное, для этого просто не хватит сил... Объясните. А потом вините...
...Она обвила его жесткую загорелую шею так, словно никогда не думала выпускать из своих объятий... Ощущать ее тело, вдыхать запах кожи – когда даже время теряет смысл. Остается глубина, восторг, легкость. И единое целое. Значит, они созданы друг для друга. Кто найдет точную половинку плода, тому уготовано на земле блаженство... Пока он человек из плоти и крови, он принадлежит ей и никому больше. Она горит, трепещет под его телом – и в этом суть бытия: мук, тревог, восторга... А все остальное уходит прочь. Его нет! Есть только – юность. И в ней весь смысл...
Правда, однажды на глаза попались отрезвляющие слова Сенеки: «Наслаждение стоит на краю откоса и скатится к страданию, если не соблюдать меру». Миронов, тогда грустно улыбнувшись, признал, что меры он не соблюдал, просто не мог, и потому убийственному страданию подверг и свою любящую жену Стешу, и детей. Но наяву рядом была Надя-Надюша, и все ей: влечение тела, ума, души... И не было силы, которая могла бы погасить этот источник счастья...
Русско-японская война... Империалистическая... Гражданская... Не дни-месяцы в бою, а ровно девять долгих смертельных лет с шашкой наголо. Наверное, кому-то легче бы один раз умереть, чем столько лет погибать и снова воскрешать себя... Ординарец командарма Миронова Иван Львович вспоминал: «К концу гражданской войны Филипп Козьмич уже не разговаривал, как все обыкновенные люди, а кричал... Будто все время команды отдавал. Или в атаку звал. Голос грубый, резкий».
Понять Миронова, конечно, можно... Но все-таки придется вспомнить: ведь со Стешей прожита долгая совместная жизнь – целых двадцать лет. Сын Никодим. Дочь Валентина. Клавдия. Мария. Сын Артимон. А сама юная монашка Стеша, Степанида Петровна, ей же ведь тоже было даже не восемнадцать, как Надюше, а всего-навсего пятнадцать... По сути дела, еще ребенок, и она уже была монашка? Да-да, монашка того самого Усть-Медведицкого Преображенского девичьего монастыря, золотые кресты которого ранними утрами провожали в степь пастушонка Фильку Миронова, а вечером встречали его и, кажется, хоть самую малость, а пугали своей божественной тайной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126