Это было так же хорошо, как в Рождество. Грейс страстно отдавалась ему и вместе с ним дошла до экстаза. Он прижался щекой к ее макушке. Грейс принадлежит ему. Она не любит Сандерсфорда и не любила его уже давно. И хочет, чтобы их брак продолжался. И зачала от него, своего мужа, ребенка. В их доме появится детская. Комната для сына или дочери. Их общего чада, его и Грейс.
Если ребенок выживет. Если выживет Грейс. Нет, он должен отбросить такие ужасные мысли. Роды всегда таили в себе опасность, но это самый естественный процесс в мире. Зачем ожидать худшего? Зачем винить себя за то, что так беспечно сделал беременной почти сорокалетнюю женщину? Но ведь она верно сказала, что это не первый ее ребенок и что женщины старше ежедневно дают жизнь детям. Тридцать семь лет — не столь уж солидный возраст. Она — его жена. Он любит ее. Ребенок — плод их взаимной любви.
И не надо отравлять себя мыслью, что поймал Грейс в ловушку вопреки собственному желанию предоставить ей полную свободу выбора. Она должна была подозревать правду весь последний месяц, но все сомнения отпали только сегодня утром, за несколько часов до объяснения с Сандерсфордом. Грейс сказала, что не любит Гарета и не любила. Просто боялась его, боялась, что он — ее злой рок. И не ушла бы к лорду, даже если не была бы беременна.
Все это так. Грейс принадлежит ему. Она любит его, хотя никогда не говорила ему об этом, а он не спрашивал. Перри прижался щекой к ее щеке. Грейс положила руку ему на грудь и что-то пробормотала во сне.
* * *
Этель была потрясена.
— Ты уверена, Грейс? — спросила она в карете по дороге в Эбботсфорд.
— Нет. Я еду к доктору Хансону, чтобы окончательно убедиться. Но я верю, что не ошиблась. К тому же у меня по утрам возникают определенные ощущения. Не то чтобы сильная тошнота или головокружение, однако нечто очень похожее на то, что у меня было, когда я забеременела Джереми.
— Разумно ли это? — спросила Этель. — Я имею в виду…
— Ты имеешь в виду, что я старовата для родов? — Грейс слегка покраснела. — Но у Перри должны быть дети, как и у всякого мужчины. И я хочу подарить ему ребенка. Хотя бы одного. Скорее всего больше у меня не будет. Ведь прошло два года, пока я зачала. Понимаешь, я люблю мужа. И хочу от него ребенка и по чисто эгоистическим причинам, если можно так выразиться.
— Я вовсе не имела в виду… — Этель взяла Грейс за руку. — Я не хотела обидеть тебя, поверь мне. Совершенно естественно, что вы оба хотите иметь полную семью. Я рада за тебя.
И потом, всю дорогу домой, после того как они навестили обеих мисс Стэнхоп и побывали у доктора Хансона, невестка держала руку Грейс в своей и время от времени пожимала ее.
— Я так рада за тебя, Грейс, — говорила она. — Я думала об этом все утро и радовалась все больше, словно за самое себя. Значит, у тебя с Перри все хорошо, дорогая? Я так боялась… Еще этот Гарет явился сюда.
Грейс покачала головой.
— Гарет — это прошлое, — грустно улыбнулась она. — Мое глупое прошлое. Перри — вот мое настоящее, а Перри и наш ребенок — мое будущее.
— И однако Гарет был приглашен на чай?
— Да, — улыбнулась Грейс. — Я полагаю, нужно было положить конец тому, что сыграло такую большую роль в моей жизни. Мое чувство к Гарету было очень сильным, и оно дало мне Джереми. А Джереми до сих пор так же важен для меня, как Перри и наш будущий ребенок. Сегодня вечером с Гаретом все будет кончено. Я начну жить настоящим и думать о будущем.
— Будь осторожна, — с неподдельной тревогой предостерегла невестку Этель. — Ради Бога, будь осторожна! Этот человек пугает меня.
Грейс в ответ только молча улыбнулась. Этель, откинувшись на подушки сиденья, с нескрываемой тревогой понизила голос:
— Я хотела сказать тебе кое о чем еще с прошлого года. Про себя я говорила об этом много раз, но так трудно высказать все в лицо. Я чувствую себя очень виноватой. Ты знаешь, что я ненавидела тебя. Ты была такая красивая и уверенная в себе. И даже после того как родила Джереми, ты оставалась гордой, такой гордой, что я просто выходила из себя и готова была возненавидеть даже Джереми. Разумеется, на самом деле это было невозможно. Он был очень красивым и очень добрым мальчиком. Но я ревновала. И ненавидела тебя за то, что ты так много времени уделяешь Джереми и моим детям, в то время как я постоянно мучилась ужасными мигренями. Твой отец смотрел на Джереми таким любящим взглядом, когда считал, что никто его не видит.
— Все это уже забыто, — вставила Грейс, вертя кольцо у себя на пальце.
