— Что-нибудь случилось, Салли?
— Я хотела спросить… — Она робко замолкла. — Как вы думаете, мне уже можно замуж?
— Замуж? — Он в растерянности выпрямился. — Вот уж не знаю. Салли, а сколько тебе лет?
— Шестнадцать, почти уже семнадцать.
— Маловато, — покачал головой Килкенни, — но я слышал, Ма Хэтфилд говорила, что она вышла замуж в шестнадцать. В Кентукки и Вирджинии многие девушки выходят замуж в этом возрасте. А в чем дело?
— Мне кажется, я хочу выйти замуж, — сказала Салли. — Ма Хэтфилд велела мне спросить вас. Она сказала, что вы были лучшим другом папы и теперь вроде как мой опекун.
— Я? — удивился он. — Я как-то об этом никогда не думал. А за кого же ты собралась замуж?
— За Барта. За мистера Бартрама.
— Ты его любишь? — Он вдруг почувствовал себя очень старым. Глядя на Салли, стоявшую перед ним так робко нетерпеливо, он остро ощутил свое одиночество и одновременно небывалую нежность.
— Да, очень.
— Что ж, Салли, — сказал он, — я полагаю, что могу быть тебе опекуном; мы с Моффитом смотрели на многие вещи одинаково. Он бы все сделал, чтобы тебе было хорошо. Если ты любишь Барта, а он любит тебя, то, мне кажется, говорить больше не о чем, потому что человек он добрый и прямой. Как только окончится эта заварушка, он, наверное, сделает тебе предложение. И ты можешь сказать ему «да».
Она повернулась, собираясь бежать обратно.
— Салли? — Она остановилась. — Салли, запомни одну вещь. Барт будет расти. Он не всегда останется таким, как сейчас. И если ты выйдешь за него замуж и захочешь быть счастливой, тебе придется расти вместе с ним. Я вижу в Барте многое. Он на правильном пути. И тебе придется расти вместе с ним, чтобы быть достойной его.
— О, я буду, буду расти!
И она убежала вприпрыжку.
Некоторое время Килкенни стоял, положив руки на луку седла. Потом поставил ногу в стремя и перекинул другую через круп лошади..
— Да, Лэнс Килкенни, такого ты не ожидал! Чтобы у тебя спрашивали разрешения выйти замуж! Теперь осталось только побывать посаженым отцом!
Он направил лошадь по тропе. Люди умирали. Люди строили себе дома. Вот теперь Салли и Барт собираются пожениться. Такая это страна, такие здесь люди. У них хватает сил жить здесь, вынося все невзгоды. У них простые вкусы и простые добродетели, но именно они являются становым хребтом этой страны, а не столичные говоруны, гордившиеся своим красноречием.
Серая лошадка, на которой он ехал, ступала легко и уверенно. Он шепотом разговаривал с ней, и она дергала ухом, прислушиваясь. Это была хорошая лошадь, спокойная, с ровным шагом.
Килкенни подъехал к Седару в темноте, озаряемый лишь звездами в небе, и вдруг натянул поводья, почувствовав что-то недоброе. Серая лошадка прижала уши и раздула ноздри, принюхиваясь. В воздухе пахло дымом, тревогой и неблагополучием. Он глядел вниз, на город, но видел только смутные силуэты — ни одного освещенного окна. Что-то изменилось, что-то было не так.
Килкенни шагом пустил лошадь вперед, придерживаясь пыльных и песчаных участков дороги, чтобы производить меньше шума. Черные тени зданий приблизились, усилился запах дыма.
«Мекка» исчезла! На ее месте виднелась груда обугленных бревен.
Что произошло? Несчастный случай? Нет… что-то другое. За дверями и окнами домов Килкенни ощущал напряженность и движение. Город лишь притворялся спящим.
Держась в тени конюшни, Килкенни двинулся вперед. Из лавки Лезерса падал слабый свет, но в «Хрустальном дворце» было темно. Старательно придерживаясь самой густой тени, он подошел к задней двери «Дворца», оставив лошадь под деревьями у заброшенного соседнего дома.