— Да, — согласилась Этель, — но это должно быть высказано, непременно должно. Потому что теперь я люблю тебя, Грейс, и считаю, что мы можем быть близкими друзьями, и не нужно недоговоренностей. Я обвиняла себя, я мучительно чувствовала свою вину после того, как ты уехала. Думала о том, что ты потеряла Джереми, потеряла Гарета, папа и Мартин отстранились от тебя. Но у меня не хватало смелости написать тебе. Я хотела — и не могла. Когда ты вдруг сообщила, что вышла замуж, а потом приняла мое приглашение посетить нас, у меня возникло только одно желание: написать тебе еще раз и попросить не приезжать. Я была донельзя смущена предстоящей встречей, боялась ее.
— Мы творим порой ужасное с нашими жизнями и жизнями окружающих, тебе не кажется? Столько лет потеряно, Этель. Но если что-то можно исправить, надо это сделать. Я могу в равной мере винить и себя за дурные отношения между нами. Я ненавидела тебя, состоящую в респектабельном браке, в то время как я была одинока, брошена с незаконным ребенком на руках. А ведь мы могли бы быть сестрами все эти годы.
— Ну что ж, — улыбнулась Этель, — попробуем наверстать упущенное время. Любопытно, как воспримет Перри ошеломительную новость? Хотела бы я видеть его лицо, Грейс, когда ты ему скажешь. Убеждена, что он будет замечательным отцом. А по опыту я знаю, что ты будешь чудесной матерью.
Они немного смущенно улыбнулись друг другу и стали смотреть в окно кареты на мелькающий мимо пейзаж. Дня на два останется неловкость после их необычного откровенного разговора, но а потом ее преодолеет тепло возникшей дружбы. И обеих согревало это доброе предчувствие.
Никто не мог объяснить, каким образом эта новость стала известна соседям, причем всем без исключения. В профессиональной этике доктора Хансона сомнений быть не могло. Он ни под каким предлогом не нарушил бы доверия пациента, а Грейс и Перигрин не поделились ни с кем, кроме ее родных и матери Перри.
Правда, миссис Хансон была дома и развлекала Этель в то время, как доктор консультировал Грейс. Видимо, она кое-что шепнула по секрету ближайшим подругам, обеим мисс Стэнхоп. Те, в свою очередь, поделились с условием полного соблюдения тайны со своей лучшей приятельницей миссис Мортон. Увы, миссис Мортон была известна всей округе как любительница посплетничать — так, самую малость, совершенно беззлобно, на нее за это даже невозможно было рассердиться. Да и что плохого в том, чтобы все порадовались интересному положению милой леди Лэмпмен?
Она немножко старовата для первого ребенка, как высказалась миссис Кортни в приватной беседе с миссис Картрайт, но ей самой уже было за тридцать, когда она рожала Сьюзен, и это оказались самые легкие роды из шести, которые ей пришлось пережить, считая и мертворожденного второго ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Если ребенок выживет. Если выживет Грейс. Нет, он должен отбросить такие ужасные мысли. Роды всегда таили в себе опасность, но это самый естественный процесс в мире. Зачем ожидать худшего? Зачем винить себя за то, что так беспечно сделал беременной почти сорокалетнюю женщину? Но ведь она верно сказала, что это не первый ее ребенок и что женщины старше ежедневно дают жизнь детям. Тридцать семь лет — не столь уж солидный возраст. Она — его жена. Он любит ее. Ребенок — плод их взаимной любви.
И не надо отравлять себя мыслью, что поймал Грейс в ловушку вопреки собственному желанию предоставить ей полную свободу выбора. Она должна была подозревать правду весь последний месяц, но все сомнения отпали только сегодня утром, за несколько часов до объяснения с Сандерсфордом. Грейс сказала, что не любит Гарета и не любила. Просто боялась его, боялась, что он — ее злой рок. И не ушла бы к лорду, даже если не была бы беременна.
Все это так. Грейс принадлежит ему. Она любит его, хотя никогда не говорила ему об этом, а он не спрашивал. Перри прижался щекой к ее щеке. Грейс положила руку ему на грудь и что-то пробормотала во сне.
* * *
Этель была потрясена.
— Ты уверена, Грейс? — спросила она в карете по дороге в Эбботсфорд.
— Нет. Я еду к доктору Хансону, чтобы окончательно убедиться. Но я верю, что не ошиблась. К тому же у меня по утрам возникают определенные ощущения. Не то чтобы сильная тошнота или головокружение, однако нечто очень похожее на то, что у меня было, когда я забеременела Джереми.
— Разумно ли это? — спросила Этель. — Я имею в виду…
— Ты имеешь в виду, что я старовата для родов? — Грейс слегка покраснела. — Но у Перри должны быть дети, как и у всякого мужчины. И я хочу подарить ему ребенка. Хотя бы одного. Скорее всего больше у меня не будет. Ведь прошло два года, пока я зачала. Понимаешь, я люблю мужа. И хочу от него ребенка и по чисто эгоистическим причинам, если можно так выразиться.
— Я вовсе не имела в виду… — Этель взяла Грейс за руку. — Я не хотела обидеть тебя, поверь мне. Совершенно естественно, что вы оба хотите иметь полную семью. Я рада за тебя.
И потом, всю дорогу домой, после того как они навестили обеих мисс Стэнхоп и побывали у доктора Хансона, невестка держала руку Грейс в своей и время от времени пожимала ее.
— Я так рада за тебя, Грейс, — говорила она. — Я думала об этом все утро и радовалась все больше, словно за самое себя. Значит, у тебя с Перри все хорошо, дорогая? Я так боялась… Еще этот Гарет явился сюда.
Грейс покачала головой.
— Гарет — это прошлое, — грустно улыбнулась она. — Мое глупое прошлое. Перри — вот мое настоящее, а Перри и наш ребенок — мое будущее.
— И однако Гарет был приглашен на чай?
— Да, — улыбнулась Грейс. — Я полагаю, нужно было положить конец тому, что сыграло такую большую роль в моей жизни. Мое чувство к Гарету было очень сильным, и оно дало мне Джереми. А Джереми до сих пор так же важен для меня, как Перри и наш будущий ребенок. Сегодня вечером с Гаретом все будет кончено. Я начну жить настоящим и думать о будущем.
— Будь осторожна, — с неподдельной тревогой предостерегла невестку Этель. — Ради Бога, будь осторожна! Этот человек пугает меня.
Грейс в ответ только молча улыбнулась. Этель, откинувшись на подушки сиденья, с нескрываемой тревогой понизила голос:
— Я хотела сказать тебе кое о чем еще с прошлого года. Про себя я говорила об этом много раз, но так трудно высказать все в лицо. Я чувствую себя очень виноватой. Ты знаешь, что я ненавидела тебя. Ты была такая красивая и уверенная в себе. И даже после того как родила Джереми, ты оставалась гордой, такой гордой, что я просто выходила из себя и готова была возненавидеть даже Джереми. Разумеется, на самом деле это было невозможно. Он был очень красивым и очень добрым мальчиком. Но я ревновала. И ненавидела тебя за то, что ты так много времени уделяешь Джереми и моим детям, в то время как я постоянно мучилась ужасными мигренями. Твой отец смотрел на Джереми таким любящим взглядом, когда считал, что никто его не видит.
— Все это уже забыто, — вставила Грейс, вертя кольцо у себя на пальце.
— Да, — согласилась Этель, — но это должно быть высказано, непременно должно. Потому что теперь я люблю тебя, Грейс, и считаю, что мы можем быть близкими друзьями, и не нужно недоговоренностей. Я обвиняла себя, я мучительно чувствовала свою вину после того, как ты уехала. Думала о том, что ты потеряла Джереми, потеряла Гарета, папа и Мартин отстранились от тебя. Но у меня не хватало смелости написать тебе. Я хотела — и не могла. Когда ты вдруг сообщила, что вышла замуж, а потом приняла мое приглашение посетить нас, у меня возникло только одно желание: написать тебе еще раз и попросить не приезжать. Я была донельзя смущена предстоящей встречей, боялась ее.
— Мы творим порой ужасное с нашими жизнями и жизнями окружающих, тебе не кажется? Столько лет потеряно, Этель. Но если что-то можно исправить, надо это сделать. Я могу в равной мере винить и себя за дурные отношения между нами. Я ненавидела тебя, состоящую в респектабельном браке, в то время как я была одинока, брошена с незаконным ребенком на руках. А ведь мы могли бы быть сестрами все эти годы.
— Ну что ж, — улыбнулась Этель, — попробуем наверстать упущенное время. Любопытно, как воспримет Перри ошеломительную новость? Хотела бы я видеть его лицо, Грейс, когда ты ему скажешь. Убеждена, что он будет замечательным отцом. А по опыту я знаю, что ты будешь чудесной матерью.
Они немного смущенно улыбнулись друг другу и стали смотреть в окно кареты на мелькающий мимо пейзаж. Дня на два останется неловкость после их необычного откровенного разговора, но а потом ее преодолеет тепло возникшей дружбы. И обеих согревало это доброе предчувствие.
Никто не мог объяснить, каким образом эта новость стала известна соседям, причем всем без исключения. В профессиональной этике доктора Хансона сомнений быть не могло. Он ни под каким предлогом не нарушил бы доверия пациента, а Грейс и Перигрин не поделились ни с кем, кроме ее родных и матери Перри.
Правда, миссис Хансон была дома и развлекала Этель в то время, как доктор консультировал Грейс. Видимо, она кое-что шепнула по секрету ближайшим подругам, обеим мисс Стэнхоп. Те, в свою очередь, поделились с условием полного соблюдения тайны со своей лучшей приятельницей миссис Мортон. Увы, миссис Мортон была известна всей округе как любительница посплетничать — так, самую малость, совершенно беззлобно, на нее за это даже невозможно было рассердиться. Да и что плохого в том, чтобы все порадовались интересному положению милой леди Лэмпмен?
Она немножко старовата для первого ребенка, как высказалась миссис Кортни в приватной беседе с миссис Картрайт, но ей самой уже было за тридцать, когда она рожала Сьюзен, и это оказались самые легкие роды из шести, которые ей пришлось пережить, считая и мертворожденного второго ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50