Он уже собирался выйти из тени деревьев, когда какое-то движение заставило его замереть на месте.
Впереди, не замечая его, двигался рослый человек. Вот он остановился, и Килкенни узнал его. Кэйн Брокмэн!
Следя за ним, Килкенни невольно восхищался его невероятной бесшумностью. Кэйн подошел к двери, поработал над замком и скрылся внутри!
Килкенни одним бесшумным рывком пересек оставшееся пространство и скользнул в дверь следом за Брокмэном. Оказавшись внутри, он прижался к стене — не хочется быть мишенью, если тот начнет стрелять.
Килкенни слышал впереди шаги великана и на цыпочках шел за ним.
Что здесь нужно Брокмэну? Неужто он пришел за Ритой? А может, он надеется застать здесь его, Килкенни? Захватить врасплох?
Килкенни прошел по коридору, закрыл за собой дверь и потерял Брокмэна в кромешной темноте. Вдруг впереди приоткрылась дверь и мелькнул свет свечи. Там стояла Рита в костюме для верховой езды.
— Это ты, Лэнс? Это я тебя только что слышала?
— Нет, не меня, — громко ответил Килкенни. — Это Кэйн Брокмэн. Он здесь.
От темноты отделилась тень, и Кэйн Брокмэн сказал:
— Да уж, будьте уверены.
Кэйн подошел к ним, лавируя между карточных столов, и остановился футах в пятнадцати. На всех окнах были спущены тяжелые занавеси, не пропускавшие наружу ни лучика света. Зала освещалась лишь пламенем единственной свечи. Проживи Лэнс Килкенни еще хоть тысячу лет, он никогда не сможет забыть этого мгновения.
Перед ним стоял Брокмэн — огромный, зловещий, неуязвимый.
Большая прямоугольная зала вся была заставлена столами и стульями, — кроме бара и площадки для танцев, на которой они сейчас встретились. Взгляд Килкенни отметил медные пепельницы, упавшие карты, разбросанные фишки для покера, окурки и стаканы, дожидавшиеся утренней уборки.
С трех сторон над залой нависал балкон с занавешенными ложами.
И мерцала лишь одна высокая свеча. И стояла Рита, с собранными на затылке черными волосами и огромными бездонными глазами.
А прямо перед ним — Кэйн Брокмэн: черная шляпа сдвинута на затылок, бычья шея едва выступает из могучих плеч, из-под расстегнутой клетчатой рубашки видна волосатая грудь, бедра перекрещены оружейными ремнями, за которые он заткнул большие пальцы рук над самыми рукоятками револьверов.
Его небритое широкое лицо масляно поблескивало. Он стоял, широко расставив ноги в сапогах, которые казались непропорционально маленькими для такого великана.
— Все в порядке, — сказал он. — Я здесь, Килкенни.
Килкенни медленно, глубоко вздохнул. Его захлестнула странная волна — что-то вроде безнадежности. Он должен убить этого человека. Он мог его убить и знал это. Но зачем?
Кэйв Брокмэн пришел убить его, потому что таков был его кодекс чести, потому что оборвался один из его якорей — брат Эйбел.
В этот миг Килкенни увидел Кэйна Брокмэна в новом для себя свете. Большой, простой мужчина, доверчиво следовавший за своим братом по темным дорожкам жизни. Но вот эта последняя связь оборвалась, и он стоит перед ним — одинокий, потерянный, без цели в жизни, без будущего. Он ни к чему не стремится — кроме как убить Килкенни.
Килкенни тихо заговорил:
— Кэйн, я не буду с тобой стреляться. Я не собираюсь тебя убивать. Кэйн, я не вижу в этом никакого смысла, просто чушь какая-то.
— Что ты хочешь сказать? — нахмурился Брокмэн. Это было ему непонятно. Он слишком хорошо знал Килкенни, чтобы предположить, что тот струсил.
— Не хочу я тебя убивать, Кэйн. Ты хороший мужик, ты мне просто нравишься. Вы с братом связались в Техасе с шайкой подлецов и из-за этого попали в заварушку со стрельбой. Ты нападал, мне приходилось драться. Но я не хотел этого и сейчас не хочу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49